Один день в Древних Афинах. 24 часа из жизни людей, живших там - Филипп Матисзак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ну, – думает Алкестида, выкладывая очередной кусок рыбы на свекольные листья, – что-что, а моя рыба ему точно не нужна. Он, держу пари, питается корюшкой, анчоусами или соленой рыбой!»
Вообще-то говоря, это оскорбление, просто Сократу не важно, какую рыбу он ест – в отличие от остальных афинян. В некоторых обществах существуют винные снобы, в других принято судить людей по украшениям, одежде или обуви. В Афинах даже богачи нередко ходят босиком, поэтому афиняне судят о своих согражданах по тому, какую рыбу те предпочитают. Мелкую рыбу вроде анчоусов или шпрот едят только те, у кого на другую нет денег, и Сократ, хотя у него деньги есть. Кальмары нравятся всем, а богачи лакомятся лучшими кусками тунца и другой крупной рыбы.
Такие деликатесы можно встретить у нескольких продавцов, но, когда открывается рынок, покупатели в первую очередь устремляются к прилавку сиракузянки Алкестиды. Она торгует мессенскими угрями. Угорь считается царем рыб и непревзойденным гастрономическим изыском. Как заметил драматург:
Вот будь я богом, я уж не позволил бы, Чтоб на алтарь мне клали просто бедрышки! Пускай уж вместе с ними мне и угря жгут»[44].Обычного угря торжественно подают на праздничных пирах. Но чтобы заслужить уважение афинских гурманов, подавать нужно не обычного, а мессенского – золотое руно рыбного сноба.
…Мессенец! Здесь между смертными всеми завиден твой жребий: ты можешь Часто подобной едой угощаться… <…> Да, безраздельно царит в застольях, я думаю, угорь И к наслажденью ведет нас…[45]Так писал поэт Архестрат в своей знаменитой поэме «Гастрономия», и афиняне с ним полностью согласны. Если на прилавках появляются мессенские угри, горожане готовы платить за них бешеные деньги. Сравниться с мессенскими угрями могут разве что беотийские, но они не так редки и уже поэтому ценятся меньше.
Неудивительно, что пятнадцать дней назад на Сицилии Алкестида с мужем загрузили «Фетиду», свое маленькое торговое судно, сиракузскими сырами, амфорами с темным и крепким сицилийским вином, но прежде всего – бочками мессенских угрей, соленых, копченых и даже еще живых, извивающихся в соленой воде. Алкестида продает их на Агоре вот уже третий день, каждый раз делая вид, что они вот-вот закончатся, чтобы эти глупые конезаводчики с безразмерными кошельками еще и благодарили ее за возможность расстаться с деньгами, которые обычный афинянин зарабатывает за пять дней, ради одной-единственной порции.
Интересно, что рыба в Афинах популярнее мяса, которое в огромных количествах поглощали на пирах герои поэм Гомера. Одна из причин в том, что отведать мяса большинству афинян удается только после жертвоприношений. Таковы условия древней сделки с богами: божество получает жизнь принесенного в жертву животного, а заодно кожу, кости и рога (если они у него есть). Людям достается мясо; а поскольку жертвоприношения носят общественный характер, его делят поровну на всех. Большинство порций состоит из снятых с костей кусков плоти, внутренностей и хрящей. Возможность выбрать лучшие или хотя бы съедобные части не предусмотрена.
С другой стороны, это еще и вопрос престижа. Рыба продается преимущественно на Агоре или в порту Пирей и считается городской едой. У деревенщин бороды лоснятся от свиного жира, а культурные горожане вкушают мягкую белую рыбу.
Сегодня Алкестида устанавливает свой прилавок в последний раз. Она позаботилась, чтобы об этом узнали все, и надеется распродать товар в течение часа. После этого она до конца дня будет торговаться с другими продавцами, закупая товары, которые можно выгодно сбыть на родине: рулоны шелка, флаконы с тирийским пурпуром (единственным известным грекам невыцветающим красителем) и афинские вазы. А еще она очень надеется раздобыть предварительный текст новой пьесы Еврипида: в Сиракузах он исключительно популярен, и за первую копию его свежей работы можно будет выручить целое состояние.
И афинские, и восточные купцы будут всем своим видом демонстрировать, что считают ниже своего достоинства вести дела с женщиной напрямую. К востоку от Пелопоннеса ни одной приличной особе женского пола в голову не придет самой торговаться на рынке. Алкестида видела – и втайне презирает – афинских аристократок, до того укутанных покрывалами, что они напоминают ей ходячие палатки. Покупки за них делают слуги, выслушав то, что хозяйки незаметно прошептали им на ухо. Алкестида торгуется сама, и это у нее очень хорошо получается.
Пусть торговцы бледнеют, глядя на ее ничем не прикрытое лицо. Спустя мгновение они замечают серебро у нее в руке. Они догадываются, что такая бесстыжая женщина будет столь же беззастенчиво требовать снижения цены.
И она своего добьется. Всю первую половину недели Алкестида провела, наблюдая за своими коллегами. Она точно знает, сколько все то, что ей нужно, стоит на самом деле.
Торговец рыбой и его клиент [46]
Муж бы помог ей, но сейчас он в Пирее готовит «Фетиду» к отплытию, пока нанятые им головорезы с дубинами из оливы охраняют уже погруженные товары. Порт – опасное место, но куда рискованнее предстоящее обратное путешествие в Италию. Пройти мимо Эгины в направлении Коринфа нетрудно, но затем покажется изрезанный берег Пелопоннеса. Обогнув страшный мыс Малея, маленькое торговое судно устремится к Керкире, стараясь держаться поближе к суше. Моряки будут молиться, чтобы им не пришлось повстречаться с либурнскими пиратами, промышляющими к югу от Албании. Если, пересекая Адриатическое море, корабль не станет жертвой штормов, нередких в конце весны, и достигнет италийского порта Брундисий, Алкестида сможет рассчитывать на приятный круиз вдоль скалистого побережья. Проскочив через Мессенский пролив, путешественники не забудут почтить священным возлиянием покровителя этого места, Зевса Ифомского, в благодарность за всех мессенских угрей. А оттуда уже недалеко до родной Ортигии – главной гавани Сиракуз.
У веревки, преграждающей покупателям вход на рынок до момента его открытия, уже собралась толпа. Алкестида завершает свои приготовления, раскладывая гирьки рядом
