Криминальные кланы - Екатерина Останина

Братья отправились в один из баров, завсегдатаями которого, как они прекрасно знали, были Маурицио и Джованни. Так оно и оказалось: оба молодых человека сидели в самом углу темного зальчика, потихоньку о чем-то переговариваясь. Винченцо и Гроза, поздоровавшись, подсели к ним, и вскоре старший брат завел разговор: «Дело есть неплохое и верное, – начал он. – Есть тут у меня один человечек на примете, который может навести на кое-какие ювелирные магазины, побрякушки поможет взять без шума». И не давая опомниться собеседникам или даже вставить хоть одно слово, заявил: «И к чему нам откладывать, когда все складывается так удачно. Этот человек уже ждет нас. Пойдемте с нами, мы вас проводим. Это совсем недалеко».

Он казался выглядеть как можно естественнее, и даже Колокольчик на мгновение поверил, что в его голосе звучит настоящее дружелюбие. Ни о чем плохом не подумали и Джованни с Маурицио: не все же обладают способностью Кориолана чувствовать опасность всей кожей, а потому они поднялись из-за стола и проследовали за братьями, которые усадили их в синий «фиат».

Маурицио Джованни знал с детства, хотя и не особо дружил с ним. Он знал, что того прозвали Маленький Папа, потому что однажды мальчишка потерял отца и целый день ходил по городу с залитым слезами лицом, спрашивая каждого прохожего: не видел ли хоть кто-нибудь его папу? И вот теперь Маленький Папа почувствовал то забытое волнение, граничащее с паникой по мере того, как «фиат» все дальше удалялся от бара, а встреча с неким ювелиром все больше представлялась фантомом. «Ты не ошибся, Гроза? – с тревогой спросил он. – Мы так долго едем, это странно…» – «Сиди спокойно и не дергайся, – бросил ему Гроза через плечо. – Уже, считай, подъезжаем».

Машина остановилась вблизи невзрачного заводика. «Все, выходите», – сказал Гроза. Винченцо съежился на своем месте, понимая, что никакая сила в мире не заставит его покинуть «фиат». Он увидел только, как Джованни и Маурицио в сопровождении Грозы вышли, немного растерянно озираясь по сторонам, как в тот же момент двери заводика отворились и перед незадачливыми грабителями предстали все отборные убийцы Корсо дей Милле во главе с Баклажаном. «Так ведь это же…» – только и успел произнести Маурицио, и его голос угас, а Винченцо закрыл глаза, почему-то чувствуя страшную усталость.

Гроза появился через полчаса. «Ну и вид у тебя, братишка, – сказал он Винченцо. – Имей в виду: так не пойдет. Я-то, конечно, никому не скажу, но скоро ты сам начнешь принимать участие в наших разборках, и выражение твоего лица может сослужить тебе скверную службу». – «Что с ними сделали?» – спросил Колокольчик, внутренне содрогаясь. «У Маркезе тут находятся огромные двухсотлитровые бидоны. Там, знаешь ли, серная кислота такого отличного качества… – он криво усмехнулся. – Я сам убедился: растворяет все, кроме часов. А часов у них не было».

С того времени Гроза начал всерьез подумывать о том, что пора бы его младшему брату постепенно привыкать к убийствам. Вскоре он сказал ему: «Сегодня вечером придешь на Понте Мария, 8. Там я буду ждать тебя и еще один авторитетный человек. Зовут его Антонино, а фамилия тебе ни к чему. Просто придешь и станешь ждать. Больше пока от тебя ничего не требуется». Через несколько часов Винченцо оказался в этом квартале, грязном и страшном, как смертный грех. Здесь не могли жить даже бедняки, а потому большинство домов предназначалось под отселение. Что же касается дома № 8, то, как слышал Винченцо, «люди чести» нередко проводили там время, играя в бильярд. Кажется, их нисколько не смущал прискорбный вид комнаты – все эти растрескавшиеся от сырости стены и наполовину обрушенные потолки, и даже вонь, которая настойчиво доносилась с помойки, расположенной неподалеку.

