Сломанная Головоломка - Х Собачий

- ...Ну хорошо, любой удлиненный предмет - фаллический символ, говорил Паша Степану Самойловичу, тот кивал. Зоя шепталась о чем-то с Сережей.

"Молчал весь вечер, ублюдок. А теперь - шепчется. Ухо, небось, обслюнявил..."

- Юра! - сказал Мишенька. - Давай выпьем! Юра взял бокал: - За тебя, Лена! За успех твоих таинственных дел. И вообще... - он выпил. Лена хмуро промолчала.

- Что-то, все-таки, у тебя не так, да? - спросил Лену Мишенька. - Не мучай себя. Расскажи! Что стряслось?..

- Правда, - Юра попытался улыбнуться.

- Отвяжитесь! - злобно буркнула Лена. Мишенька и Юра переглянулись.

- Они и меня под конец своим Фрейдом достали, - сказал Мишеньке Юра. Тот только горько ухмыльнулся: "Понимаешь, - мол, - меня теперь?.."

- Ну хорошо: кипарис - фаллический символ, - говорил Паша, Эйфелева башня - фаллический символ, но ведь...

- Прекратите!!! - заорал Мишенька. - Что, других тем нет? Лариса, Костя и Илья опять захохотали.

- Действительно, мальчики, что вы все о каких-то гадостях, - сказала хмуро Лена. - Лучше бы о чем-то умном поговорили.

Юра не выдержал, вскочил и, чуть не опрокинув торшер, ушел на кухню. 3а ним вышел и Степан Самойлович. Сев напротив, он поставил локти на стол, застеленный темно-коричневой клеенкой, оперся подбородком на ладони и молча смотрел на Юру. Юра различил четыре своих маленьких отражения - два в стеклах очков, два в карих зрачках Степана Самойловича.

- Достал ты меня, Степан, сегодня своим Фрейдом.

Степан Самойлович пожал плечами.

Пришел Мишенька с бутылкой. Выпили по чайной чашечке, еще посидели молча. Внизу за окном кто-то пьяно заорал. У соседей за стенкой включили телевизор.

- Почему все так гадко, а?.. - тихонько спросил Юра.

- Ты же не любишь умных бесед, - так же тихо ответил Степан Самойлович, закуривая.

- А ты без умничанья попробуй. Без цитат, без имен. Ты же не можешь!..

- Что попробовать? Ответить на твой тоскливо-кретинический вопрос?.. И самому при этом не показаться кретином?.. Тем более, что ты и сам прекрасно знаешь, что я отвечу.

Юра удивился: он не знал.

Мишенька вдруг засмеялся: - А знаете, - сказал он, - что я вчера подумал? Ехал в автобусе, давка, теснота. Вдруг я тихонько пукнул! Никто не заметил, мотор гудит, а мне все равно - неловко стало, стыдно так. Внимательно рассмотрел все лица вокруг - полная безучастность, неподвижные взгляды. И мне показалось, что даже... э... слишком как-то неподвижные. Как бы искусственно. Тут-то я и испугался: а вдруг у них у всех уши не так, как у меня устроены? Вдруг только я не слышу когда, тихо пукаю, а все остальные люди прекрасно все это слышат?! И вот - только вида не подают. А я, мерзавец!.. Мне просто сквозь землю захотелось провалиться...

- А еще другое бывает, - тихо сказал Степан Самойлович. - Когда подумаешь об окружающих какую-нибудь гадость и вдруг испугаешься: а вдруг они все телепаты? Все люди вокруг? Только условились тебе в этом не признаваться. Вдруг они и эту твою догадку прочли? И все равно - про себя хохочут, в душе, а виду не подают. Ходят с бесстрастными лицами...

Юра поймал вдруг себя на том, что внимательно рассматривает рекламные объявления в лежащей на столе газете. Над объявлениями была еще статья: "ОДИН НА ОДИН СО ВСЕЛЕННОЙ. Будни космонавта". Юра отшвырнул газету, положил голову на коричневую клеенку. Опять что-то заурчало в животе. "Но они же не отравленные?" Из комнаты донесся веселый хохот Ларисы.

- Ты спросил: почему так гадко? - сказал Юре Степан Самойлович. - А ты не интересуешься: почему ты хочешь знать "почему"?

Мишенька только замычал, встал, подошел к окну.

- Я не хочу больше философствовать, Степан Самойлович. Разговоры на кухне!.. О!.. Я не знаю - может вовсе и не из-за водки меня тошнит.

- "Тошнота", Жан-Поль Сартр, - премерзко произнес Мишенька. - Вы, действительно, заебли уже всех своими попытками философствовать. Зачем это все? Юра, вот ты скажи, тебе - зачем?

Юра пожал плечами. На стене напротив него висел календарь великолепная фотография высокого гриба-боровика среди упавшей листвы. На шляпке, высунув рожки, сидел блестящий слизняк. Нагло, бесстыдно.

- А что, - ответил вместо Юры Мишеньке Степан Самойлович, - что-то меняется от того, говорим мы вслух, или просто думаем? Почему же тогда не говорить? Ведь так остается еще хоть какая-то надежда. А если даже и не говорить, если вообще ничего не делать - может лучше сразу... того, повеситься?..

Вошедший в кухню и стоящий теперь у стенки Паша тихо присвистнул.

