Под покровом тьмы - Джеймс Гриппандо

— Это зависит от того, что называть связью.

— У меня нет времени на игры в слова.

— Никаких игр. Никаких подозреваемых. Скажем так: на данный момент это просто теория.

Энди закрыла глаза.

— По-моему, ты направляешься в тупик.

— По-моему, ты выходишь за пределы своих обязанностей. Мне не нужно, чтобы ФБР играло в Шерлока Холмса. Пока что мы лишь просили у одного из ваших экспертов психологический портрет убийцы.

— И могу сказать тебе, что, когда Виктория Сантос завершит составление портрета, обвинения в жестоком обращении, вероятно, не подойдут к нему.

— А может, и подойдут.

— Дик, послушай…

— Нет, это ты послушай. Ты что, хочешь сказать, будто созданные ФБР портреты никогда не бывали неправильными?

Энди молчала.

— Мне так не кажется, — сказал он. — Спасибо за звонок. Если тебе еще что-то понадобится, я буду неподалеку.

Он отключился прежде, чем Энди успела ответить. Она швырнула трубку на рычаг и упала на стул. «Идиот».

С собрания сотрудников Гас ушел приободренным. Выказанная поддержка воодушевляла. По крайней мере он не совсем один.

Не успел Уитли, однако, дойти до кабинета, как его вызвали на срочное совещание исполнительного комитета фирмы. Гас предположил, что члены правления хотят спросить, сколько времени он будет отсутствовать и чем фирма может помочь. Очень любезный жест, внушенный, несомненно, поддержкой, которую выразил персонал. Его высокопоставленные партнеры никогда не позволяли превзойти себя, даже если это означало сделать доброе дело.

Гас направился в северный конференц-зал. Интересный выбор места: единственный конференц-зал с круглым столом. Никто не будет сидеть во главе стола, на обычном месте Гаса.

— Надеюсь, я не заставил вас ждать, — сказал Гас, входя.

Партнеры в унисон пробормотали что-то, долженствующее означать «нет проблем». Интересная расстановка. Спиной к окну сидела Марта. Рядом с ней — начальник отдела судебных процессов, а дальше начальник корпоративного отдела. У окна, любуясь видом, стоял Бастер Алмен. Это был административный партнер фирмы, вооруженный бичом погонщик и хранитель кошелька. Он отслеживал «продуктивность» каждого сотрудника, требуя, чтобы они регистрировали требуемые часы и вовремя отсылали счета. Телефонный звонок от Алмена был подобен уведомлению о ревизии из налогового управления.

С прибытием Гаса все пять членов исполнительного комитета были в сборе.

— Садитесь, — сказал Алмен. Его тон был серьезным. Гас взял один из пустых стульев и сел напротив Марты. Алмен остался стоять.

— Полагаю, вы догадываетесь, почему мы собрали это совещание.

— Вы хотите помочь мне в поисках жены? Тот закашлялся.

— Ну, мы надеемся, что полиция добьется успеха. Однако наш комитет должен решать задачи, находящиеся в нашей компетенции.

— То есть?

— То есть нам надо заниматься вероятными проблемами пиара и отношений с клиентами, порожденными вчерашними новостями.

В душе Гаса всколыхнулся гнев — хотя особо удивлен он не был.

— У меня пропала жена, а вы говорите о пиаре?

— Пожалуйста, не надо так ставить вопрос.

— Как это «так»? Алмен шагнул вперед.

— Для вас это личная трагедия. И мы очень сожалеем. Но кто-то должен сделать так, чтобы эта личная трагедия не превратилась в кризис для всей фирмы.

Гас оглядел собравшихся за столом и остановил взгляд на Марте.

— Значит, вот как вы считаете? Моя личная жизнь — источник проблем для фирмы?

Все молчали. Наконец Алмен сказал:

— Это не должно стать для вас полной неожиданностью, Гас. Мы уже обсуждали все это пять лет назад. Обвинение управляющего партнера юридической фирмы в семейном насилии может иметь серьезные последствия. От нас откажутся клиенты. Могут уволиться новые сотрудницы. Начнутся плохие отзывы в прессе. И так далее.

— Ничего подобного в прошлый раз не произошло.

— Верно. Но до вчерашнего вечера никто не знал, что Бет действительно предъявила официальное обвинение.

Гасу хотелось наброситься на Алмена, однако, подумав, он заговорил, тщательно подбирая слова:

— Вам не кажется странным, что «Экшн ньюс» как-то пронюхали об этом обвинении? Ведь прошло уже столько времени.

— Странным? Я не улавливаю вашей мысли.

— Когда пять лет назад началась эта история, я честно рассказал о случившемся. Все было неправдой, и тем не менее по какой-то причине Бет обвинила меня в жестоком обращении. Я предложил это вниманию комитета на случай, если об этом станет известно.

