Тайна неудачного выстрела - Алексей Биргер

— А насколько далеко он вообще может учуять присутствие чужих? — поинтересовался Михаил Дмитриевич.

— Довольно на большом расстоянии, — ответил я. Как-то получилось, что весь разговор предоставили вести мне — как самому старшему. — Километра за три точно.

— То есть, в окружности как минимум три километра никого подозрительного быть в тот момент не могло? Особенно вчерашних браконьеров, ведь пёс уже знал, что их запах — это запах нехороших людей, о которых надо немедленно предупредить?

— Я думаю, что и в большей окружности, — сказал я. — Бывали случаи, когда на резкий запах он реагировал километров за десять.

— А шоссе? — вдруг спросил охранник Юрий.

Я хлопнул себя по лбу.

— Правильно! От того места до шоссе приблизительно два километра по прямой. Просто дорога, по которой вы въезжали в заповедник, идёт наискосок. Но дело в том, что все, происходящее за границами заповедника, Топу не касается. Он знает, что там постоянно и люди, и машины, но что это не входит в охраняемую зону. Он, кстати, и на людей в заповеднике — на тех же грибников или лыжников — может не реагировать, если от них не исходит запах опасности.

— А запах опасности он чует всегда? — спросил Михаил Дмитриевич.

— Всегда — и безошибочно! — заявил Ванька.

— Выходит, если бы в тот момент кто-то находился на обочине шоссе, то Генерал Топтыгин не стал бы на него реагировать?

— Только не вчерашние браконьеры! — уверенно сказал я. — Топа знает, что их надо задержать, как только он их учует. А значит, он поднял бы шум, даже учуяв их на шоссе — или далеко за шоссе. И, возможно, немедленно кинулся бы их «арестовывать».

— Вы всё-таки следите, чтобы он не проявлял излишней самостоятельности, — с беспокойством сказал охранник Юрий. — А то ведь такие бандюги и пристрелить могут…

— Топу не пристрелишь! — с жаром заверил я. — Но ему ведь никто и не позволяет самовольничать. Вот и вчера — он явно чуял чужих, но отец запретил ему отправляться на разведку в одиночку, и Топа послушался, как слушается всегда. Он знает, что хозяин понимает больше, и если запрещает что-то делать, то, значит, неспроста.

— Но ведь твой отец потом решил, что Топа нервничал из-за чужих, так? — спросил охранник. — А сперва он считал, что пёс учуял даму, разве нет?

— Если бы он почуял даму, его не так легко было бы обуздать, — объяснил я. — Это был бы тот единственный случай, когда Топа мог дать дёру, на все наплевав. Во всяком случае, не послушался бы с первого оклика. Я думаю, когда отец понял, что он учуял не даму, а чужих, то перестал удивляться его покладистости.

— Но, всё равно, нельзя исключать, что пёс всё-таки нервничал из-за дамы? — вопросил охранник.

— Нельзя, — согласился я. — Но это маловероятно. И потом, Топа ведь взял след похитителей и провёл отца до самого шоссе…

Охранник на это ничего не ответил, но как-то недоверчиво покачал головой.

— Вы не верите, что Топа шёл по правильному следу? — возмущённо спросил Ванька.

— Работа у нас такая, что надо учитывать все вероятности, — ответил охранник.

— Но разве вы не нашли следы? — спросила Фантик.

— Со следами есть небольшая загвоздка… — пробормотал охранник. — И уже слишком темно, чтобы их искать. Завтра с утра все как следует проверим — лишь бы ночью снегопада не было…

— Но ведь можно медленно ехать на машине и светить фарами, — заметил Михаил Дмитриевич. — Я могу вести машину, а вы пойдёте перед ней, выглядывая следы…

— Да, пожалуй, так и стоит сделать, — кивнул охранник. — У меня вопросов к ребятам больше нет. А у вас?

— Тоже не имеется, — сказал Михаил Дмитриевич.

— Благодарю вас, — кивнул нам охранник. И направился вниз.

Михаил Дмитриевич чуть задержался, и я окликнул его, когда он был уже в дверях.

— Михаил Дмитриевич!..

— Да? — обернулся он. — Кстати, называйте меня просто Михаилом. Или Мишей, как вам больше нравится. Я до сих пор никак не привыкну к этому торжественному обращению по имени-отчеству, — он слегка поёжился. — Будто тебя надувают через соломинку, чтобы ты казался важнее… И потом, я ведь не намного старше вас.

— Хорошо, — сказал я. — Я вот чего не понял… Раз вдоль следа воров можно проехать на машине, то, выходит, они удирали по дороге? Ведь напрямки машина к шоссе не пройдёт…

— Верно, по дороге, — подтвердил Михаил. — Разве отец вам не сказал?

