А дальше только океан - Юрий Платонычев

— Как меня слышите?.. Пять, четыре, три…

По мостику валко прохаживается командир корабля. Он уже отрешился от всякой береговой суетности и теперь сосредоточился на том, как бы ловчее отвести свою махину от берега. На мостике и Белов, и Павлов — офицеры старше его по рангу, но командир их словно бы не замечает. Он видит только предстоящий отход, только его будущие сложности: кто бы из старших ни присутствовал, а в ответе за корабль он один.

Командир подошел к микрофону и зазвучал его спокойный, подчеркнуто будничный голос:

— От-дать кормовые!

Корабль стал медленно отходить от пирса, подтягиваясь с помощью шпиля туда, где в крепком сцеплении с глубоким дном лежал якорь. На ГКП доносились негромкие доклады баковых и ютовых:

— На клюзе триста метров… Двести пятьдесят… Туга якорь-цепь!

— Чисто за кормой! До берега двадцать метров… Сорок…

Шипели водяные струи, омывающие якорную цепь, которая ленивым, толстым удавом выползала из воды, потом встала отвесно: неимоверное усилие шпиля, отрывающего якорь от вязкого грунта, заставляло ее вибрировать, как натянутую струну. Но вот дрожь прекратилась и цепь ходко устремилась вверх. Корабль свободен!

— Флаг перенести! Гюйс спустить! — торжественно понеслось с мостика.

Бело-голубое полотнище стало плавно взбираться на мачту. Сперва оно бойко трепетало из стороны в сторону, но чем выше поднималось, тем колыхалось спокойнее — свежий ветер вытягивал, выравнивал его, — и, когда добралось до самого гафеля, предстало перед моряками во всей своей строгой величавости. Теперь флаг был хорошо виден и на корабле, и далеко в океане.

Душа любого моряка, прослужи он на флоте один год или тридцать лет, в такие минуты невольно наполнялась какой-то значительностью, приподнятостью, гордостью. И ушедший в себя взор боцмана, и задумчивая степенность Белова, и благоговейная восторженность матроса-первогодка, что стоял на сигнальной площадке, отражали чувства, нахлынувшие на моряков с подъемом флага.

— Впере-е-ед, самый малый! — густо пробасил командир, взявшись за машинный телеграф и плавно подавая ручки к носу.

На мостике неожиданно объявился Жилин. Павлов знал, что он тоже хотел идти в океан, но на другом корабле. Жилин часто позевывал, прикрываясь перчаткой, и усердно тер глаза.

— Ну что ж, недурно, — польстил он Белову, оглядывая корабль, а Павлову добавил: — Вот и увидите, чего наготовили. Не насмешите? Мои седины не опозорите?

«Чего это его на высокий стиль потянуло?» Павлов не видел в короткой шевелюре Жилина и намека на седину.

— Откуда такое сомнение, Петр Савельевич? Зарекаться глупо, но думаю, отстреляемся нормально.

— Вашими бы устами… — Жилин поежился от холода и зябко передернул плечами.

— Какой процент успешных стрельб нашими торпедами был в прошлом году? — Павлов тоже плотнее запахнулся шарфом и сам же ответил: — Почти сто. Вот это и придает нам уверенность.

— Почти сто, да не сто! — прервал его Жилин, делая ударение на слове «почти». — И разве узнаешь, когда эти проклятые доли процента себя покажут?

— Будем надеяться, не сегодня. — Павлов озорно блеснул глазами: — Вы же с нами в океан идете!

— Эх, Павлов, Павлов… — Жилин приосанился. — Если бы успех только от меня зависел!

Надтреснутый гудок с потугой засипел, застонал и вдруг взревел над мостиком, заглушая собой все другие звуки.

— Простудился!.. — насмешливо отозвался о нем Жилин и неожиданно перешел к тому, что давно, видно, хотел выяснить: — А какой смысл нам вдвоем болтаться в океане?.. У вас что, на берегу забот мало?

— Я вышел посмотреть на свои торпеды, о чем докладывал вам, — спокойно объяснил Павлов. — Не предполагал я, что мы с вами окажемся на одном корабле. Вы же, Петр Савельевич, собирались идти на другом.