— Вы сообщили нам, что она сказала подруге, будто вы ударили ее. Вы не рассказали, что она предъявила официальное обвинение.

— Она забрала заявление на следующий день после того, как подала его. Потому что это была ложь! Мы забыли об этом и никогда больше не вспоминали. Очень мало людей знало, что обвинение вообще было предъявлено. В сущности, этих людей можно сосчитать по пальцам одной руки. Пожалуй, хватило бы и одного пальца. — Гас смотрел прямо на Марту.

Она ответила пристальным взглядом.

— Ты ведешь себя неприлично, Гас.

— Да?

Алмен вмешался:

— Ну-ну, давайте не переходить на личности. Мы говорим только, что искренне сожалеем о вашей личной ситуации. Однако юридическая фирма не может прекратить работать из-за этого.

— Она не прекратила. Я отсутствовал три дня.

— И несомненно, будете отсутствовать и дольше.

— Наверняка.

— Хорошо. Я надеялся, что вы будете благоразумны в этом вопросе.

— В каком вопросе?

— В вопросе о назначении временного управляющего партнера, который займет должность на время вашего отсутствия.

Гас почуял политический переворот и свою кровь на ковре. Он знал, что по договору о партнерстве необходимо четыре голоса, чтобы сместить его. А для блокирования решения ему нужен свой собственный голос и еще один. Гас посмотрел на Марту. Она отвела глаза. После фиаско с «половинкой» вчера утром было ясно, что ее голоса Уитли не получит.

Алмен сказал:

— Предлагаю кандидатуру Марты Голдстейн на должность временного управляющего партнера.

Гас всмотрелся пристальнее. Да, черт возьми, он не получит ее голоса.

— Согласен, — сказал кто-то.

— Все «за»? — спросил Алмен. Единогласно. Гас молча кипел. Алмен сказал:

— Постарайтесь быть объективным, Гас. Конечно, вы понимаете, насколько разумно поставить у руля женщину, когда о действующем управляющем партнере болтают в прессе в связи с обвинениями в нанесении побоев жене.

Гас медленно и спокойно встал.

— Фирма может ставить у руля, кого пожелает. — Он обвел пристальным взглядом всех, сидящих у стола, потом наконец посмотрел на Марту. — И в данном случае вы заслуживаете того, что получаете.

Повернулся и вышел, хлопнув дверью.

16

Энди позволила себе немножко подзаправиться, хотя пришлось и пойти на компромисс. Обычно кофе не влиял на состояние желудка, однако поиски серийного убийцы, начавшиеся сразу за ее собственной «смертью» у алтаря, явно подействовало на организм.

Телефон зазвонил, когда Энди усаживалась за рабочий стол. Вздрогнув, она пролила на бумаги горячий кофе из полной чашки. Энди как раз собиралась связаться с Гасом, и у нее мелькнула весьма странная мысль, что он опередил ее. «Какие-то мы сегодня нервные, а?»

Телефон все дребезжал. Яростно промокая горячий кофе жутко маленькой салфеткой, Энди схватила другой рукой трубку.

— Хеннинг слушает.

— Это агент Хеннинг из ФБР?

Женский голос. Энди подняла промокшую от кофе докладную записку за уголок и швырнула в мусорную корзину, как дохлое животное.

— Да, это я.

— Вы меня не знаете, однако я хочу поговорить с вами об исчезновении Бет Уитли.

Энди сразу насторожилась:

— Слушаю.

— Не знаю, насколько это пригодится в вашем расследовании, но для меня важно предать кое-что гласности.

— Что именно?

На линии затрещало — видимо, собеседница вздохнула.

— Давайте не будем об этом по телефону. Если я должна кому-то довериться, то предпочитаю сделать это при личной встрече.

— Прекрасно. Можем поговорить у меня в кабинете. Или где-нибудь встретиться.

— Как насчет Берегового парка? Скажем, около половины первого?

— Договорились. — Энди сделала пометку в промокшем от кофе ежедневнике. — Знаете, судя по вашему тону, вы звоните анонимно, поэтому я не стала спрашивать имени. Но раз уж мы встречаемся лицом к лицу, вы не хотите назваться?

— Только если вы никому не расскажете о нашем разговоре.

— Почему это вас так беспокоит?

— Поймете, когда мы встретимся.

— Хорошо. Я сделаю все, чтобы учесть ваши пожелания.

— Что это означает?

— Это означает, что, если дело пойдет нормально, я не открою ваше имя, пока мне этого не прикажет суд.

— Хорошо.

— Так как вас зовут? Молчание. Потом:

— Скажу, когда встретимся. Зачем вам знать заранее? Вряд ли будет хорошо, если вы придете на встречу с предвзятым мнением.