- Это, извини, опять разговоры! Если ты говоришь "делать что-то" вот и сделай. Хоть это. Хоть повесься, - Мишенька посмотрел на люстру. Давай, давай, покажи, что ты и вправду человек действия.

Степан Самойлович тоже посмотрел на люстру.

- А тебе не кажется, Мишенька, - сказал Юра, - что ты сам непоследователен, а? Ты советуешь, хотя считаешь, что делать что-либо - в том числе и советовать! - бессмысленно.

- Совсем упились!... - всплеснул руками Паша. - Полные... э... идиоты.

- Сам ты... э... идиот! - ответил Мишенька.

Гриб-боровик на календаре медленно поплыл влево. "В прошлый раз, кажется, тоже налево - против часовой стрелки..." Юра закрыл глаза. В буром полумраке проплыло оранжевое пятно. "А это - я на яркую лампочку посмотрел, где Степа вешался. Она - отпечаталась на сетчатке..."

- Смысла во всем этом, действительно немного, Паша, - с удивлением услышал он свой голос. И совсем с небольшим опозданием, секунду, не больше - понял, что хочет сказать. И заговорил. Все молча слушали.

- Бессмысленно, небессмысленно... Сначала нужно бы вдуматься: что такое этот самый смысл, а? Вот есть такой классический пример: кепка. Если она на голове - она и есть просто кепка и ничего больше. А если она под стеклом, в музее, кепка Ленина, например?!. Или какой-нибудь из жизни пример. Самый обычный стук в дверь и тот же стук, если человек ждет, что его арестуют. Это ведь - уже совсем другое. Понимаете разницу?

- Я тебе про это, Паша, и говорил, - вставил Степан Самойлович. Помнишь: кипарис, Эйфелева башня... Мишенька бешено затряс головой.

- Не нужно кипарисов! - закричал Юра. - Ничего не нужно. Нужно просто задуматься - откуда они приходят эти смыслы. Из подсознания?.. Из личной истории?.. Веревка - что может быть обыкновеннее. А ведь в доме повешенного о ней даже говорить не могут!.. Хоть "коллективным бессознательным" это обзови, хоть "нуминозным" - ведь от этого же ничуть не легче! Оно все равно само приходит. Нас не спрашивая.

Все молчали.

- Можно и проще сказать: все от Бога, - усмехнулся Мишенька.

- А Бог? Это что такое? Какой смысл у этого слова? Само это понятие оно откуда взялось?.. Зоя, вон, лекцию пыталась об этом прочесть! Самое страшное, от чего просто выть хочется, что? То, что даже этот мой разговор, эти мои мысли, все ваши мысли по этому поводу - они тоже сами по себе откуда-то взялись. Сами, без спросу. И точно так же, сами, без спросу, куда-то и исчезнут, сменятся другими. И никто не знает - какими! Вы знаете, о чем вы подумаете через восемь секунд?..

Паша испуганно посмотрел на часы.

- Откуда выползают мысли - это просто самое страшное. По сравнению с этим даже то, что в квартире над нами сейчас, может быть, лежит бомба и через те же восемь секунд взорвется, продавит на нас потолок - это ерунда! И то, что в любую секунду может остановиться сердце - тоже ерунда... Но то, что через минуту я подумаю о чем-то - а о чем, не знаю! - вот это страшно... Подумаю, увижу мир как-то по-другому, а как? Как угодно! Весь этот мир вокруг - он у каждого из нас свой, он соткан из смыслов, он рождается, изменяется, исчезает вместе с человеком - с его сознанием, с теми смыслами, которое это сознание к миру цепляет - со всеми этими проклятыми мыслями.

- Юре стало ужасно тоскливо.

- Как это "мир у каждого свой"? - сказал Паша. - Мир, Юра, у нас общий. Вот, смотри, - он провел рукой по стене. - Стена... А? Стена? Юра кивнул.

- Да, это стена. И от этого становится еще страшнее. Все потому же! Потому, что я опять не понимаю: не понимаю, откуда пришла и эта мысль, что мир у нас общий... Не понимаю, почему я с этой мыслью сейчас согласен - а я согласен, Паша, он у нас с тобой общий... Почему у меня сейчас появилась вдруг уверенность еще в другом - в том, что согласен с этим я был и всегда раньше... И я не понимаю даже, почему я сейчас так уверен, что могу с тобой соглашаться или не соглашаться...

- Да человек просто так устроен, и все, - сонно сказал Степан Самойлович. - Зоя называла это... или что-то похожее... формами коллективного бессознательного. Или сознательного? В общем, мы думаем так, как... как мы думаем - просто не можем иначе! Что тут такого?..

- Интересная мысль, - засмеялся Юра. - Откуда, извини, она к тебе пришла? И почему ты решил, что с ней можно согласиться?..

- Не лез бы ты, Степа, со своим "бессознательным", - сказал Мишенька. - Это принято называть по-другому. То, что Юра пытается ответить на вопрос "почему?", а потом на вопрос "почему я спрашиваю почему?..." действительно, обычное свойство мышления. Такие свойства, Паша, Кант, например, "категориями" называет. Термин такой, его философы придумали. Юра, вот, страдает из-за того, что мыслит категориями. "Почему" - это категория причинности. Не бывает ничего, у чего причины бы не было. В общем, "категории" это как "архетипы"... А "нуминозное" - его философы любят называть "вещью в себе"...