Черный сад. Армения и Азербайджан между миром и войной - Томас де Ваал
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Политбюро в растерянности
В начале 1988 года московское руководство уже было обеспокоено масштабом кризиса в Армении и Азербайджане. "Решается кардинальный вопрос, – заявил Горбачев на заседании Политбюро 21 марта. – Речь идет о судьбе нашего многонационального государства, о судьбе нашей национальной политики, заложенной Лениным" (6). Создается впечатление, что партийные руководители чуть ли не ожидали, что напряженность медленно перерастет в конфликт – хотя и не могли этому противостоять.
В одном пункте, а именно в нежелании согласиться с какими-либо изменениями границ внутри Советского Союза, позиция Политбюро было абсолютно незыблемой. По словам Андрея Гиренко, который в то время был сотрудником вновь созданного сектора национальной политики, "из Таджикистана приходили просьбы о передаче им ряда горных пастбищ в качестве уступки со стороны Киргизии (нынешний Кыргызстан). Я лично отклонил эти предложения, потому что если бы мы что-то начали передавать, там бы началось то же самое, что и в Нагорном Карабахе" (7).
Большую часть очередного заседания Политбюро 21 марта заняли дебаты о том, как укрепить стремительно падающий авторитет партии в Армении. Мораторий на политические демонстрации в Армении, о котором Горбачев договорился с армянскими писателями, истекал через пять дней. Члены Политбюро опасались, что новая оппозиция попытается захватить власть в республике. Обсуждение этого вопроса демонстрирует глубокие внутренние противоречия в горбачевской политике реформ. С одной стороны, сам он выступал против использования силовых методов для подавления оппозиционного движения в Армении. С другой – он наметил ряд жестких мер для подрыва авторитета "Комитета Карабах".
Эти меры включали полный контроль над местными средствами массовой информации, отключение телефонной связи между Арменией и зарубежными странами, запрет на посещение региона иностранными журналистами и, в случае необходимости, арест активистов "Комитета Карабах". Вместе с тем Горбачев также говорил и о необходимости мобилизации "здоровых сил" и о вовлечении общественности в политическую дискуссию. Эти противоречивые намерения ярко проявились в весьма путаной речи, с которой советский лидер обратился к членам Политбюро. Он рассуждал об открытости и тут же, в этой же фразе, не переводя дыхания, он говорил об изоляции: "Видимо, мы должны говорить в прессе более откровенно и изолировать ["Комитет Карабах"], но так, чтобы не сделать из них героев".
Однако усилия московских руководителей по удержанию ситуации под контролем в значительной мере сводились на нет, поскольку их представители – лидеры коммунистических партий Армении и Азербайджана – уже не были послушны и лавировали между требованиями Москвы и общественности в своих республиках. Горбачев выражал недовольство этим на заседании Политбюро 29 февраля: "Необходима информация, а ее не добьешься – скрывают и те и другие. Все повязаны. Бездействуют, замешаны в этом товарищи из ЦК КП Азербайджана и КП Армении – и тот и другой товарищ " (8).
Горбачев решил отправить в отставку руководителей компартий обеих республик Кямрана Багирова и Карена Демирчана и поставить на их место Абдурахмана Везирова и Сурена Арутюняна, которые работали за пределами региона, и, предположительно, не были вовлечены в местную клановую политику. Везиров был советским послом в Пакистане; Арутюнян работал в аппарате Центрального Комитета КПСС в Москве. Для представления новых первых секретарей на внеочередных партийных форумах в Баку и Ереван были делегированы два члена Политбюро. Это было серьезной ошибкой Горбачева.
Он послал своего ближайшего сподвижника либерала Александра Яковлева в Армению, а лидера консерваторов в Политбюро Егора Лигачева – в Азербайджан. В результате Яковлев, твердо уверенный в необходимости реформ, выразил сочувствие требованиям армян и даже выступил на массовом митинге в Ереване. Лигачев же в Баку решительно заявил, что никто и никогда не позволит отобрать Нагорный Карабах у Азербайджана – и это заявление было с благодарностью встречено азербайджанцами.
