Я тебя породил… - Анастасия Валеева

Через десять минут она уже стояла в полной боеготовности перед Семеном Семенычем, который в этот момент пил, обжигаясь, зеленый чай, напрочь отказавшись от предложенного кофе. Он сослался на скачущее давление, заставив Яну шутливо назвать его списанным товаром.

– Вперед? – спросила она приятеля.

– Угу, – ответил тот, на ходу сделав последний глоток.

Милославская пошла обуваться; Семен Семеныч, схватив из небольшой хрустальной вазочки пару конфет, торопливо последовал за ней.

ГЛАВА 12

– Дай бог, чтоб завелась, – пробормотал Руденко, усаживаясь за руль, и перекрестился.

– Не богохульствуй! – с шутливой строгостью заметила Яна.

Семен Семеныч повернул ключ зажигания и, будто ожидая удара по голове, прищурил один глаз. Мотор заурчал. Но урчанье это, вопреки ожиданию Руденко не переросло в привычное и ему, и гадалке тарахтенье. Движок замолк.

Три Семерки сделал еще несколько попыток, но машина его не слушалась.

– Это все ты виновата! – не с того не с сего заорал он на гадалку.

– Что? Я? – опешив, залепетала она.

– Да, ты! Нечего заранее пристегиваться. В этом вертолете пристегиваются только тогда, когда уже точно уверены, что едут. Иначе, можно сглазить, – уже мягче добавил Три Семерки, в глубине души признав, что неправ.

– Ну хорошо, – Яна вернула ремень безопасности на прежнее место.

Руденко вновь нажал на газ – мотор неожиданно заработал.

– Ну вот, я же говорил! – радостно воскликнул он, выворачивая руль.

– Все у тебя не как у людей, Сема, – пробормотала Яна и отвернулась к окну.

Такие мелкие стычки часто случались между приятелями, но они никогда не перерастали в ссоры. Семен Семеныч был вспыльчивым и горячным, но отходчивым, а Яна, понимая это, многое ему прощала. Сейчас она знала, что потребуется некоторое время, прежде чем с Руденко можно будет разговаривать по-прежнему, поэтому решила преждевременно не испытывать его терпение, тем более ей было о чем помолчать, подумать.

Милославская стала представлять себе, какие отношения могли связывать ту девушку и Галю Незнамову, и как вообще случилось так, что одна из них мертва, а вторая, можно сказать, пропала без вести. Первое, что пришло ей в голову – они были подругами. Второе – Незнамова забыла свой студенческий, когда была в гостях у этой приятельницы.

Эта версия показалась гадалке в первый момент вполне правдоподобной, но минутой позже она подумала, что слишком уж странно такое стечение обстоятельств, как одновременная смерть одной из них и исчезновение другой. «Вероятнее всего, – подумала Яна, – к несчастью для первой, в момент похищения Незнамовой, она была вместе с ней, и преступникам ничего более не оставалось, кроме как похитить их всех. Стоп! А не слишком ли много получается похищенных? Сразу трое! Это рискованно для бандитов. Хотя… Может быть, именно поэтому они и избавились от Галиной подруги? А где тогда телохранитель? Почему именно девушка оказалась лишней? Может быть…. она пыталась бежать? А Галюся… дала ей свой студенческий, чтобы в случае чего, нашедшие ее подругу знали, что и Незнамова была с ней!»

Мысль в голове гадалки цеплялась за мысль, а та – за другую, вместе они сворачивались в клубок, увлекая Милославскую все дальше и дальше от действительности. Она обрадовалась быстро пришедшей идее и стала прокручивать ее в своем сознании; раз, потом другой. На каждом этапе идея обрастала все новыми и новыми нюансами, поворачивалась то одной, то другой стороной.

– Миллеровская здесь что ли? – прогремел прямо над самым ухом Милославской голос Руденко.

– А? – ничего толком не расслышав переспросила она.

Семен Семеныч пристально посмотрел по сторонам и, не повторяя вопроса, сам себе ответил:

– Здесь, здесь, и сам знаю.

Он резко свернул в узкий проулок. Яна, словно очнувшись ото сна, пробормотала:

– Где мы?

Район не был ей знаком.

– Прибыли к месту, – сухо ответил Руденко.

– А? А-а-а… – наконец, поняв, в чем дело, протянула гадалка.

– Вот тебе и а-а-а, – деловито заметил Руденко, пытаясь объехать канализационый люк на повороте.

Сделав еще несколько таких маневров по разбитой дороге неуютного двора, окруженного несколькими панельными пятиэтажками и двумя кирпичными высотками, Руденко притормозил у одного из подъездов, присмотрелся и уверенно заявил:

– Думаю, это здесь.

– Прекрасно, – сказала Яна и стала выбираться из машины.

