Ричард Длинные Руки – паладин Господа - Гай Орловский

Крылья сделали два небрежных взмаха, черный с крыльями завис перед нами. Могучие руки начали поднимать меч. Теперь я отчетливо видел лицо: человеческое, чисто выбритое, но лучше бы это оказалось лицо зверя: на этом лице отпечатались все пороки, все мерзости человеческой натуры. Толстые чувственные губы изогнулись в презрительной усмешке.

— Смертные… Осмелились?.. Значит — уже наполовину мои!.. Ха-ха! Сейчас будете моими целиком…

Гендельсон молился и крестился, я схватил молот и швырнул в великана. Молот описал короткую дугу и вернулся в мою ладонь, даже не приблизившись к черному ангелу. Я с криком отдернул ладонь, раскаленная рукоять обожгла пальцы.

Меч великана падал со страшной скоростью… вдруг лязг, злобный вскрик. Нас озарило ярким радостным огнем, словно в квартире вспыхнула столамповая люстра. Лезвие черного меча ударилось над самыми нашими головами о сверкающий радостными искрами светящийся меч. Его держал в обеих руках белый ангел с распахнутыми лебедиными крыльями.

— Господи! — вскричал Гендельсон. — Ты услышал мои молитвы!

Слезы текли по его жирным трясущимся щекам. Черный ангел взревел злобно, вскинул меч и обрушил на светлого. Тот парировал удар, хоть и с трудом. Черный перехватил меч обеими руками, нанес удар снова. Светлый подставил сверкающее лезвие. Его руки тряхнуло, я услышал стон, как будто застонало само небо.

Черный захохотал, начал безостановочно наносить удары. Светлый парировал с трудом, его шатало, он начал задыхаться. Черный вскричал победно:

— Ты проиграл!

— Еще… нет… — ответил светлый, задыхаясь.

— Ты проиграл!.. Изначально!

— Нет, — ответил светлый хрипло. Я увидел его полные отчаяния глаза. — Нет… бой еще…

— Проиграл! — закричал страшно черный. Лезвие меча с такой силой обрушилось на светлого, что сверкающая полоса с легким звоном переломилась. Черное железо ударило светлого в грудь. Тот закричал в смертной муке. Из глаз ударили снопы огня, нас тряхнуло, Гендельсон жалобно кричал, ветер ударил снизу. Я чувствовал себя так, словно лифт, в котором еду, вдруг оборвался, ноги отрываются от пола…

— Господи! — слышался рядом истошный крик. — Спаси и помоги!

Внезапно в магическую капсулу ворвался злой холодный ветер. Он снизу задувал в штанины, вырвал из-под тугого пояса рубашку, задрал кверху и колотил по лицу, стараясь накрыть с головой. Мелькнули огромные руки светлого ангела. Он обхватил наш шар и падал вместе с ним. Черный летел сверху, я увидел его горящие торжеством глаза и занесенный над головой меч.

Снизу стремительно выросли темные вершины деревьев. На миг показались пиками заснеженных гор, так ярко залиты серебряным светом луны, затем треск веток, сильный удар. Я покатился по склону, ударился о твердое, меня отшвырнуло, ударился снова. Цепкие клешни ухватили за бедра, больно сжали.

Прямо передо мной темная земля, значит — я вишу мордой книзу. Если повернуть голову, там залитый лунным светом лес. Редколесье, свет легко проходит до земли, а где просвечивает сквозь ветви, там на земле расстелено призрачное кружево. Клешни не совсем клешни, а развилка старого клена. Втиснуло с разгону так, что едва высвободился, оба ствола с облегченным кряхтением сдвинулись на прежние места.

Саднит плечо, гудит голова, во рту солоноватый привкус. Выплюнул, слюна совсем темная. Правая рука немилосердно болит, от плеча до локтя черная, то ли в крови, то ли грязь. Молот на поясе, нож тоже уцелел, а меч я же оставил со всеми доспехами. Насколько помню, во время схватки ангелов нас стремительно относило в сторону от маршрута. Кажется, на юг. А если так, то не значит ли, что дьявол начал претворять в жизнь свой гроссмейстерский план?

Постанывая сквозь зубы, я начал карабкаться вверх. Глаза уже привыкли, хорошо различаю посеребренные стволы деревьев, темные кусты с блестящими поверху листьями. Вообще-то разумнее вниз, там ручьи, реки, возле рек — люди, но инстинкт или человеческое упрямство заставили переть по крутому склону вверх. Сейчас надо определиться, куда меня забросило, а потом по прямой пробираться в Зорр. Накаркал, сказал Лавинии, что обернусь за сутки… Никогда нельзя такое брякать, черт услышит и тут же подгадит…

— Лавиния, — прошептал я. — Никакие дьяволы меня не остановят!.. Я иду, бегу, лечу. Жди… только дождись меня. Только дождись…

Ноги скользили на косогоре, я задерживал дыхание. Настороженные, как у зверя, уши уловили человеческий голос. Деревья раздвинулись, на залитой лунным светом поляне железная фигура на коленях громко взахлеб молится, то вскидывая залитое слезами лицо к закрытому темными кронами небу, то роняя голову на грудь, а то и припадая к земле, что с таким брюхом совсем непросто.

— Ага, — сказал я, — ну ладно… Уцелел, железяка.

Он резко обернулся, на толстом мясистом лице быстро промелькнули страх, изумление, даже облегчение, он сказал быстро:

— Возблагодари господа, несчастный!

Я удивился:

— За что?

— Несчастный, — сказал он возмущенно, — он подарил тебе жизнь!.. Значит, тебе еще предстоит что-то сделать…

В лунном свете лицо его бледнее, чем у вампира, но все равно выглядит лучше меня. Хоть дорогой плащ изорвало в клочья, зато шлем и доспехи сохранили жирное тело от ушибов и переломов. Доспехи, которые Терентон требовал снять, как раз и спасли. С таким рыхлым телом от этой жирной свиньи осталась бы только раскатанная лепешка. Или пятна слизи на деревьях, камнях и по всему склону. Даже меч при нем, вон на земле рядом, даже перевязь цела. Значит, сам снял, а то с таким грузом с колен не встанет.

Я сказал зло:

— Я знаю, что мне делать. Поскорее понять, где я рухнул… и как можно быстрее вернуться обратно.

Он вскрикнул:

— А камень?

— Это было поручено вам, сэр Гендельсон, — отрезал я. — У меня… несколько другие дела. Да и не успеть в далекий теперь Кернель… до прихода Карла.

Он сказал возмущенно:

— Да, но… вы все равно должны идти со мной!

— Это уж фигу, — ответил я грубо. — Этого не было сказано.

Я повернулся, смотреть на эту жирную рожу гадостно даже в лесу она не потеряла своей надменности, а Гендельсон закричал испуганно:

— Но… вы не можете вот так уйти!

— Почему? — спросил я грубо. — Вам идти в Кернель, это… насколько я понимаю… отсюда прямо на юг, а я иду обратно в Зорр.

Он поднялся с колен, глаза его смерили меня с головы до ног. На лицо вернулось надменное тупое выражение богатого вельможи. Поднял перевязь с мечом, пальцы неумело забросили через голову, дома явно эту свинью одевает десяток слуг, выпрямился, голос из испуганного и дрожащего стал презрительным: