Человек, лишённый малой родины - Виктор Неволин

В те далёкие советские времена старообрядцы со своими семьями не только попадали в ссылку, их единоверцы подвергались репрессиям и в других местах проживания в Сибири – находили для этого поводы и причины. Помнится, как в конце тридцатых годов «разобрались» с нашими старообрядцами, жившими в глухой тайге в деревне Килинке в ста километрах восточнее наших посёлков. Люди эти общались с миром по единственной таёжной тропе. Зимой туда можно было попасть только на лыжах.

И вот в 1937 году к ним полетел на «кукурузнике» искать «врагов народа» начальник Асиновского районного отдела НКВД Салов. Не знаю, чем он там занимался, но когда самолёт взлетал из Килинки, то зацепился крыльями за деревья и упал. Салов отделался ушибами, а пилот сломал ногу.

Комендатура каким-то образом вывезла пострадавших. Тогда на своём участке мы впервые увидели легковую машину. Поглазеть на диковинку собрались все поселковые ребятишки.

Заодно мы увидели и самого главного местного палача – высокого, откормленного, увешанного ремнями. На поясе у него висел маленький пистолет в кобуре – «вальтер». Салов чинно ходил по подведомственной ему территории, а все суетились, бегали вокруг него, кланялись, пытаясь исполнить любое его желание. Незадачливый лётчик ходил на костылях.

Позже выяснилось, что Салов ездил в Килинку не безрезультатно. Там, в забытом всеми, заброшенном от мира селении, оказалось, существовала опасная контрреволюционная организация, которая намеревалась (ни более ни менее!) ликвидировать советскую власть. Потом восемь-десять наиболее активных и опасных «заговорщиков» арестовали и везли через наш Первый участок. Арестованных сопровождали два работника НКВД. Вооружённая охрана ехала на телеге, мужиков гнали пешком. Я видел этих людей. Все они были в холщовых рубахах, подпоясанных узкими ремешками, на ногах бродни, на головах разнообразные головные уборы, самодельные шляпы. Все были исключительно с бородами и сравнительно молодые.

После работы отец рассказывал маме о пригнанных килинских староверах. О том, что сегодня они будут ночевать в каком-то сарае. Люди голодные. «Жалко их, – говорил отец – Всю деревню обезмужичили. Остались там одни старики да дети». Всего в деревне жителей было около сотни человек.

Мама наварила целое ведро картошки, собрала весь хлеб, что был в доме, и что-то ещё из еды, и с наступлением сумерек пошла с передачей. Стражники-конвоиры дотошно расспросили её, не родственница ли она арестованным, записали фамилию и только затем приняли передачу. Самый старый из арестованных старообрядцев тоже расспрашивал маму, как её зовут, чьей веры, и на прощанье сказал: «До самой смерти буду о тебе молиться».

Мать вернулась домой вся в слезах. Уж больно жалко ей было ни за что страдающих мужиков. Никто из них не вернулся в Килинку. Их расстреляли или сгноили в лагерях.

Осенью 1942 года, когда я учился в Асино, мне попался на улице тот самый Салов. Бывший бравый палач был уже без голубых петлиц с двумя шпалами и выглядел скверно: просто долговязый, кособокий, сутулый и совершенно седой человек. Знакомые милицейские работники, знавшие его, рассказывали, что в 1939 году всё руководство Асиновского районного отдела НКВД арестовали, но не расстреляли, а рассовали по тюрьмам. И где-то на пересылке заключённые узнали Салова и сломали ему хребтину, сделали инвалидом. А во время войны пострадавшего палача досрочно освободили.

Другой старший оперуполномоченный райотдела НКВД тоже был досрочно освобождён по инвалидности. Жаль, что таких негодяев и кара не берёт. В войну они отсиделись и остались живы. И, наверное, потом благополучно жили на дарованную им властями солидную пенсию и уверяли всех, что ни в чём не виноваты, а виноват во всём один Сталин.

По моему разумению, гражданская война в СССР продолжалась до начала войны с Германией (до 1941 года), но в 1930-е годы она приобрела другой характер. Теперь уже у новой устоявшейся власти был один противник – собственный народ. Она сама инициировала вражду, стравливая жестоко и бессмысленно одни слои населения с другими, не понимавшими, для чего это делается. Особо остро это просматривается в событиях 1937–1939 годов, когда применяли статью 58, в которой говорилось о борьбе с «врагами народа».

Путь к грамоте, знаниям и свободе

К началу нового учебного года всеми тремя посёлками была построена начальная школа. Её разместили в центре участка, на пригорке, возле Бирилюсского посёлка. Преподаватели были из числа ссыльных. Из нашей семьи в школу пошли сразу трое. Вставали рано и уходили туда с большим желанием.

Через год я тоже пошёл в первый класс вместе с братьями, хотя по возрасту для школы ещё не подходил. Тогда я соврал, что мне уже восемь, хотя на самом деле мне только исполнилось семь лет. Родители мне препятствовать не стали. Я в это время сильно переживал, чувствовал себя брошенным и одиноким, поскольку от нас уехала моя наставница бабонька.

В школу мы ходили гурьбой за два километра от Сухоречки через лес. Так же вместе возвращались и домой. В одном из таких походов мы впервые увидели летящий аэроплан, и все были возбуждены: настоящий самолёт! И у всех было желание, чтобы он сбросил нам на землю много конфет. Но самолёт просто пролетел над нами и скрылся за кронами деревьев.

Все ребятишки хотели учиться и ходили в школу с большим желанием, поскольку именно там мы начали познавать мир, впервые вырвавшись из своего изолированного лагерного настоящего, из наших бед и нищеты. В школе нам рассказывали о предназначении человека, о будущем советской страны, о том, что без грамоты нельзя прожить в настоящем мире.

В школе создавались различные кружки, и одним из первых был кружок безбожника. Нам запретили носить нательные крестики. Были и другие ограничения. Так, в октябрята нас пока не принимали как представителей «эксплуататорского класса». Но мы ещё не понимали своей «эксплуататорской» сущности и не очень горевали об этом. Важнее других событий в школе для нас был обед. Каждый день все ждали большой перемены, когда нам дадут миску жиденького супа с крапинками растительного масла, с картошкой, капустой и маленьким кусочком настоящего чёрного хлеба без мякины.

Всем школьникам сшили одинаковые холщовые сумки для книжек и тетрадок. Самой трудной для нас задачей было пронести и не разлить школьные чернила. Тем, кто имел стеклянные чернильницы-непроливайки, было проще, а мне-то приходилось носить чернила в пузырьках. Попробуй не пролей! Были выбраны школьные санитары из мальчиков и девочек, которые всех осматривали на вшивость и на чистоту рук, ушей, шеи. Они носили на руках санитарные повязки и очень гордились этим.