Семен Семеныч по-прежнему сидел на месте. Гадалка посмотрела на него вопросительно.

– Не нравится мне твоя затея, – покачав головой, протянул он, глядя на нее, а потом, кряхтя, вытащил ключи зажигания и последовал за подругой.

– Твое присутствие необходимо, – успокаивала его Милославская, когда они поднимались по лестнице. – Ты подумай, ведь меня они могут прогнать. Кто я такая? А ты как-никак представитель правопрядка. Капитан милиции.

– А, – Три Семерки сморщился и отмахнулся, – сам знаю.

Он понимал – предстоящая встреча выгодна не только гадалке, но и ему самому, но так же ясно Семен Семеныч осознавал и то, что приятного она им обоим сулит мало.

Милославская также ясно представляла, с чем ей придется столкнуться. Нечто подобное она уже пережила, испытав на себе всю силу гнева отца, потерявшего дочь. Однако гадалка уверенно, без оглядки двигалась вперед. Видимо, желание победы было в ней сильнее всех остальных чувств, переполнявших в тот момент ее сердце.

Руденко плелся сзади, придерживаясь за перила, и тяжело дышал.

– Во-от, – бормотал он себе под нос, – и в таких домах лифты ломаются. Так им и надо! Богатые пусть тоже поплачут, – Три Семерки остановился, достал из кармана брюк скомканный носовой платок и смахнул со лба выступившие градины пота.

– Думаю, они уже и так наплакались, Сема, – с укоризной ответила ему Милославская.

Семен Семеныч промолчал. Остановившись на следующем лестничном пролете, гадалка с облегчением вздохнула и, кивнув на металлическую дверь с прибитыми к ней пластмассовыми циферками «23», воскликнула:

– Наконец-то!

– В самом деле, – согласился с ней приятель, которому такая разминка была уже явно не по силам.

Он снял фуражку, пригладил намокший от липкого пота чуп, потом снова одел ее и деловито моргнул Яне обеими глазами, велев ей нажать на кнопку звонка – давай, мол, можно, разрешаю.

Милославская внутренне улыбнулась, подумав, что Руденко в этот момент гораздо больше походил на Санчо Панса при Дон Кихоте, нежели на бравого городского вояку. Она пожала плечами и с силой надавила на маленький черный квадрат – переливчатая трель раздалась по ту сторону двери.

И Яна, и Семен Семеныч притихли в ожидании. Вскоре их слух уловил приближающееся шарканье тапочек. Руденко сделал Милославской знак рукой, велев ей отойти на задний план, а сам встал едва ли не по стойке смирно прямо напротив входа в квартиру.

С громким щелканьем в замочной скважине стал поворачиваться ключ. Три Семерки опустил руку в карман кителя и, когда дверь распахнулась, извлек оттуда свое милицейское удостоверение.

– Капитан милиции Семен Семеныч Руденко, – как по команде, отрапортовал он, протягивая хозяйке жилища красную корочку в развернутом виде.

Милославской понравился его переменившийся настрой, и она мысленно произнесла: «Давай, Сема, так держать!»

Перед Руденко стояла высокая худощавая женщина лет сорока с небольшим в длинном шелковом халате-кимоно с черным узорчатым гипюровым шарфом на голове. Она вопрошающе смотрела на Семена Семеныча своими большими и красивыми, но в данный момент красными и воспаленными глазами. Женщина выглядела настолько изможденной, что, казалось, еще мгновенье, и она, совсем обессилев, рухнет на пол.

Смутившись ее вида, Три Семерки выразительно кашлянул сразу же после собственного представления.

– Как я устала, – еле слышно произнесла женщина.

– Кто там? – раздался из глубины квартиры грубый мужской голос. – Ольга, кто?

– Из милиции, – обернувшись, так же тихо сказала она.

– Чего-о? – недовольно переспросил тот же голос, и вслед за репликой послышались твердые тяжелые шаги.

В следующую минуту за спиной хозяйки показался мужчина, выше ее ростом чуть ли не на две головы, настоящий верзила. Он потуже затянул галстук и еще раз спросил, грозно взирая на гостей:

– Чего тут?

– Милиция, – гораздо скромнее, чем в первый раз, заявил Семен Семеныч.

Мужчина, очевиднее всего, отец погибшей, тут же отодвинул супругу назад и, поставив руки в бока и сердито нахмурившись, сквозь зубы произнес:

– У вас совесть есть или нет?

Между не состоявшимися еще собеседниками на несколько секунд установилось молчание. Ни Милославская, ни ее товарищ не нашлись, что сказать.

– Сколько можно? – грозно продолжал мужчина. – Вы нас оставите в покое хоть на час? Остолопы, – несколько тише произнес он. – Неужели я еще раз должен повторять то же самое? Вы с первого раза не понимаете что ли? – завершил он, сделав шаг вперед.