Ключи к чужим жизням - Лариса Теплякова

– Чего хочет женщина, того хочет бог, знаешь? – лукаво улыбнулась она и снова разлила коньяк по рюмкам.

– Да уж, кто разгадает женщину, тот приблизится к богу, – опять отшутился я. – Вы ведь удивительные существа: сложные, утонченные, более совершенные…

– Вот только не надо мне приписывать высокие благородные мотивы, – перебила меня Светлана. – Все, что я жажду, это – деньги и удовольствия. Тряпки еще люблю.

– Тебе, значит, хлеба и зрелищ постоянно надобно?

– Вроде того. Только удовольствия телесные для меня лучше всяких зрелищ. Это мои подруги балдеют от театра, картин, а я немного другая. Кто знает, долго ли еще резвиться осталось. Бабий век короток. Да и вся жизнь не длинна.

– Ой, прекрати! Тебе ли сокрушаться!

– Вот я и доверилась тебе. Такой уж день выдался. А вообще-то я скрытная. Даже подругам закадычным далеко не все говорю, – заявила Светлана. – Значит, ты тоже стал мне другом, понял? Ну, выпьем за это.

– Понял, – четко ответил я и шутливо козырнул ей. – Можешь не беспокоиться, я тебя мужу не заложу. Да и что-то я сомневаюсь, что ты этого боишься.

– Боюсь, – просто призналась Светлана и одним махом выпила коньяк. – Просто холодею при одной мысли об этом. Семья для меня много значит. Потом, это – целый клан родни с двух сторон, который неминуемо втянется в конфликт, если что. Вот такая я, Сашенька. И что самое главное: я давно чувствую, что за мной будто следят. Не замечала ничего такого подозрительного, а чувствую. Энергетика вокруг меня какая-то нездоровая…

После этих её слов я сам несколько похолодел, но постарался улыбнуться и как можно беспечнее возразить ей:

– Да брось ты! Это у тебя нервное! Скоро пройдет. Выпей ещё чуток и ложись спать.

– Нет, я не истеричка, Сашенька. Как-то давило на меня чужое биополе, а чье – не могла разобрать. Женская интуиция меня редко подводит. Сам же говорил, что мы – тонкие штучки. У меня бдительность на высоте. А еще знаешь, что мне кажется? – нетрезвым полушепотом спросила меня Светлана.

– Что? – прошептал я, словно включаясь в её игру.

– Что ты не тот, за кого себя выдаешь, – выдохнула она.

– Ну, у тебя фантазия разбушевалась, подружка!

– Слушай, Саш, а ведь ты такой красивый мужик! Я это сразу отметила.

– А сейчас, после третьей рюмки, я особенно хорош, да? – балагурил я. – И ростом как будто выше стал, а, Свет?

– Рост в мужчине не самое главное, – щедро польстила мне Светлана. – А вот глаза у тебя умные, наблюдательные и с грустинкой. И интонации в голосе у тебя гипнотические. Так и хочется тебе довериться.

– Я бывший артист. Из погорелого театра. Театр сгорел, а я грущу, – я плел ей, что попало.

– Нет, ты не артист. В тебе просматривается настоящий мужской корень и надежная сердцевина, – томно заявила Светлана, а я не мог понять, уж не провоцирует ли она меня. Может, расстроилась блондиночка, занервничала, а теперь вожделеет утешиться с подвернувшимся под руку симпатичным мастеровым. Она мне, конечно, нравилась, но я гордился своей способностью вовремя притормаживать. И первым делом – само дело, а девушки, как известно, потом.

– Ладно, поздно уже. Выпей еще рюмашку без меня и ложись спать. Утро вечера мудренее, – сказал я, вставая с дивана.

– Подожди! – резко остановила она меня. – Скажи мне, кто ты?

Её вопрос прозвучал деловито и требовательно. Блондинка тоже умела тормозить на опасных поворотах.

– Следователь я, только бывший. Довольна?

– Вот это похоже на правду! – воскликнула Светлана. – Ну будем дружить, следователь? У меня пока не водилось таких знакомых.

– Давай попробуем. Телефон ты мой знаешь, – согласился я.

Итак, блондинка сочла меня нелишним человеком в своей жизни и постаралась приблизить. Авось пригожусь.

Уже на улице я подумал, что все же неплохо справился со щекотливой ситуацией. А еще я подумал, что она отнюдь не пуританка. Отнюдь.

Глава 10

Долгие зимние вечера

Зима вступила в свои права, и с ней волей-неволей приходилось мириться. В декабре всегда вечереет рано, день удручающе короток. Нужно как-то привыкать к постоянным холодам, к преждевременным сумеркам и гнать прочь от себя хандру. До веселой настоящей новогодней суеты далеко, улицы обычно пустеют, как только минует час пик. Каждый на свой лад коротает эти вечера…

Я много мотался по городу, пытаясь уследить за блондинкой. Надо сказать, она была очень жадной до жизни! Ей не хватало мужа и дочери. Семейные узы были ей необходимы, но недостаточны.

