Моя «Правда». Большие тайны большой газеты - Владимир Губарев

И лишь спустя много лет, в самый разгар «гласности», некоторые страницы истории «Атомного проекта» удалось прочесть. Одна из них поразила меня: я узнал о реакции И.В. Курчатова на испытания водородной бомбы. Один из участников работ рассказал, что «Борода» был весь день «какой-то странный», и он неожиданно заявил: «теперь на каждой бомбе можно рисовать голубь мира».

Подтверждение столь необычному поведению Курчатова я нашел в воспоминаниях А.П. Александрова: «Он приехал после этих испытаний в состоянии довольно глубокой депрессии. Обычно это был страшно живой человек, веселый, всегда у него были какие-то идеи. Тут он был подавлен. И он мне стал об этом испытании рассказывать. Он не говорил никаких технических подробностей, все это было не то, чем я должен был заниматься. Но он сказал так: „Анатолиус (он меня называл так всегда), я теперь вижу, какую страшную вещь мы сделали. Единственное, что нас должно заботить, чтобы это дело все запретить и исключить ядерную войну“… И он мне рассказал, что в 60 километрах от того места, где производилось это испытание, тоже произошли разрушения. И когда он посмотрел на все то, что разрушилось, он понял, что человечество погибнет, если дать этому делу волю. Причем тогда была испытана не самая мощная водородная бомба. Потом было испытание еще более мощное… в два с половиной раза мощнее. Это было сильное землетрясение. Это было разрушение громадного количества зданий, техники, которая была там расставлена. Были сжарены все животные… Курчатов понимал, что мир находится на грани катастрофы…»

Именно в эти дни И.В. Курчатов понял, что главное направление развития атомной науки и техники – мирное. На испытания оружия он больше не ездил.

Но после создания и испытания бомбы в 1951 году ситуация начала постепенно меняться. Уже появились мощные реакторы для наработки плутония. Военная атомная промышленность развивалась быстро: ученые передали свой опыт и знания инженерам, и теперь они могли заняться новыми направлениями в науке – им предстояло научить атом рабочим профессиям.

– По мощности первое задание было у нас в 5 тысяч киловатт, – вспоминал А.П. Александров. – Мы начали разрабатывать в институте Атомной энергии реактор с водяным охлаждением. Это был первый реактор, который был построен в Обнинске. Мы передали его на стадии технического проекта, передали обнинцам, они уже вели его до конца. И строили эту станцию. Но мы участвовали и в ее пуске, и в наладке. Мы пустили ее в 54-м году. А в 55-м году была первая Женевская конференция по мирному использованию атомной энергии. Я туда не ездил. Я ездил на вторую. Там были представлены от Советского Союза доклады по первой атомной станции. И началось тогда паломничество. Все ездили туда смотреть, что и как…

История третья: академик Ю. Б. Харитон

Этот маленький щуплый человек (а таким он оставался всю жизнь!) был нужен Сталину и Берии, Хрущеву и Брежневу, Горбачеву и Ельцину, – всем, кто стоял во главе нашего государства. СССР, а затем и Россию, нельзя было бы называть великими, если бы не труд и подвиг Юлия Борисовича Харитона, академика, трижды Героя Социалистического Труда, лауреата Ленинской и Государственных премий, Главного конструктора и Научного руководителя создания ядерного и термоядерного оружия.

29 августа 1949 года он находился в подземном бункере вместе с И.В. Курчатовым, другими учеными и военными.

Массивная дверь бункера была приоткрыта, чтобы вспышка ядерного взрыва была видна. Когда прозвучала команда «Ноль», степь высветилась ослепительным огнем, и в открытую щель бункера ворвалось вновь рожденное солнце. Харитон бросился к двери, чтобы прикрыть ее – вскоре должна была прийти ударная волна. Но Берия схватил ученого, приподнял, крепко прижал к себе и расцеловал. Лаврентий Павлович понимал, что благодаря этому человеку он становится в глазах Сталина главной фигурой в Атомном проекте, так как выполнил поручение вождя и сделал атомную бомбу. Харитон яростно вырывался из объятий Берии. Наконец, ему это удалось, и буквально в последнее мгновение он прикрыл дверь каземата. И тут же в грохоте и реве ударная волна пронеслась над ними, уничтожая вокруг все живое.

Спустя несколько лет Берия был арестован. В обвинении было сказано не только то, что он западный шпион и диверсант, но и большой любитель женщин, что привело к заболеванию сифилисом. Физики, как известно, изрядные шутники, и академик Харитон оказался в центре их внимания. Близкие друзья теперь предупреждали, что пожимать руку Харитона опасно, так как «его целовал сифилитик».

Юлий Борисович всегда ценил шутки о себе – их было немало! – и при случае рассказывал их. Эпизод с поцелуем Берии он тоже поведал мне, когда вспоминал об испытаниях первой атомной бомбы. Однако, честно признаюсь, я так и не понял: правда это или еще один миф о Главном конструкторе.

