Конрад Морген. Совесть нацистского судьи - Герлинде Пауэр-Штудер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Описание Моргеном Бухенвальда в 1943 г. очевидно не соответствует действительности. Приведем самый яркий пример: во всех своих свидетельствах о Бухенвальде Морген никогда не упоминает «малый лагерь», сектор, построенный в начале того года[202]. Бараки «малого лагеря» представляли собой конюшни без окон, в которых заключенные спали на голых нарах в четыре этажа, как это показано на одной из знаменитых фотографий Бурк-Уайт[203]. Один заключенный, прибывший в «малый лагерь» в январе 1944 г., позднее сообщал о сильной перенаселенности и плохих санитарных условиях[204].
В марте 1944 г. обследование всех 20 000 заключенных Бухенвальда показало, что 80 % из них недоедают[205]. В то же самое время Морген уютно устроился в лагере[206]:
Да, я все время находился в Бухенвальде. Я заставил их дать мне комнату с телеграфом. Все это было очень комфортабельно. Концентрационный лагерь получал разнообразные новостные радиосводки. Кроме того, там была своего рода курьерская служба. Так что я сидел, как паук у своей паутины. Ходил туда и сюда. Смотрел, чем занимаются люди. Или они приходили ко мне.
Выживший узник лагеря сообщил американцам, что он каждый день делал Моргену массаж[207].
Морген заявил, что он тщательно изучил в лагере все[208]:
Перед началом расследования я изучил концентрационный лагерь во всех деталях, проверяя особенно внимательно то, что казалось мне важным. Я посещал эти места неоднократно и без предварительного уведомления. В самом Бухенвальде я проработал восемь месяцев […].
И добавил: «Почти невозможно, чтобы меня так долго вводили в заблуждение».
Хотя Морген нарисовал искаженную картину лагерной жизни, он не был невосприимчив к ужасам. В отчете, составленном для американцев в январе 1946 г., он написал[209]:
Порочность системы концлагерей […] кроется в раковой опухоли самой системы, справиться с которой не могут никакие реформы. Эта система может быть гуманной, только если в ней находятся идеальные люди. И это именно то, чего в концентрационных лагерях не было. Часть заключенных — в среднем около 40 % — были настоящими преступниками. В силу своего эгоизма, жестокости и неуправляемости они невероятно развращали окружение своим вероломством и преступным поведением. Поскольку самоуправление давало им власть над остальными заключенными, они безоглядно злоупотребляли ею и тем самым вынуждали «политических» принимать ответные меры для самозащиты. В результате ситуация складывалась так, что в концлагере буквально можно было купить чью-то жизнь за сигарету.
Хотя власть коменданта де-юре ограничивалась, де-факто он мог делать все что хотел. Начнем с организации повседневной жизни. Он мог заставить заключенных часами стоять на перекличке после работы. Даже в сильный мороз — без рукавиц. Он мог издеваться над ними как угодно. Как известно из армейской жизни, есть множество законных способов беспощадно мучить людей.
В нормальных условиях люди будут протестовать против такого деспотического режима. Но что мог сделать заключенный? Выйти из лагеря он не имел права. Пожаловаться на своих мучителей он мог только им же — тем людям, расположение которых стремился заполучить, чтобы не лишиться всякой надежды вернуть свободу. А освободившись, он не смел открыть рот, чтобы не подвергнуться риску немедленно вновь попасть в заключение. Так узники сами делали все, чтобы превратить свою жизнь в ад. Эсэсовцы в лагере это понимали. Коменданты держали заключенных взаперти, истязали их, доктора обращались с ними жестоко и умерщвляли их, охранники издевались над ними и убивали при «попытках к бегству», капо без отдыха обрабатывали их дубинками и, чтобы укрепить свою власть, часто доводили других заключенных до самоубийства. […]
В этой системе все зависело от начальства. При жестоком коменданте лагерь превращался в ад. Если комендант был гуманным и держал в узде свой персонал, лагерь был сносным. Поэтому отчеты, поступающие из концентрационных лагерей, так сильно различаются. Персонал лагерей по большей части был плох. Плох изначально, поскольку никто не назначал туда способных и безупречных людей — об этом речи не шло из-за нехватки руководящего состава. Туда направляли только шлак, который нельзя было использовать больше нигде. За редкими исключениями. Гиммлер хорошо понимал, насколько губительна и разлагающа лагерная среда. Он выпустил приказ, согласно которому ни один член СС не должен был служить в концентрационном лагере больше двух лет. Этот приказ никогда не выполнялся, по крайней мере, последовательно.
Бесправные заключенные, плохой человеческий материал, всемогущая охрана, нехватка эффективного контроля — таковы были главные причины тяжелых условий в концентрационных лагерях.
Здесь Морген проницательно анализирует разлагающее действие машины концлагеря, что явно противоречит другим его радужным описаниям. И американские следователи не единственные, кому он описывал лагеря как ад, если коменданты жестоки. Как мы увидим, то же самое он заявлял судебной системе СС в годы войны.
Пытаясь понять, почему так различаются описания лагерей, сделанные Моргеном, мы должны иметь в виду три факта. Во-первых, Морген отделяет время своего пребывания в Бухенвальде как от предыдущего, так и от последующего периодов, когда Пистер еще не прибыл в Бухенвальд и когда Германия находилась в состоянии разрухи[210]. Есть некоторые основания верить, что в то время, когда Морген находился в Бухенвальде, условия там были чуть лучше, чем до и после этого, хотя они и не были даже вполовину так хороши, как он опишет их позднее. Морген работал в Бухенвальде с лета 1943 г. до весны 1944 г. Пистер стал комендантом Бухенвальда в январе 1942 г. По свидетельству Ойгена Когона, узника, который долго пробыл там в заключении, условия в лагере заметно улучшились после 1941 г., то есть уже при коменданте Пистере[211].
Во-вторых, Морген был склонен защищать СС, хотя и не обязательно отдельных членов этой организации. Примером тому его показания на суде над Освальдом Полем, который, возглавляя Главное административно-хозяйственное управление СС (Wirtschaftsverwaltungshauptamt), отвечал за лагеря. Там Морген перечисляет причины смерти заключенных, в которых не может быть обвинена лагерная администрация[212]. Среди них казни тех, кого доставляли в лагерь только с этой целью — «поскольку эти казни применялись не к заключенным концлагеря, вы не можете обвинять в этих преступлениях концлагерь или его администрацию»; уничтожение евреев — «комплексы для уничтожения не имели отношения к концентрационным лагерям»; смертность по естественным причинам среди заключенных —