Как говорит сегодня Яковлев, ему удалось убедить армянских коммунистов отложить призывы к объединению Нагорного Карабаха с Арменией взамен на заявление из Баку об отказе от притязаний на Карабах. По его словам, он по телефону говорил об этом с Горбачевым, и тот обещал позвонить Лигачеву в Баку и сообщить об этой инициативе:
"Однако ночью меня разбудил телефонный звонок, и я услышал: "Вы нас обманули, вы – обманщик, мы не верим вам". Это был один из участников [ереванского] митинга, на котором я выступал. Что имелось в виду? Оказывается, Лигачев только что заявил, что Карабах навсегда останется в составе Азербайджана, и что мы никогда не изменим эту позицию. После этого я вообще отказался заниматься вопросами, связанными с Карабахом" (9).
Между членами Политбюро обнаружились серьезные разногласия по карабахской проблеме. Как утверждает специалист по национальным вопросам Вячеслав Михайлов, партийная элита в обеих республиках использовала эти разногласия в своих интересах:
"Так как в Политбюро не было единого мнения по этому вопросу, [республиканские] элиты почувствовали, что стоит только нажать на Политбюро немного сильнее, оказать давление на определенных членов Политбюро, и нужное решение будет принято на самом высоком уровне. Так все и получилось. Это произошло в результате известной двусмысленности позиции Политбюро, что проявлялось не в официальных документах – на бумаге все были очень корректны, – а в беседах с глазу на глаз, в личных контактах, что вселяло надежду. И так вели себя все члены Политбюро. Лигачев летит в Баку и говорит, что территориальная целостность является высшим принципом и тут никаких проблем нет; а Александр Яковлев, ко всеобщему ликованию, заявляет, что армяне занимают правильную позицию по данному вопросу". (10)
По свидетельству помощника Горбачева Георгия Шахназарова, в Политбюро начались разногласия:
"Явная потеря управляемости вызывала все большую тревогу у нашего правящего синклита. Это все чаще прорывалось в раздраженных репликах при обсуждении карабахских дел, а вопрос этот затрагивался едва ли не на каждом заседании Политбюро. На одном из них, 4 июля, лейтмотивом выступлений Лигачева, Воротникова, Соломенцева и других членов руководства было: "Хватит уступок, нужно навести порядок!". При этом, однако, никто не потребовал применения вооруженной силы, а ведь это были неглупые люди, и они наверняка отдавали себе отчет, что одними словами ничего не решить. Паралич воли, который приписывают теперь только Горбачеву, в действительности был свойствен и его коллегам" (11).
Война законов
В мае 1988 года провалилась последняя серьезная попытка достичь компромисса между Арменией и Азербайджаном. Возникло предложение оставить Нагорный Карабах в составе Азербайджана, но повысить его статус и объявить автономной республикой. Таким образом, область получила бы новые привилегии – в частности, местный парламент, собственную конституцию и свое правительство. Генрих Погосян, армянин, руководитель Карабаха, видимо, был близок к принятию этого плана.
"У него в кармане уже была конституция автономной республики, причем с очень широкими полномочиями, фактически такими же, как у союзной республики, и в том числе ему было дано добро на строительство лачинской трассы, которая устранила бы многие проблемы, в том числе и страх перед азербайджанизацией", – говорит Вячеслав Михайлов. Однако в последний момент Погосян пошел навстречу местным радикально настроенным избирателям и решил отвергнуть предложенный план.
Назначение на должность новых руководителей в Армении и Азербайджане не способствовало прекращению кризиса. Новый армянский лидер Сурен Арутюнян быстро уловил доминирующие националистические настроения. 28 мая 1988 года, спустя неделю после вступления в должность, Арутюнян позволил впервые за последние почти семьдесят лет вывесить в Ереване запрещенный флаг первой Армянской Республики – красно-сине-оранжевый триколор. 15 июня Верховный Совет Армении, принял резолюцию, которая формально одобрила идею присоединения Нагорного Карабаха к Армении.
Это решение положило начало тому, что впоследствии было названо "войной законов". Региональные партийные органы, похоронив старый советский принцип "демократического централизма", принимали законодательные акты, открыто противоречащие друг другу. 17 июня азербайджанский Верховный Совет принял контррезолюцию, в которой вновь подтверждалось, что Нагорный Карабах является частью Азербайджана. Тогда 12 июля областной Совет в Степанакерте одобрил постановление еще более жесткое, чем то, которое было принято в феврале: он проголосовал за односторонний выход области из состава Азербайджана и за переименование Нагорного Карабаха в "Арцахскую Армянскую Автономную Область".