Жить не дано дважды - Раиса Хвостова

Я не чувствовала ног под собой от радости. Подумать, как все хорошо: рация есть, помощник есть. Задание будет выполнено и без Василия. Завтра днем мы со Степаном идем на разведку в Дубоссары. Я представила себе прищуренные синие глаза подполковника Киселева, когда перед ними положили мою радиограмму. Они полны тревоги и радости. Тревоги от того, что я попала в трудное положение из-за измены старшего. Радости — что я все-таки жива и здорова.

5.

Первая разведка Дубоссар ничего особенно интересного не принесла.

Городок маленький, но какой-то несобранный — без традиционного центра, одинаково одноэтажен и однообразен. Летом, может, Дубоссары и красивы — тонут в зелени. А в ту раннюю весну деревья были голыми и унылыми.

Весь день мы со Степаном пробродили по городку, я учила его элементарным навыкам разведки. Чаще всего мы встречали немцев. Военных в желто-зеленой форме, обмотках, фуражках типа конфедераток было совсем мало. Значит, в Дубоссарах больше немцев, чем румын. Надо приглядеться к знакам на петлицах и на машинах, определить количество проводов и кабеля, присмотреться к технике, к офицерским чинам, попадавшимся нам в поле зрения. Почти наверняка определяем: в самих Дубоссарах базируется немецкий стрелковый полк и румынский батальон связи.

— Здорово, — восхитился Степан.

— Я училась этому, Степан, — возразила я. — Но эти предположения надо проверить. Даже если у нас нет сомнений. Походим еще, посмотрим.

У переправы творилось что-то непонятное — скопление румынских и итальянских частей. Немцы в незначительном количестве. Нет сомнения, что «союзнички» переправляются на ту сторону Днестра. Дело нешуточное, переправа должна крепко охраняться. Где-нибудь неподалеку зенитные точки, — надо разведать.

— Попытаемся, Степан, прогуляться вверх по течению?

— Спытаем, — соглашается Степан. — Держи меня под руку.

Степан закачался, замахал руками. Пьяное блаженство разлилось по его широкоскулому лицу.

— Жинка! — заорал он. — Желаю гулять дальше!

Я подхватила:

— Горе ты мое!.. Да хватит тебе куражиться, айда до дому.

— Желаю гулять бе-берегом!

Но не прошли мы и ста метров таким образом, как нас остановил румынский солдат — нельзя дальше.

На обратном пути из Дубоссар Степан сказал:

— Ладно, Марина, не отчаивайтесь. Завтра я один тут разведаю.

Я согласилась.

— Надо, Степан, дать точный ориентир для подавления зениток. Сумеете? Расстояние придется на глаз определить.

— Попытаюсь, — не очень уверенно сказал Степан.

— А давайте потренируемся.

Мы уже шли лесом к дому Степана, вокруг ни души. Мы оба шумели и смеялись над ошибками Степана, но он — прилежный ученик, скоро все понял.

До Степанова дома добрались в темноте. Я прошла сразу же на чердак. Зажгла свечку, припасенную Степаном, составила радиограмму и, связавшись с Центром, отстучала ее на ключе. Потом приняла ответ из Центра, расшифровала. Приказ — взять работу старшего на себя и по мере сил развернуть сбор сведений. Просили осветить город Григориополь. А по части помощника — на мое усмотрение.

Чувство у меня было такое, будто слетала к своим. Даже кончики пальцев дрожали от радости. Кубарем скатилась по чердачной лестнице, вихрем ворвалась в дом.

— Степан, Степан! Где вы?

В дверь просунулось озабоченное лицо Степана.

— Чего-нибудь случилось?

— Случилось!.. Случилось, Степан, мы начали работу.

Степан добро улыбался.

— Ну что ж, бог нам в помощь, — пошутил Степан. — Хотите чайку — Вера вскипятила.

— Давайте попьем чайку, раз Вера вскипятила! И давайте, Степан, знакомьте меня с Верой и…

— Вот она я. Здравствуйте, Марина.

Вера улыбалась, а в темных глазах ее не пропадала грусть. Высокая — на полголовы выше мужа, статная, опрятная, от нее сразу стало светлее в комнате и уютней. Тем более уютней, что на улице задул холодный и мокрый ветер.

— Я вам и постель приготовила, Марина, — сказала Вера. — Погода разыгралась, не приведи бог.

После чая, когда Вера ушла спать, а мы со Степаном обсуждали, как начать разведку Григориополя, я спросила Степана: есть все-таки партизанский отряд поблизости или нет?

— Был, Марина, и нету больше.

Степан рассказал, что случилось с партизанским отрядом.

Отряд был небольшой, из местных жителей-энтузиастов. Сами собрались, сами и договорились, что и как. Собрали немного оружия — у кого что нашлось. Только не нашлось настоящего командира, с подпольем партийным не удалось связаться. Побродили по лесам и оврагам без дела, да и расползлись — чего слоняться зря. Затосковали по домам, по семьям. Остался Степан с горсткой товарищей — обидно было до слез, а ничего не придумали — последними ушли.

Я знала, такое иногда случалось в тылах, особенно в этих местах. Советская власть на основную территорию Молдавии пришла лишь в 1940 году, а в 1941 Молдавия уже была оккупирована немцами и румынами. Война на молодую Советскую республику обрушилась сразу, стремительно, население осталось в глубоком вражеском тылу. Вполне возможно, что не удалось здесь организовать крепкий подпольный центр, а с ним и партизанское движение, какими они были в других зонах оккупации — в Белоруссии, на Украине, в Крыму и других местах.

— Стыдно жить: Марина, — тяжело сказал Степан. — Соберемся дружки — мужики здоровые — отводим друг от друга глаза. Прятал у себя пленного, тот поправился, ушел куда-то. Подобрал раненого красноармейца, когда наши еще отступали, — умер, рана в живот была.

Девок в Германию в прошлом году забирали, мы их из-под носа у румын увели… Только все это не дело для меня. Вот я и обрадовался, когда Лиза сказала про тебя.

Степан молчал, улыбнулся:

— Ты мне приказывай, что надо, все сделаю… Мне ведь перед тобой, Марина, стыдно. Девочка ты — на такую опасность пошла, а я, как у Христа за пазухой, живу — и в ус не дую. Понимаешь ты меня?

Еще бы!.. Мне тоже вот было стыдно и больно, что кто-то умирает, а я ничего не делаю для Родины. Степана я понимала. Не понимала я Василия — наверное, это и невозможно, понять психологию предателя. Ну на что он рассчитывает?

На что? Ведь наши наступают! Неужели надеется, что Молдавию оставят по-старому румынам? Или надеется с ними уйти? Или думает отсидеться, оправдаться тем, что не выдал меня врагу? Так наши ему этой «доброты» не простят!

Степан словно подслушивал мои мысли, или думали мы одинаково. Он сказал:

— Вы, Марина, не судите о нас тут по Василию. Все они — кулацкая душа, при румынах жили зажиточно, им Советская власть ни к чему. Только Лиза у них человек, и та запугана. В батрачках у них всю жизнь. Муж ее — дружок мой. При нем они ее боялись трогать, а сейчас в страхе держат… Андрей, как наши отходили, с ними ушел. А я замешкался в дороге, в Кишинев ездил. Пока до дому добрался — наши далеко ушли. Теперь вот и стыдно — как им в глаза посмотрю, когда придут?