Мне посчастливилось встречаться с Юлием Борисовичем Харитоном, провести с ним много часов рядом и в беседах, причем не только с ним, но и о нем с его коллегами и друзьями. Тот образ человека и ученого, который сложился у меня, конечно же, субъективен, но, на мой взгляд, он ближе к реальному, потому что я мог судить о человеке «со стороны», что в нашей жизни немаловажно.

Его коллеги и соратники всегда (конечно, когда это было возможно по условиям секретности) с удовольствием рассказывали о Харитоне. Каждый мой собеседник норовил поведать какую-нибудь легенду о Юлии Борисовиче, иногда даже несколько, и подчас было трудно определять, где правда, а где вымысел. Но у меня была возможность проверять истинность легенд у их главного героя, и я, не стесняясь, расспрашивал его…

Мне говорили: «С ним весело, он любит добрую шутку».

Харитон комментировал так:

– А мне кажется, что я довольно скучный человек…

«С ним интересно, – рассказывали мне, – у него нестандартность подхода, оригинальность выводов… В общем всегда трудно предсказать, как именно он среагирует. И это прекрасно!»

– Я молчаливый человек, неразговорчивый…

«А как удивительно интересно он выступает! Литературу прекрасно знает, однажды стихи Марины Цветаевой читал – заслушались. И никогда не выступает по бумажке, терпеть не может говорить по писаному…»

– Мне очень трудно говорить, нескладно получается, – признается Харитон. – К примеру, нужно готовиться к отчету перед своими избирателями – я ведь депутат Верховного Совета СССР, а это всегда нелегко для меня: ведь необходимо сказать о главном, не упустить важное, ну, а какой из меня оратор?! И документы возвращаю своим подчиненным по несколько раз, потому что считаю, что они должны быть написаны четко, ясно и хорошим русским языком…

Итак, кому и чему верить?

…Дома у Юлия Борисовича много фотографий. Есть среди них и пейзажные кадры. Автор их – академик Харитон.

–  Это хобби?  – интересуюсь я.

– Фотографией увлекался, – подтверждает он, – но времени всегда не хватало, потому что физика требует размышлений.

–  И не оставляет в покое никогда?

– Физика – это моя жизнь…

–  Мне довелось видеть ядерный взрыв не в кино, а наяву. Это был ад… Другого сравнения в голову не приходит… И американские физики, описывавшие первые испытания ядерного оружия, подчеркивали, что им было очень страшно… А вам?

– Много лет я занимался взрывами… И дело не в страхе. Не забывайте, у нас была сверхзадача: в кратчайшие сроки создать сверхоружие, которое могло бы защитить нашу Родину. Когда удалось решить эту проблему, мы почувствовали облегчение, даже счастье – ведь овладев этим оружием, мы лишили возможности применять его против СССР безнаказанно, а значит, оно служит миру и безопасности. Все, кто принимал участие в Атомном проекте, сознавали это, а потому так и работали, не считаясь ни со временем, ни с трудностями, ни со здоровьем… Ну а ядерный взрыв? У него есть и мирные профессии. Он способен созидать – с его помощью можно делать подземные хранилища, укрощать газовые фонтаны, создавать в пустыне искусственные водоемы и многое другое.

–  Пожалуй, вы лучше многих понимаете, сколь велика опасность ядерной катастрофы…

– И не только ее. Обо всех видах оружия следует помнить. Ведь сейчас его столько накоплено, что все человечество находится под угрозой – его можно уничтожить. Опасность ядерного оружия наглядна – достаточно увидеть последствия взрыва. Но следует вести борьбу и против иных средств массового уничтожения, в первую очередь, против бактериологического и химического. Бинарные снаряды с нервно-паралитическим газом – разве это не чудовищно?! Или биологическое оружие?! В общем, необходимо бороться против всех видов оружия массового уничтожения.

…Отмечался юбилей Ленинградского физтеха. Вечером на вокзале в Москве за пять минут до отхода «Красной стрелы» встретились академики Келдыш, Александров, Миллионщиков, Капица, Семенов, Харитон, Арцимович, Зельдович. Это была делегация Академии наук СССР. Мстислав Всеволодович Келдыш, президент Академии, был единственным, кто не работал в Физтехе. Среди этой компании оказался и корреспондент отдела науки «Комсомольской правды». Келдыш великодушно разрешил мне ехать вместе с делегацией. В купе я оказался вместе со щуплым человеком. Он поздоровался, снял плащ, потом пиджак. Аккуратно повесил его на вешалку. И сразу же вышел из купе.

Я поднял глаза и увидел на лацкане пиджака… три Звезды Героя! Понял, что мой сосед по купе – академик Харитон. Так мы познакомились с Юлием Борисовичем.