Бегство от Бессмертия - Алекса Марина

– Блин, а тут еще этот, с зубами! – вздрогнула я и ринулась по кустам к подруге. – Стой на месте, я скоро, тут кусты колючие.

Найти ее оказалось легко.

– Ой, Юлечка, – она бросилась мне на шею, – Ты как? Ты что такая?

– Какая? – у меня зуб на зуб не попадал.

– Он что тебе сделал? – забеспокоилась подруга, стаскивая с себя кофточку и пытаясь меня закутать.

– Ничего. Он меня не догнал, он просто меня не догнал, – и, посмотрев в испуганные глаза Наськи, добавила, – А больше ни чего и не было!

Хорошо, что в парке было темно, в тот момент, когда мы встретились с Наськой, мое лицо было зеленым, руки тряслись, язык вообще отказывался ворочаться во рту. Подруга, глянув на меня, почувствовала угрызения совести, подумав, что меня трясет от страха. Но это был страх не жертвы, а убийцы.

До самого дома я не могла успокоиться, меня сотрясала мелкая дрожь. Как только мы переступили порог дома, подруга, затолкав меня в горячий душ, бросилась заваривать чай из ромашки, и хотела пожертвовать мне последний кусок вафельного торта. Мне этого торта, что слону, вишенку. Желудок тянуло так, как будто я не ела лет двести. Мы в четыре руки начистили гору картошки, но как я не давилась, не могла проглотить горячий жареный овощ, Настюха вдруг выронила вилку и заботливо пощупала мой лоб:

– Юлия, у тебя ни чего не болит?

– Ничего, – бросила я, оценивая количество оставшейся картошки, прикидывая, что можно еще съесть.

– Твои глаза, – почему-то шепотом сказала она.

– Что, мои глаза?

– Они – фиолетовые…

– А, фиг с ними, послушай, у нас есть еще что-нибудь поесть?

– Ты что, чокнутая? – возмущению Насти не было предела, – чем тебе картошка не подходит? Ты посмотри на себя! – она развернула меня к зеркалу на тумбочке.

Мои глаза были почти фиолетовыми, но не это поразило меня, они были голодными. Я перевела взгляд на подругу. Я хотела есть.

Настя замолкла на полуслове, попятилась спиной в коридор.

***

Утро. Стою перед зеркалом, привожу себя в порядок, вдруг подруга заходится в смехе, чуть не падает, и тычет в меня пальцем:

– Ты где эти штаны выкопала?

Потом, узнав мои любимые штаны, резко оборвала смех и, покрутив меня перед собой, задала еще один вопрос:

– Ты в чем их стирала?

Я с сомнением посмотрела на джинсы. Боже мой, они не доставали до щиколоток, а, учитывая их фасон-клеш, я выглядела в них особенно нелепо. Обреченно вздохнув, отправилась переодеваться.

– Черт! – вторые джинсы и последние, заканчивались там же, высоко над щиколотками. Мы с подругой уставились друг на друга, посмотрев какое-то время на меня, Настя распустила закатанный рукав моего джемпера, как и ожидалось, он оказался неприлично коротким.

– Растешь, дочка, – философски заметила Наська и отправилась в шифоньер за цветными гетрами, что бы прикрыть длину штанин, – Ну, а рукава придется опять закатать. Юлия, что с тобой происходит, ты стала выше на целую голову. Ты была такого роста, – она подняла пухлую ручку и показала, какого я была роста. А теперь? Ты что ни чего не чувствуешь?

Я прислушалась:

– Если не считать, что по ночам иногда судороги бывают, то, ничего. Да, вот есть хочется.

– Ты это брось, мы только что завтракали, – наставительно произнесла «мамочка» и завозилась с ключами, – мы на пару опаздываем!

Не опоздали. Первой парой была физкультура.

Физкультура – это насмешка над человеком. Я ненавидела эти уроки еще в школе. От рождения очень жесткая, я ни когда не могла сесть на шпагат, встать на мостик. Правда, бег на спринтерские дистанции мне давался хорошо. Но физкультура – это не только бег.

Зачем этот предмет ввели в институтскую программу? Все еще со школьной скамьи выбрали себе способ существования, кто-то фитнесс-клубы и бассейн, как Зарина и Марго, кто-то клубы восточных единоборств, как Егор. Нефедов гонял мяч в институтской сборной по футболу. Было еще несколько человек специализирующихся на сноуборде, велотуризме, теннисе. Остальные откровенно страдали.

Сегодня по плану у нас была гимнастика. Настюха шла в раздевалку бодро, гибкая и пластичная от природы она спокойно выполняла нехитрый набор движений, предлагаемый нашим преподавателем Ефросимовой Галиной Михайловной, Фросей, как мы называли грубую физкультурницу. Это еще один анекдот в копилку универовских баек: рост Галины Михайловны 150, а вес далеко за 80, причем это вес находится в области талии и чуть ниже спины, эдакое веретено на ножках, что не мешает ему сыпать ехидными замечаниями и оскорблениями в адрес неумелых студенток.