— Он просто сказал, что прошёл по следу, а мы не спросили, как шёл этот след. И мне сначала вообразилось, что прямо через лес и русло реки…

— Нет, шёл по дороге — если это вообще был тот след. Может, я открою вам служебную тайну, но всё-таки скажу: полковник подозревает, что Топа мог неправильно понять вашего отца и пойти по обратному следу собственной машины министра, которую вы так здорово отправили в канаву…

— Полковник?! — все втроём воскликнули мы.

— Ну да. А вы не знали? — удивился Михаил. — Очень опытный офицер. Абы кому охранять министра не доверят.

— Поэтому вы с ним и были так..? — Ванька искал подходящее слово, но никак не мог найти.

— Так почтителен? — Михаил сам пришёл на помощь моему брату. — Конечно! Ведь я всего лишь лейтенант, так что должен соблюдать субординацию. Пока он здесь, решающее слово всегда будет за ним.

— В общем, преступники были на машине, так? — сказал я. — И тогда понятно, почему они так быстро появились и быстро исчезли. Но со следами машины… Да, действительно, это не следы в чистом снегу. На дороге снег утрамбованный, да ещё в последние дни ездили по нему много, так что отличить следы одних колёс от других…

— Очень трудно, особенно в темноте, — согласился Михаил. — А разобраться желательно ещё сегодня.

— А второй охранник министра — тоже полковник? — полюбопытствовал Ванька.

— Нет, майор. Но тоже заслужил это звание не просто так, как вы понимаете.

— Как вы думаете, можно их расспросить про всякие ихние приключения? — спросил Ванька.

— Думаю, можно. В конце концов, за спрос денег не берут. В крайнем случае, откажутся вам что-нибудь рассказывать, вот и все.

И Михаил вышел.

— Может, он и опытный, — проворчал Ванька. — А все равно дурак. Не может наш Топа ошибаться, и это любому ёжику должно быть понятно!

— Да, мне тоже Михаил нравится больше, — сказала Фантик.

— Не волнуйтесь, все они знают, что делают, — вмешался я. Мне не очень хотелось продолжать разговор на эту тему. — Этот Юрий, который оказался полковником, ведь ясно сказал: они должны учитывать все, даже то, что вряд ли может быть.

— Ну… — протянул Ванька. — Наверно, обязаны. Но это ж свихнуться можно, если всех подозревать.

— По-твоему, они и наших родителей могут подозревать? — спросила Фантик.

Вот это мне уже совсем не понравилось. Ещё немного — и они додумаются до того, до чего уже додумался я. Всё-таки, я был самым старшим, поэтому соображал немножко быстрее. И я чувствовал, что мне надо как можно быстрее посоветоваться с отцом.

— Глупости! — сказал я. — Им просто надо восстановить все по минутам, чтобы было легче поймать воров… Дай-ка мне вон тот кусочек неба, на самом углу стола. Кажется, он должен подойти вот сюда.

Ванька машинально протянул мне нужный кусочек, продолжая размышлять над услышанным и полный обиды за Топу. Но через пять минут и он, и Фантик опять втянулись в собирание картинки, и мы собирали её до самого ужина.

ПИСЬМО ДЕСЯТОЕ. ЗАТИШЬЕ ПЕРЕД БУРЕЙ

Остаток вечера прошёл без особенных событий. Мы видели в окно, как уезжали Михаил Дмитриевич и Алексей Николаевич, как полковник Юрий подсел к ним в машину и через некоторое время вернулся пешком. Мы поняли, что они искали следы воров при свете фар, как и собирались. Потом министр всё-таки отправился париться в баню — «всем злам назло» — прихватив с собой охранников и секретаря, да и застрял там. Нас позвали ужинать и покормили отдельно, а взрослые готовились сесть за стол позднее, когда министр напарится. После ужина о нас как-то забыли, и мы воспользовались этим, чтобы довольно значительно продвинуть вперёд собирание «паззла». Раза два мы слышали крики и подбегали к окну. Это министр выскакивал из бани, обмотавшись полотенцем, и растирался снегом, заставляя проделывать то же самое и трёх своих сопровождающих. Охранники выдерживали неплохо — ещё бы, по их профессии им полагалась крепкая закалка — а вот секретарь совсем сломался, и из бани к ужину охранники буквально его доволокли через двор, потому что шевелить ногами он уже не мог. Потом снизу донеслось звяканье посуды, весёлые голоса и долгие разговоры.

Словом, лишь расходясь спать — это было около двух ночи — взрослые обнаружили, что и мы ещё не спим. Нас быстро разогнали по кроватям, но особенно не ругали — ведь, в конце концов, они сами на этот вечер махнули на нас рукой.

А мы не сопротивлялись — не только чтобы не раздражать взрослых, но и потому что у нас уже слипались глаза. Я и не помню толком, как добрался до кровати и как заснул.