Экстремальная Маргарита - Наталия Левитина

— Теперь давай поговорим о матери Никиты Андреевича, — задал новую тему Валдаев. Они уже перешли на «ты». — Я с ней, кстати, так и не встретился. Пока.

— Немудрено. Юлия Тихоновна чрезвычайно активная и деловая женщина, несмотря на возраст. Ей шестьдесят, между прочим. Я совершенно потрясена, но даже трагедия не выбила ее из колеи. Прилетев из Москвы на похороны, она на следующий же день отправилась обратно. Контракт, которым она занимается в столице, имеет судьбоносное значение для «Пластэка». Если Юлии Тихоновне удастся его заключить, компания на год вперед будет обеспечена оборотными материалами и сырьем. Наверное, поэтому она не задержалась в городе. Многие упрекнули ее в черствости. Хотя, по моему мнению, никто не может судить мать, так как никому не осознать глубину ее горя. Юлия Тихоновна, в отличие от сына, никогда не давала волю эмоциям. По ее лицу трудно догадаться, что она чувствует. Сухость, жесткость, безапелляционность — стиль ее общения с коллегами и подчиненными. Никита Андреевич, я полагаю, пошел характером в отца, хотя я не была знакома с его отцом. Но не в мать, это точно.

— Да, как-то не укладывается в голове. С похорон — сразу в Москву, — почесал лоб Саша. — Вот если бы на больничную койку, под капельницу, это понятно. А так…

— Возможно, Юлия Тихоновна пытается работой заглушить горе. Скорее всего, сейчас ей лучше думать о московском контракте, чем о смерти сына.

— А то и впрямь угодишь под капельницу.

— Одно я понял точно: она неординарная женщина.

— Совершенно неординарная.

— Еще, Алла, я вот о чем хотел спросить… У Кармелина была любовница?

Эффект, произведенный на Аллочку вопросом Александра, был совершенно замечателен: с таким же успехом Саша мог достать из кармана живого скорпиона, засунуть его в рот и с хрустом прожевать.

— Лю-бов-ни-ца? — с отвращением повторила Алла и вся словно содрогнулась от омерзения. Никогда еще Валдаев не наблюдал подобной реакции на слегка пренебрежительное, но в общем-то не плохое слово (а смысловая наполненность, по мнению шустрого капитана, и вовсе была чудесной). — Да ни за что на свете! Никогда! Да ты что, Саша!

Саша удивленно пожал плечами. В возможном наличии у Кармелина любовницы он не видел ничего предосудительного. Он ведь не полудохлую жабу предлагал в качестве возлюбленной, а феерическую блондинку, чья фигура была оценена случайным свидетелями на пятнадцать баллов по десятибалльной шкале…

— Если у него была любовница, то его рабочего телефона она точно не знала. И адреса нашей конторы тоже. Ни разу я не видела Никиту Андреевича с кем-то. И никаких звонков. Нет, не знаю… И потом… Он ведь так любил Настасью!

— Правда?

— Да конечно! Я ведь говорю, что, в отличие от своей мамы, Никита Андреевич был очень открытым и эмоциональным человеком. Он светился, словно солнце. Светил и грел. И когда Настасья приходила сюда, в «Пластэк», компьютеры зависали, потому что Никита Андреевич выбрасывал в атмосферу такие заряды энергии… Ну, образно говоря. Короче, он любил жену, и это было видно невооруженным глазом.

— Может быть, тебе, Алла, просто не хочется признаться, что Никита Андреевич в чем-то был не, таким, каким ты его себе представляла? Ты, случайно, не идеализируешь Кармелина?

— Саша! — усмехнулась девушка. — Я, конечно, была безмерно влюблена в Никиту Андреевича все пять лет совместной деятельности, но не настолько, чтобы ослепнуть и оглохнуть. Каким образом факт наличия у любимого начальника внебрачной подружки мог остаться не замеченным мною? Нереально.

— Ладно. Возможно, Кармелин в молодости хотел стать разведчиком и увлекался изучением приемов эффективной конспирации.

Алла недоверчиво хмыкнула.

— И нечего хмыкать.

— На день рождения Настасьи Никита Андреевич купил триста белых роз. Я сама ездила по его поручению в совхоз «Мичуринец», в теплицы, договаривалась. А потом, когда мы везли их в город на машине, я насквозь пропиталась бесподобным ароматом. Представляю, как счастлива была Настасья!

— Почему не миллион?

— Миллиона бы не набралось. А однажды, когда Настасья должна была вернуться из Франции, куда уезжала на две недели, неимоверно соскучившийся Никита Андреевич — да, да, он мне так и сказал: «Алла, я неимоверно соскучился!» — устроил в саду дома грандиозный фейерверк. Опять же я покупала петарды, ракеты и так далее. Правда, одна ракета улетела в окно, едва не случился пожар… А один раз они с Настасьей поссорились, и Настасья неделю дулась.