И так, после раздевалки мы попали в спортзал, где Галина Михайловна представила нам нового инструктора по йоге, Илону. Новые веяния добрались и до ВУЗов, теперь мы будем впадать в нирвану, завязавшись морским узлом. Я тяжело вздохнула, а Илона, уловив мое настроение, и решив продемонстрировать уникальность и доступность своей методики, вызвала меня на середину зала на расстеленные маты. Еще раз, тяжело вздохнув и посмотрев на плотоядно улыбающуюся Фросю, я приготовилась к мучению. Надо отдать должное Илоне, она разговаривала не громко, мягко, подробно объясняла и показывала сама, если что было не понятно. Мы переходили от одного упражнения к другому, пока я не уловила странную и непонятную тишину в зале. Отвлекшись от инструктора, я посмотрела на группу, все смотрели на меня с вытаращенными глазами. Я стояла на голове, а ноги расположились в позе лотоса. Переключившись снова на Илону, я уловила конец фразы – …опираешься руками и поднимаешь ноги горизонтально…

Что я и сделал под вздохи остальных студенток, развернулась, встала на руки, подняв ногу на плечо, а другая вместе с корпусом находилась горизонтально. Раздался треск, Фрося с размаху шлепнулась на спортивную скамейку, она таращилась на меня, не закрывая рта и не пытаясь подняться.

– Эта поза называется Эка-пада-бака-дхьянасана, или поза журавля на одной ноге, – прощебетала Илона.

Я опустила ноги и поднялась. Показав еще кое-что, Илона спросила меня, как давно я занимаюсь йогой и, услышав, что никогда замолчала пораженная. Из состояния ступора нас вывел звонок на перемену, все задвигались, зашумели.

Девчонки выражали свое восхищение, Илона совала мне визитку и предлагала занятия по льготному тарифу, а физкультурница орала, что я нахалка и лентяйка, пряталась за спины товарищей два года вместо того, что бы защищать честь учебного заведения на соревнованиях.

Только Настюха мягко улыбнулась и произнесла:

– И почему я не удивлена?

***

После моего обращения, и ухода Аарона и Ядвиги, все осталось по-прежнему. Я вернулась домой, Филипп остался, глава клана вступал в права наследования, а это требовало его обязательного присутствия. Я не хочу сказать, что это как-то повлияло на наши с ним отношения. Мы были так же далеки, как и в первый день знакомства, его знаки внимания меня не трогали, а он сам не докучал мне.

И главное, впереди меня ждала моя первая охота. Как много я знала теоретически, но, ни как не могла представить себя в роли убийцы. Я ко всем приставала с расспросами, но по велению Гаюса, все к кому я обращалась, виновато улыбались и исчезали в противоположном от меня направлении.

Наконец к жажде знаний прибавилось чувство голода. Я попыталась съесть свой любимый печеночный пирог, но он не полез ко мне в желудок, было такое ощущение, как будто жую кору дерева или пучок сухой травы. Вся человеческая пища тут же была удалена из замка.

Я становилась все беспокойней. Желудок сводило спазмами, во рту ощущался вкус какого-то лекарства, как потом оказалось яда, в висках стучало, и глаза заволакивала чернота, кожа на затылке была натянута, и если бы на ней росла шерсть, то она стояла бы дыбом. Наступил момент, когда я ворвалась в кабинет к Гаюсу и заорала:

– Я хочу есть!

Отец довольно потер руки:

– Аякс, мы отправляемся. Девочка, моя, тебе нужно переодеться.

– К черту переодевания, мы не в гости едем!

В кабинете появилась Шарлотта:

– Дели, одежда готова, тебе будет неудобно в таком платье.

Я понеслась в комнату, расшвыривая всех, кто попадался у меня на пути, хорошо, что у вампиров крепкие кости и способность к регенерации. А то бы в замке недосчитались нескольких слуг и, по-моему, Гийома, которого я сшибла с лестницы, когда летела вниз в черном развивающемся наряде, к ожидавшим меня в холле Гаюсу и Аяксу.

Я неслась, как ураган, не признающий ни какие преграды и оставляющий за собой только перепаханную исковерканную землю, с некогда бывшими на ней полями, лесами и человеческими поселениями. Голод гнал меня, и мир вокруг был пропитан запахами, яркими насыщенными, приятными и не очень. Но сейчас меня интересовал только один запах, запах пищи, запах крови. Мое, когда-то человеческое, сердце билось, не перекачивая кровь, а как метроном, точный часовой механизм в сухом теле. И стук отдавался в желудке, голове, мешая думать, о чем-либо корме еды, кроме крови. Обитатели леса затаились, ощущая надвигающуюся угрозу. Лишь одна неразумная птаха решила перепрятаться и перепорхнуть с ветки на … Долететь она не успела, ее нежные косточки хрустнули в моем кулаке, и брызнули во все стороны капельки, похожие на алые ягодки клюквы. От запаха птичьей крови у меня перед глазами поплыл багровый туман. Мощный рывок, чуть не оторвал мне руку, лишив вожделенной пищи. Злость захлестнула меня, высвобождая остатки энергии, и я бросилась на Гаюса.