Ночной пасьянс - Григорий Глазов

- Вы по какому вопросу? - спросил молодой человек.

Представившись и не вдаваясь в подробности, Сергей Ильич объяснил.

- Дом 11-а двухэтажный, вроде флигеля. Старый. Там десять квартир, сказал техник. - Сейчас мы паспортистку позовем... Зина! - крикнул он, принеси Толбухина.

Пришла паспортистка с толстой регистрационной книгой.

- Есть ли в доме 11-а старожилы? Скажем, люди, живущие там с довоенных времен? - спросил Сергей Ильич.

Найдя нужный адрес, она стала проверять список жильцов - в озраст и кто когда поселился.

- Есть тут старик один, из восьмой квартиры, - паспортистка держала толстый палец на строчке. - Завадка Ярема Иванович, 1898 года. Живет в этом доме с 1944, как освободили город. Может он жил здесь и при немцах и до немцов... А так больше никого... Я могу идти? Меня там люди ждут...

- Иди, - сказал ей техник. - Вы загляните к нему, - обратился уже к Сергею Ильичу. - Старые любят вспоминать, - философски заключил он.

Поблагодарив, Сергей Ильич ушел...

Лестница на второй этаж и перила были деревянными, пахли скипидаром, кто-то заботливо протирал их. Дверь в восьмую квартиру когда-то давно покрасили красной половой краской, теперь она пересохла, облупилась. Не обнаружив звонка, Сергей Ильич постучал. Никто не откликнулся. Лишь на третью его попытку по ту сторону звякнула цепочка, и дверь отворилась. На пороге стоял маленький усохший человек в полосатой пижаме со старческими коричневыми пигментными пятнами на лысом черепе. Кожа лица его настолько одрябла и так ее изжевали морщины прожитых лет, что глаз почти не было видно. И все же Сергей Ильич поймал их взгляд - странный, направленный на него, и вместе с тем сквозь него и упиравшийся где-то далеко в какое-то препятствие.

- Ярема Иванович? - спросил Сергей Ильич.

Старик кивнул.

- Я к вам, если разрешите.

Старик посторонился, пропуская гостя.

Сергея Ильича поразила бедность квартиры. Маленькая прихожая выводила прямо в комнату. Кухни тут, видимо, не было, потому что в комнате стояла двухкомфорочная газовая плита, выпирала допотопная конусообразная чугунная раковина с огромным сифоном. Тут же - небольшой стол, кушетка, застеленная вылинявшим пикейным одеялом и фанерный шкаф со вбитыми сбоку гвоздями, на которых висели коро тенькое вафельное полотенце и пиджак с обвисшими плечами.

Заметив на столе несколько пузырьков с воткнутыми в них пипетками, Сергей Ильич спросил:

- Вы болеете? Может, я не вовремя?

Слабо шевельнув пальцами немощной руки, как бы успокаивая визитера, старик ответил:

- Глаукома. Десять лет слепну, - он поднял голову навстречу взгляду Сергея Ильича, приглашая начать разговор, ради которого тот пожаловал.

- Ярема Иванович, как давно вы живете здесь? - приступил Сергей Ильич к делу. - Я из Инюрколлегии, разыскиваем родственников одного человека.

- С 1912 года, - он помолчал, будто тень минувших лет заслонила собеседника. - Кого вы ищете?

- Кого-нибудь из семьи Бучинских. Они вроде тут жили?

- Нет. Анелька, Стефан и старший их, Алекс, жили на Грюнвальдской. А тут седьмую квартиру снимал их младший - Михайло. Был студентом медицины. Потом практиковал.

- И куда уехал?

- Далеко, - старик медленно опустил веки, печально покивал головой. Царство ему небесное. Германцы в сорок третьем увезли... Вся фамилия сгинула. Анелька в 1936 году повесилась. Муж ее, Стефан, имел молоденькую австриячку, работала в рецепции [рецепция (польск.) - в данном случае бюро приема при гостинице] отеля "Бристоль". Он продал все и укатил с нею в Вену. Брат ее, пьяный, застрелил Стефана.

- А старший сын их, Александр? - спросил Сергей Ильич, дивясь памяти старика.

- Полицаи в лесу поймали. В сорок первом. В город он ходил и из города, вроде к партизанам. Живым его в кринице утопили...

- Он был женат?

- Алекс? Нет, гулял.

- А у брата Анелии была семья? Ведь у нее брат, кажется, был.

- Был. Стась. Только не Бучинский, он, Родомский. Имел дочь. Анной звали. А вот куда она подевалась, не знаю... Моложе меня лет на десять была. Так что тоже уже не девка сейчас, - он повел сухими губами, изображая улыбку. - Мне ведь уже восемьдесят два...

"Пожалуй, все", - решил Сергей Ильич. Еще с минуту подумал, не упустил ли чего и поднялся.

- Благодарю вас, Ярема Иванович. Извините, что побеспокоил.

Старик вяло развел сухими, как осенние стебельки, руками, и с трудом встав со стула, проводил гостя до двери.

32

О смерти Богдана Григорьевича Сергей Ильич узнал от Кухаря. Тот позвонил утром и сказал без предисловий:

- Беда стряслась, Серега! Шимановича убили!

- Да ты что! Кто?

