Диомед, сын Тидея. Книга вторая - Андрей Валентинов

Мы шли к Аскалону. Яффа, Ашход, Мегиддо... Мы шли дорогой Армагеддона.

Дорогой Последней Битвы.

– Радуйся, родина наша далекая!Хей-я! Хей-я!Радуйся, Аргос, богами хранимый!Хей-я! Хей-я! 

Днем о тебе вспоминается сладко!Хей-я! Хей-я!Ночью лишь ты нам, отечество, снишься!Хей-я! Хей-я! 

– Эвриал?

– Лазутчики вернулись, Тидид. Тут такое дело... Суфеты Аскалона против сдачи города, но многие в Совете за. Они еще думают, дураки!

– Фоас?

– Все в прядке, брат Диомед! Обложили город, мышь не пробежит, птица не пролетит...

– Сфенел?

– Все, как ты сказал, Тидид. Башню осадную строим, Амфилох мастеров прислал. Я приказал наверху бычью голову сделать, что страшнее было...

– Башня «Бык», значит?

– Ага! Большой такой «Бык»! Ну и, понятное дело, шумим побольше. А подкопы ночью роем, тихо. Думаю, не догадаются. Дней за пять управимся, а потом ка-а-ак...

– Тидид! Ребята! Да зачем эти подкопы? За эти пять дней мы их так напугаем, что они сами ворота откроют!

– Басилей Эвриал Мекистид! А зачем нам их ворота?

– Говорят, ты плакал, Курос, верховный дамат?

Дернула худыми плечами Цулияс, дочь Шаррума, жреца Света-Сиусумми. Дернула, отвернулась.

– Таков обычай, ванакт. Когда царь умирает, все обязаны плакать. Считай, что это входит в мои обязанности.

– Спасибо.

Не ответила, даже не повернулась, не взглянула. Ох, с характером же девчонка!

– Есть такая легенда, ванакт Диомед. Некий злой человек после смерти был схвачен демонами-аху и брошен в Темный Предел, в царство Вурусему-Безжалостной. Но взмолился этот человек, стал просить у Светлых Асов защиты. И сказали ему Асы: «Если сделал ты хоть одно доброе дело в жизни своей, заступимся за тебя.» И вспомнил злой человек, что когда-то накормил нищего репой со своего поля. И обрадовались Светлые Асы, протянули с Небес эту репу, а человек схватился за зеленую ботву и взлетел к самым Небесам...

– Ясно, – усмехнулся я.

– Когда-то ты, ванакт, не позволил одной беззащитной девушке стать подстилкой под твоими воинами. Эта девушка не забыла, и когда все думали, что ты уходишь, она хотела проводить тебя слезами... Не будем о пустом, ванакт Диомед! Ванакт Кеми Мернептах Мериамон шлет посольство...

Поглядел я на нее, губастую, поглядел, залюбовался. Откуда у этой девчонки такая выдержка, такой разум державный? Ей бы не даматом быть – царем! И не из худших. Жаль, страшненькая очень. Но ведь владыкам красота ни к чему...

– Послов двое, оба – приемные сыновья Мернептаха. Старший – Месу, воевода Птаха. Младший – Мемносе, воевода Ра[24].

– Вот как?

Забеспокоился Великий Дом, Владыка Двух Венцов. Еще бы! Обложили мои войска Аскалон, а там и до Газы рукой подать. А ведь Газа – это уже Кеми! Рассказывают, в прежние века владыки кемийские имели силу не пускать чужеземцев в свой Номос. Говорят, и сейчас это так.

...И не только говорят. Видел это Дамед-бог, видел Мернептаха-бога в силе ЕГО! Но кто знает? У гиксосов же получилось! И если снова проснется Дамед-бог, если вновь протянет СВОЮ руку...

– Как думаешь, Курос, стоит идти на Кеми?

И вновь дернулись худые плечи под льняным хитоном.

– Тебе решать, ванакт. Но Кеми – большая страна, чужая страна. Чтобы править Черной Землей, надо стать там своим...

«...богом» – мысленно добавил я.

– Но остановиться тоже трудно. Только новые победы укрепляют царство. Города Азии открывают тебе ворота, но кто знает, к чему лежит их сердце? Стоит уйти твоим войскам...

Знакомые слова! Будто я снова пью пиво с малоизвестным Исин-Мардуком. Ой, умна губастая!

– Победы – это не все, верховный дамат Курос. Я могу не идти на Кеми, могу остановиться в Аскалоне, но остановиться так, что Азия надолго забудет о непокорности. Ты понял меня, верховный дамат?

И снова ничего не ответила Цулияс, дочь Шаррума, жреца Света-Сиусумми. Но я знал – поняла. Все поняла!

Страх сильнее славы, сильнее милости. На пепле Хаттусы я начал строить Великое Царство. Пеплом Аскалона я воздвигну ему стропила. И смешается пепел с кровью, и застынет гранитом...

Горе тебе Аскалон, город великий, ибо стоишь ты на дороге в Армагеддон!

...Только спустилась с небес розоперстая Эос, следом и Кера явилася с криком зловестным.