Винченцо не обнаружил ничего страшного или подозрительного в этой комнатенке, а потому, неторопливо беседуя о том о сем с братом и с Антонино, ждал неизвестно чего, однако вопросов не задавал. Вскоре под окном взвизгнули тормоза. «Вот и приехали», – оживился Гроза. «Кто?» – осмелился спросить Винченцо. «Да предприниматель один по фамилии Руньетта. Знаешь, занимался контрабандой сигарет, немного приторговывал героином… И сейчас, наверно, думает, что его по делу пригласили, позволят взять очередную партию сигарет». – «А на самом деле?» – Винченцо даже невольно вздрогнул. «У Маркезе на него зуб, – откликнулся Гроза. – Но что они там не поделили, я сам точно не знаю. Раньше у нас с этим Руньеттой никаких неприятностей не было; во всяком случае, я ничего подобного не припоминаю. Но, наверное, у Маркезе память получше моей».

Антонио Руньетта вошел в комнату спокойно и самоуверенно. Он не мог ожидать ничего плохого от этих людей. Так он, по крайней мере, думал. Он всегда отличался большой осторожностью и гордился этим. Когда происходили кровавые внутрисемейные разборки, Руньетта всегда оказывался в стороне. Он знал, что если у него и могут быть какие-либо неприятности, то лишь со стороны представителей власти.

С кланами же предприниматель вел дела корректно, никогда не забывая отдать причитающуюся с него долю, и уж если его пригласили на встречу, значит, впереди ждет очередной заработок, только и всего.

Однако ожидания предпринимателя не оправдались. Стоило ему войти в комнату, как люди, находившиеся в ней, набросились на него, как по команде, так что несчастный Антонио и крикнуть не успел. Кажется, он даже не понял, что с ним произошло, и обрел способность говорить только тогда, когда его уже профессионально прикручивали к стулу. «Объясните хотя бы, в чем я виноват, в чем меня обвиняют?» – пролепетал предприниматель, однако ни Винченцо, ни Гроза об этом не догадывались, а потому сказать ничего не могли, да и не хотели, тем более что в комнатку уже входил Баклажан в окружении десятка господ клана Корсо дей Милле столь ужасного вида, что Антонио почувствовал, как опасность накатывает на него, будто соленые морские волны; она так сильна, что он начинает задыхаться.

Гроза бросил стремительный взгляд на Винченцо, а потом произнес: «Выйди в соседнюю комнату и жди там. Быстро!». Винченцо и сам мечтал как можно скорее скрыться хотя бы на время из поля зрения Баклажана, весь вид которого не сулил ничего хорошего. И все же Винченцо не мог заткнуть себе уши, а стенки домика были слишком тонкими, а потому он отчетливо слышал каждое слово, доносившееся из соседней комнаты. Сначала задвигались стулья: видимо, «люди чести» рассаживались на свои места, а потом быстро и отрывисто заговорил Баклажан. Видимо, он, как человек деловой, привык ценить время, а потому предпочитал не разводить лишних церемоний и сразу переходить к делу.

«Где Кориолан?» – спросил он. В ответ раздался дрожащий голос Руньетты: «Я ничего не понимаю… Кто это такой?» – «Не валяй дурака, знаешь, – раздалось в ответ. – Нам известно, что несколько раз ты вел с ним дела и отношения у вас были неплохие, говорят, даже дружеские». – «Быть может, я вел когда-то с ним дела, – в отчаянии почти закричал Руньетта. – Но я вел дела со многими, и я не могу знать, где в данный момент находится каждый мой деловой партнер». – «Кориолан – не каждый, и ты немедленно скажешь, что именно известно тебе о нем, и не рассказывай мне сказки о том, будто тебе ничего не известно. Жить захочешь, значит, немного потрудишься над тем, чтобы напрячь свою память, а нет… Что ж, тем хуже для тебя».

И тут Винченцо Синагра, к своему ужасу, непроизвольно бросил взгляд на стену и увидел там огромную трещину, которая открыла ему происходящее в соседней комнате. Конечно же, он предпочел бы вообще ничего не видеть и не слышать, но его словно парализовало, и он смотрел, не в силах заставить себя отвести взгляд. Он видел, как в безумной попытке освободиться от веревок дергался Антонио Руньетта, но на его жалкие и отчаянные попытки «люди чести» внимания не обращали. Один из них – Башмачок – с видом судебного заседателя сидел за столом, глядя на разбросанные перед ним в беспорядке листки бумаги, а в руках он вертел карандаш. Весь его вид говорил о том, что он был бы не прочь записать хоть какие-нибудь сведения, касающиеся его злейшего врага Кориолана, однако особых надежд он не питал: этот малый чересчур напуган, чересчур туп и к тому же, скорее всего, действительно ничего не знает.

Конец ознакомительного фрагмента.