Моя уловка удалась, я сблизился со Светланой, но отныне мне приходилось быть предельно осмотрительным, чтоб не вызвать у неё подозрения.

У меня вошло в привычку засиживаться за полночь, перебирая накопленные сведения по крупицам, отделяя зерна от плевел, словно я собирался варить из них кашу. Нет, сам я ничего варить не собирался. Я продавал информацию Князю, а вот что он с ней намеревался делать в последствии, для меня так и оставалось загадкой.

Анна по-прежнему бывала у Ивлева, но гораздо реже обычного. На все его расспросы она отвечала весьма уклончиво, либо вообще отмалчивалась. Он сам не любил выяснять отношения, но примечал, что его милая любовница отдаляется от него с каждым днем, и это тревожило художника. Эдуард чувствовал, что может потерять её, потому старался вновь завладеть вниманием Анны, вовлечь в свою среду людей искусства. Он знал её вкусы и пристрастия, её натуру, и прилагал немало хитрости и усердия, чтоб опять по капле завоевать ускользающую душу неординарной молодой женщины.

Теперь, во время работы над картинами для голландского ресторана, Эдуард был не так строг с Анной. Он намеренно часто дотрагивался до неё, словно что-то поправляя в её прическе или в позе. В ущерб себе Ивлев не утомлял Анну длительными сеансами, а старался сделать часы её пребывания в его мастерской праздничными.

Эдуард объяснял себе холодность и отстраненность Анны её ревностью и обычным женским тяготением к замужеству. О, он понимал, что ей хочется обрести свое гнездо, но не мог ей дать это. Он не представлял свою роскошную любовницу в быту. Анна нравилась Ивлеву остротой ума, величавой статью, обликом, страстностью, широтой интересов, во многом совпадающих с его собственными. Ивлев жаждал с ней любви, продолжающейся в его творчестве. Он вообще выживал своим творчеством и работой в это нелегкое время. А быт у него был отлажен, этим давно заведовала Зина, а, как многие мужчины, Эдуард не терпел перемен в своем ближнем круге.

– Послушай, Аннет, я уже завершаю одну из заказанных работ! – оживленно сообщил Эдуард, потирая руки. – Останется еще две, но там дело пойдет быстрее. Наброски уже сделаны. Вообще, в любом творчестве важно не только само искусство, но и та скорость, с которой художник может работать. Ну, это если творец желает зарабатывать! А мы скоро получим неплохие деньги. Покутим, а?

– Не знаю, посмотрим, – Анна опять была задумчива. – Скажи, а я могу пригласить подругу посмотреть картину, да и наброски тоже.

– Конечно, нет проблем! Можешь всех своих подруг позвать. Сколько их там у тебя? Устроим слет нимф. Или шабаш ведьм?

Эдуард был готов на все и острословил на свой манер.

– У меня всего-то две самые близкие – Светлана и Марьяна. Марьяшка пока в больнице с сыном, но скоро выйдет.

– Вот и славно! Приводи свою Светлану хоть завтра! – великодушно позволил Эдуард. Он уже обнимал Анну за плечи и заглядывал ей в глаза. – До чего же прелестная вышла картина!

– Послушай, Эдичка, я спешу, – Анна попыталась высвободиться из его объятий. – Мама одна. Ей нездоровится.

И она поспешно оделась и ушла, опять оставив Ивлева в недоумении.

Эдуард частично был прав в своих измышлениях по поводу Анны, но он знал о ней не все. Анна умалчивала о своей новой работе и своих свежих впечатлениях. Почему-то именно Ивлеву она не хотела ничего говорить. Может, потому что пыталась начать иную жизнь, где ему не отводилось места?

В фирму брали по конкурсу. Анна была слегка смущена, когда увидела, сколько хорошеньких девушек явились по объявлению. Поначалу всем было предложено заполнить несложные анкеты. Потом женщина-психолог раздала карточки и карандаши. Дама попросила девушек нарисовать домик, какое-нибудь фантастическое животное рядом и необычное дерево. Анна сразу поняла, что это тест на воображение, гибкость ума и креативность, но не стала ломать себя. В искусстве она всегда ценила реалистичность, а в работе – точность. Анна придерживалась мнения, что нормальная профессиональная беседа даёт большее представление о человеке, чем эти веселые картинки. В общем, она скептически отнеслась к заданию, хотя не сочла за труд выполнить его. Анна с детства неплохо рисовала, да еще столько часов провела в мастерской Ивлева и в ЦДХ, что, казалось, уже вполне могла бы самостоятельно иллюстрировать детские книжки.