- Э-э, кто! Какая-то б... Я случайно встретил Стороняка, помнишь его? Он в коллегии адвокатов работал вместе с Шимановичем. Им туда и сообщили то ли из милиции, то ли из прокуратуры. Родни-то у Шимановича никакой. А кто-то хоронить должен.

- Как же так?.. Старика... Зачем? - растерянно спрашивал Сергей Ильич. У него вдруг разболелась голова. Отупело он задавал вопросы, понимая их нелепость.

- Никаких подробностей не знаю, - ответил Кухарь. - Дело ведет прокуратура Красноармейского района. Я звонил туда. Сам понимаешь, пока идет следствие, никто тебе ничего не скажет.

- Когда и откуда похороны?

- Еще не знаю. Созвонимся... - и положил трубку.

Сергей Ильич не мог придти в себя. Шиманович! Вот уж кому было написано на роду умереть своей смертью! В глубокой старости, в ясном уме, философски смирившись с неизбежностью отдать богу душу... Но от руки убийцы!.. Немыслимо!.. Сергей Ильич мучился тем, что не знает никаких подробностей: где убили, кто, при каких обстоятельствах, чем, хотя и осознавал, что не для него, ни тем более для покойного, эта неосведомленность или осведомленность ничего не убавит и не прибавит... "Плохо, конечно, - подумал он, - что Мини нет. Тот бы уже был в курсе всего... Ведь прокуратура Красноармейского района в его зоне... Впрочем и Минька бы не очень откровенничал. Пока следствие идет, у него всегда одна отговорка: "Ищем, работаем..."

Сергей Ильич сварил себе кофе, выпил, закурил, немного пришел в себя и принялся за почту. Из Литвы, из Государственного архива сообщали, что на территории республики находится двадцать один населенный пункт с названием Тракай. Сергей Ильич ужаснулся: двадцать один! Но как понял он из дальнейшего, хутора и деревни Тракай имелись лишь в трех районах: Игналинском, Швенченском и Вильнюсском. Это уже несколько упрощало, сужало географию поисков. Из Гродненского госархива извещали, что на территории области имеется лишь одна деревня Троки: Ивьевский район, Трабский сельсовет.

Сергей Ильич с самого начала сомневался, что Троки - Тракай - место рождения Михаила Бучинского. Он был уверен, что тот родился в Подгорске об этом сообщала фирма Стрезера и собственноручно заполненная Бучинским анкета, ксерокопия которой имелась в деле. Но чем черт не шутит?! Всякое бывало. Может Бучинские из Трок-Трокая родня наследодателя?.. А может и нет. Все же письма в три райисполкома в Литву и одно в Белоруссию он напечатал.

Потом было письмо из Киева:

"Госкомитет УССР по труду. Инюрколлегия. Тов. Голенку С. И. На ваш Р-935 сообщаем, что в посемейных списках переселившихся лиц в 1944-1947 гг. на Украину из Польши граждане по фамилии Бучинские не числятся.

Начальник управления..."

Пришел обещанный ответ и из Консульского агентства ПНР:

"Консульское агентство ПНР в Подгорске. Ваш Р-935.

Консульское агентство ПНР уточняет: населенный пункт Торки имелся на 1933 год около Перемышля, ПНР (Справочник "Апостольская нунциятура в Польше, 1933 г." на стр.70 указывает, что населенный пункт Торки "...находится в четырнадцати километрах от Перемышля, в трех километрах от почты Медыка". Прилагаем справку об отсутствии интересующих вас актовых записей в книгах, имеющихся в Медыке, Перемышльского воеводства.

С уважением..."

Последним было письмо из Москвы, а в нем еще один ксерокс с автобиографией Бучинского. Прочитав, Сергей Ильич ничего нового не обнаружил, кроме указания, что родители Бучинского были землевладельцами. Москва просила обратить внимание на это. Сергей Ильич грустно улыбнулся: кто как ни Богдан Григорьевич в их последнюю встречу сказал: "...выясни-ка официально, не были ли родители Бучинского землевладельцами. Обычно о такой категории людей в про шлом имелись довольно подробные данные, даже их родственные связи. А я у себя поищу..." "Ах, Богдан Григорьевич! Умница!.. Теперь уж ничего вы не поищете, - вздохнул Сергей Ильич. - Я даже не узнаю, что и сколько вы раскопали по этой Ульяне Васильевне Бабич из Ужвы. А старуха мол чит, не отзывается на письма. Придется самому съездить к ней".

Непосвященные, а таких среди знакомых Сергея Ильича имелось большинство, весьма смутно представляли себе характер и объем работы, которой занимался он. Люди эти были бы поражены, узнав, что Подгорское отделение Инюрколлегии ведет одновременно сотни наследственных дел, разных по сюжетам, коллизиям и сложности. Шесть человек - весь штат - завалены бумагами, и для тех, кто посещает отделение по своим личным вопросам, его три комнаты с письменными столами и шкафами кажутся обычной конторой. Возможно от десятков других дел, которыми параллельно занимался Сергей Ильич, дело Бучинского отличалось очень уж внушительной суммой наследства, отсутствием наследников и сложностью их поисков, в то время, как в иных случаях наследники иногда отыскивались сравнительно быстро или являлись сами, чтобы заявить о себе.