Длиной в неизвестность - Вокари Ли

Он осторожно, стараясь не смазать краску, приклеил записку на заднюю сторону картины и устало взглянул в окно. Веки потяжелели и пейзаж стал казаться картонным и плоским. Ветер стих, с улицы доносился лишь редкий гул машин. Начало светать: небо наливалось кровью, возобновлялось движение и фонари выглядели всё более бледными. Будильник прозвенел ровно в шесть часов пятьдесят четыре минуты. Тору провёл по экрану пальцем и вновь вслушался в утреннюю тишину дома: мать ещё спала, соседи двигали мебель, а шорох его одежды заполнял звенящую пустоту между стен.

В ванной Тору почти не разглядывал своё лицо: умылся прохладной водой, лениво почистил зубы и пригладил разлохмаченные волосы. Вбежав в кухню, захватил с собой завтрак и рюкзак, в который наспех сложил ещё вчера собранный халат и первую попавшуюся под руку тетрадь. Из дома Тору вышел, не дожидаясь пробуждения матери. Он не хотел ничего слышать о своём болезненном внешнем виде, бледности и усталости. Ей достаточно было бросить в его сторону одно неудачно подобранное слово, и он весь день мог проходить в размышлениях о болезни и смерти. У уставшего разума не было сил на терзания о чем-то прочем, всю энергию Тору планировал направить вовне. Именно поэтому он решил провести ночь без сна: организму нужно было отвлечься от мыслей, чтобы попросту не сойти с ума. Конечно, он сделал это не из-за участившихся мыслей о Юмэ и боязни снова его не встретить.

Сойти с ума Тору боялся: сумасшедшие казались ему людьми совершенно непонятными и несчастными. В глазах бывших одноклассников он был именно таким: странным, нелюдимым и иногда пугающим. Себя таковым Тору не считал, но не признать факты не мог: даже Юмэ говорил о его избранности.

«Юмэ тоже был избранным», — подумал Тору, споткнувшись о пропущенную ступеньку. Точно. Сегодня ему ни в коем случае нельзя отвлекаться от настоящего момента, иначе с ним непременно случится беда. Если пропущенная ступенька почти стоила ему целой одежды и здоровых костей, то к чему могла привести невнимательность на дороге? Его план сработал безупречно — разве может кто-то бояться за жизнь сильнее, чем человек, желающий себя убить? Теперь он даже не подумает о том, чтобы беспокоиться за приписанные матерью несуществующие болезни или висящее на шее прошлое! Все силы лишённое сна тело направит на выживание, а остаток — при лучшем исходе — отдаст учёбе.

День запомнился Тору смутно и ветрено. События отпечатались в мыслях отрывками и вскоре стали напоминать старое штопаное одеяло: лоскуты порванного дня криво легли на фон спешащего времени — картина выглядела плачевно и гнусно.

Вопреки ожиданиям, тревога не стихла, но пострадала внимательность и концентрация. Тору приходилось по нескольку раз переспрашивать — он чувствовал себя безнадёжным глупцом, будучи не в силах вспомнить базовый материал, в котором без труда ориентировался ещё несколько дней назад. Юра надоедал вопросами о самочувствии, но вскоре оставил его наедине с закрывающимися глазами. Тору не помнил, как закончил учёбу и вышел на улицу, но чётко ощущал на лице покалывание ветра.

— Ты уже носишь перчатки, — заметил Тору. Юра посмотрел на него, наверное, вопросительно. Разобрать не получилось — перед глазами поплыло, и он растерянно замер.

— Ношу, — ответил Юра, — а с тобой что-то не так, но спрашивать я больше не буду.

— Я не выспался, — признался Тору, понимая, что в мыслях не появляется ни одного уместного оправдания, — немножко. Чуть-чуть.

— У нас привычно, — пожал плечами Юра, — мало кто высыпается.

— Я привык высыпаться. А сегодня соседи шумели, — соврал Тору, надеясь, что краснеющие уши можно будет списать на прохладу ветра.

— Тогда пойдём ко мне спать, чтобы не мешали, — предложил Юра, — одному дома — тоска.

— Спать, — выдохнул Тору. Больше всего он хотел закрыть глаза и не открывать до следующего дня. — Меня, наверное, ждут. Мама сведёт с ума всех, если я не вернусь вовремя.

— Я ручаюсь за твою безопасность. Нельзя же всё время торчать дома и грузить себя.

— Нельзя, наверное, — задумался Тору. Недалеко засигналила машина, гудок заставил его вздрогнуть. — Но я привык так. В тишине и темноте, наедине с мыслями.

— У тебя все мысли какие-то…не такие, — сказал Юра, — слишком тяжёлые. Ты из любой ситуации сделаешь катастрофу. А я хочу, чтобы ты почувствовал себя человеком и перестал думать. Ну или думал сердцем, если так понятнее.

— Хочешь, чтобы я боролся с пагубными привычками? — спросил Тору, набирая короткое сообщение матери. — Курение, мысли. Что проще бросить?

— Ты сейчас не куришь, но грузишься, — усмехнулся Юра. Он дал Тору шутливый подзатыльник — ткань перчатки приятно проскользила по волосам.

— Почти подушка, — мечтательно вздохнул Тору.

— Не думай, что дома я позволю тебе спать на своей руке.

Юра резким движением убрал руку: Тору покачнулся и поморщился от яркого света — на мгновение мир прояснился и показался ему болезненно знакомым. Как долго он не видел насыщенных красок…неужели очередной сон? Он не сдержался и заснул посреди дороги? Приятное сновидение… Тору почувствовал, как губы растягиваются в расслабленой улыбке. А больше он не почувствовал ничего.

Шаг восьмой. Борьба с собой — на чьей стороне?

Тору вздрогнул, открыв глаза. Первым, кого он увидел перед собой, был Юра. Снова улыбающийся без причины и уже готовый придумать глупую шутку, от которой станет неловко всем, кроме него самого. Или это вновь будет что-то совершенно русское. Русские шутки Тору любил и любил гораздо больше, чем японские комиксы.

В этот раз его сон сопровождала лишь темнота: ни одного сюжета, ни одного лица и ни одного события, способного хотя бы немного напомнить о прошлом. Вопреки ни на день не оставляющей надежде, Юмэ так и не вернулся, бросая Тору наедине с его одиночеством.

— Ты всё ещё помнишь про это тряпьё? — вдруг спросил Юра, потянувшись. В руках он держал старый учебник фармакологии. Тору поморщился, заметив, как с пожелтевших страниц сыпется пыль. — Ну ты и спишь, конечно. Сказал что-то про полиэстер, — уточнил Юра, — знаешь, каково мне было в тот раз? Мой молчаливый друг-чудак вдруг спрашивает меня про полиэстер, это же настоящее безумие!

— Так я и думал, что ты всегда считал меня чудаком, — нахмурившись, сказал Тору.

— И что ты тогда обо мне подумал? — спросил Юра.

— Тогда ничего, — Тору, потерев мутно видящие глаза, понял, что разговор повернул не туда, — а потом подумал, что ты идиот.

— Это ещё почему? — Юра похлопал по странице учебника, обращая на него внимание Тору. — Это ты, смотри. У бензольного кольца узкие глаза, ты