Я оказался прав: аскалонские ворота нам пока ни к чему. Зато самим аскалонцам они не без надобности. Видать, доспорили там, за стенами, доспорили – решили.

Решились...

– Эге, богоравные, никак у них зубы чешутся?

– По места-ам! К бою-ю-ю-ю!

– Тидид, а ты куда? Да мы сами! Ты же вроде как ванакт!

– Так чего, Капанид, мне теперь только «телепина» гонять?

– Арго-о-ос! Кур-р-р-р-р-р!

Бой, о богиня, воспой возле стен Аскалона-твердыни.Страшный, немало исторгнувший душ достославных ахеян,Что из-за моря пришли, совершив дел великих премного.Начали бой аскалонцы, гордынею страшной ведомы,Дети Астарты Великой, чей храм златостенный воздвигсяСтогнов среди городских. Лишь поднялася Эос над миром,Керы послышался глас: то отверзлись врата городские,Тяжкие, медью покрытые. К бою, сыны Аскалона!Мерною поступью по полю движутся рати.Вот броненосцы грядут в медно-звонких халебских доспехах.Вот колесницы несутся, конями борзыми влекомы.Страшные! Серп остролезвый колесные оси украсил.Лучники всех впереди, и свистят медножальные стрелы.Грозно идет Аскалон, но ахеи готовы к сраженью.Исстари люб им Арей! Ополчились на битву герои.Словно ко брегу гремучему быстрые волны морскиеИдут, гряда за грядой, клубимые ветром-Зефиром;Прежде средь моря они воздымаются; после, нахлынув,С громом о берег дробятся ужасным, и выше утесовВолны понурые плещут и брызжут соленую пену, -Так непрестанно, толпа за толпою, ахейцев фалангиВ бой устремляются; каждой из них отдает повеленьяВождь, а воины идут в молчании; всякий спросил бы:Столько народа идущего в персях имеют ли голос?Вои молчат, почитая начальников. Пышно на всех ихПестрые сбруи сияют, под коими шествуют стройно.Их враг, словно овцы, богатого мужа в овчарне,Стоя тмочисленно, млеком наполнив дойницы,Все беспрестанно блеют, отвечая блеянию агнцев, -Крик же такой аскалонцев гремел по их рати великой.Их возбуждает Астарта, ахеев же – боги родные.Молча на битву грядет воевода Тидид-бранолюбец,На колеснице вздымаясь, с ним рядом Сфенел, Капанея,Мужа великого сын, сам же славы отцовской достойный.Хмурится он, Диомед же, напротив, смеется:Люб браноносцу Арей – и сам он Арею подобен,Богу ужасному, что ненавистен всем смертным,Ниже бессмертным. Душа его к битве влекома.Рати, одна на другую идущие, чуть соступились.Разом сразилися кожи, сразилися копья и силыВоинов, медью одеянных, выпуклобляшные разомСшиблись щиты со щитами; гром раздался ужасный.Вместе смешались победные крики и стоныВоев губящих и гибнущих; кровью земля заструилась.Словно когда две реки наводненные, с гор низвергаясь,Обе в долину единую бурные воды сливают,Обе из шумных истоков бросаясь в пучинную пропасть;Шум их далеко пастырь с утеса нагорного слышит, -Так от сразившихся воинств и гром разлиялся, и ужас.Грозно взглянув на врагов, воскипел Диомед благородныйГневом великим: «Ужель не нужна им пощада?Смерти-Таната они, что на крыльях летает железных,Жаждут? Ну что ж, устремимся – и вспомним кипящую храбрость!»Рек – и с высот колесницы с оружием прянул на землю.Страшно медь зазвучала вкруг персей царя Диомеда,В бой полетевшего; мужа храбрейшего обнял бы ужас.Глянули боги на землю, и слово родилось златое:«Горе тебе Аскалон! И мужам аскалонским всем – горе!»

– Ну мы им и дали, Тидид! Ох, дали! Прямо как под Фивами, да?

– Горек глоток из чужого колодца!Хей-я! Хей-я!Тленом разит запах хлеба чужого!Хей-я! Хей-я! 

Солнце чужое огнем обжигает!Хей-я! Хей-я!Небо чужое – могильные плиты!Хей-я! Хей-я!

Горе тебе Аскалон!

Велик ты, город славный, город посреди пустыни, город на двугорбом холме. Высоки твои стены, крепки башни, и муравьями кажутся люди, суетящиеся у их подножий.

Славен ты, Аскалон, город Астарты, город Ашторет Неистовой, чей храм ярым золотом горит на самой вершине. Но не поможет тебе, Аскалон, твоя многолюбивая богиня, и башни не помогут, и стены не спасут. Прогрызут муравьи камень, и рухнет твердыня, и рыжее пламя взметнется к самому небу, к обители Светлых Асов. Мне не нужна твоя покорность, Аскалон, город Астарты, не нужно золото твоих храмов и невинность твоих дев. Ничего от тебя не нужно Диомеду Тидиду, Дамеду-ванаке – кроме гибели твоей. Погибни, Аскалон, во имя славы моей, во имя страха, во имя Великого Царства.