Никита Андреевич пригласил гитаристов из ансамбля «Севилья» и самолично орал под окном серенаду в час ночи.

— Слушай, Алла, веселый у тебя был начальник!

Алла сникла. Жестокое слово «был» вмиг лишило ее радости. Пока она рассказывала Саше о боссе, ей казалось, что Никита Андреевич жив.

— Веселый, остроумный, общительный, добрый, щедрый, внимательный… Классный! Неужели он никогда больше не войдет утром в нашу приемную?

Алла шмыгнула носом, ее глаза наполнились слезами.

— Где, кстати, гражданин Кобрин, почему не на рабочем месте? — тут же вспомнил Александр.

— Обещал подъехать к концу рабочего дня. Ты и его хотел расспросить о любовнице?

— Да. Вдруг Никита поделился с коллегой радостью. Как мужик с мужиком.

— Вряд ли. Они не были друзьями. Иногда конфликтовали.

— Так-так, — настроил локаторы Валдаев. — Продолжай. Что ты мне расскажешь о Кобрине?

— По выражению Конфуция — знакомое имя? — «нелегко встретить человека, который, отдав учению три года жизни, не мечтал бы занять высокий пост»

— Я говорю это не относительно уровня образованности Кобрина, а относительно его амбициозности

— У него, вероятно, наполеоновский комплекс. Думаю, он всегда немного завидовал Никите Андреевичу, которого судьба не обидела ни ростом, не мозгами.

— А его мозгами обидела?

— Да нет, но они у него отнюдь не такие блестящие и изощренные, как у Никиты Андреевича. Все гениальные идеи рождались в кабинете Кармелина

— Кобрину оставалось только воплощать их в жизнь.

Сам он никогда ни до чего оригинального не додумался.

— Отлично. Зависть — прекрасный мотив.

— Мотив для чего? Для убийства?! — изумилась Алла.

Она не предполагала, что ее слова будут так интерпретированы. Алла столько лет провела в приемной между двумя кабинетами, наблюдая за боссами, и вполне могла сказать, что их отношения были гармоничны. Да, в них была и примесь некоторой зависти со стороны Кобрина, и легкое ощущение превосходства со стороны Кармелина, однако именно в таком составе, с подобным распределением сил, мужчины долгое время успешно руководили компанией.

— И для убийства тоже, — кивнул Александр. — Можно позвонить?

Не дожидаясь утвердительного ответа, Валдаев схватил трубку радиотелефона. «Маргарита знала, что у Никиты Кармелина есть любовница, — думал он, слушая длинные гудки. — Но доблестно игнорировала факт измены, не желая становиться между Настасьей и Никитой. Есть еще один человек, который находился в подобном положении и наверняка был в курсе похождений Кармелина…»

* * *

Через пару минут Валдаев покинул офис «Пластэка».

Вряд ли можно было догадаться о роде занятий Валентины Генриховны, разглядывая ее шелковый с кружевными вставками костюм невероятных размеров и прическу с дорогой укладкой. Голубая пластиковая сумочка от Гуччи и французский маникюр окончательно сбивали с толку. Оперная дива на пенсии — так можно было подумать, глядя на холеную, грузную даму. Однако социальный статус Валентины Генриовны обозначался словом «домработница». Отличная зарплата, получаемая в доме бизнесмена, и вкус к красивым вещам позволяли труженице совка и швабры иметь исключительно представительный внешний вид. Валентина Генриховна следила за собой так же трепетно, как за чистотой в особняке Кармелина.

— Что-то много вас, — сообщила она Саше, тяжело опускаясь на скамейку в тенистом сквере, куда была вызвана неутомимым сыщиком по телефону.

Валентина Генриховна достала из сумочки маленький китайский веер и стала им обмахиваться. — Утром приходил огромный такой… Он, что ли, не мог со мной поговорить? Что по частям-то ходите? Один, другой… Вот бы и поговорила с тем, квадратным. Все бы ему рассказала, что требуется. А то пришлось работу бросить, мчаться сломя голову…

По идее, Валдаев должен был почувствовать себя виноватым пятиклассником пред очами сварливой учительницы, но недовольство толстой свидетельницы, утомленной прогулкой по солнцу, его мало трогало. Он круто взял быка за рога:

— Дорогая Валентина Генриховна, скажите мне, у Никиты Кармелина была любовница?

Женщина бросила на капитана быстрый внимательный взгляд и шумно вздохнула. Ей и всем ее стратегическим жировым накоплениям было жарко. На носу выступили мелкие капельки пота. Домработница вслед за веером достала из сумочки батистовый платок.