— Собирался, собирался… — проворчал Жилин, будто сетовал на какие-то непредвиденные обстоятельства. — Собирался, да не пошел. — Он снова зябко поежился и, снизив голос, сказал: — Заглянул сюда минера навестить. Вот и прикорнул ненароком в его каюте. Прямо черт попутал!

Павлов слышал, что такие штучки шаловливый черт проделывал с Петром Савельевичем не впервые…

Поисковая корабельная группа проплывала выходные мысы. Из воды, словно монахи, завернутые о головой в черные сутаны, вставали мрачные остроносые скалы. Они последними провожали моряков, уходящих в океан. Сразу подул колючий леденистый ветер, почувствовалась глубокая монотонная качка на мертвой зыби.

Мертвая зыбь… До чего же могучее явление природы! Наверное, только оно в полной мере и показывает, какие силы заложены в океане. Шторм уже кончился, ветрового волнения давно нет, а океан под действием инерции дышит глубоко и мощно, мерно раскачивает свои необъятные толщи. На поверхности тишина и спокойствие, но как обманчива водная гладь! Корабль валко взбирается на невидимую вершину и вдруг опускается в такую же невидимую пропасть. Подъемы и провалы чередуются снова и снова, подавляя своей монотонностью.

Но мертвая зыбь не может помешать противолодочным кораблям, вышедшим на перехват «вражеской» субмарины.

Хорошо смотрелся правый сосед, весь в лучах солнца. Его острый, устремленный к небу форштевень легко резал океанскую волну, образуя пенистые, с плавным изломом усы. За низкой кормой далеко стлался хвостатый бурун, рождавший физическое ощущение огромной скорости.

«Техника!» — изумлялся Павлов скорости, на которой велся поиск. Он хорошо помнил времена, когда охотники ползали, как сонные улитки, и буквально натыкались на подводные лодки. Стоило немного увеличить обороты, как помехи от этого начисто забивали вибратор и охотники становились безнадежно глухими. Сейчас соседи плыли не только очень резво, но и очень далеко друг от друга, что тоже говорило о совершенстве акустических средств. Ведь зоны кораблей перекрывались, иначе бы лодка проскочила между ними. Так как же велики эти зоны, если левый сосед едва различался простым глазом!

Павлов с интересом рассматривал главный командный пункт. В боевой рубке и на мостике стояла чуткая рабочая тишина, никто не произносил лишнего слова. И телефоны, и репродукторы, и трубы со свистульками сдержанно приносили вести от штурмана, от связиста, от информационного поста, от всех, кто видит, слышит, рассчитывает. На эти вести откликался только вахтенный офицер да изредка командир бросал отрывистые приказания. Командира больше интересовал акустик, но акустик лодку пока не слышал и его размеренный, даже напевный голосок настраивал на терпеливое, упорное и, по всей видимости, долгое бдение.

Павлов уселся на разножке по правой стороне мостика. Отсюда весь корабль виделся как на ладони.

Совсем рядом, чуть не задевая рубку, во всех направлениях вращались причудливо изогнутые лепестки радиолокационных антенн. Одни шарили совсем близко у борта, другие проявляли внимание к горизонту, третьи высматривали что-то высоко над головой. Все пространство целиком охватывалось этими дальнозоркими, всевидящими электронными щупальцами.

А внизу, куда ни глянь, всюду какая-нибудь пусковая установка. Ракеты длинные и короткие, толстые и тонкие. Везде ракеты, ракеты, ракеты… А противолодочные ракеты к тому же шевелились. Сначала крутились в разные стороны, потом стали нащупывать какую-то невидимую точку и, наконец, замерли в стартовом положении. «Тренировка», — догадался Павлов.

Сверху торпедные аппараты казались длинными, плотно сжатыми пальцами на руке пловца, готового прыгать в воду. Торпеды сегодня на особом положении. Сегодня стартовать только им, только им показывать свои способности.

Океанская вода стремительно неслась навстречу, незаметно ныряла под корабль, пулей проскакивала у него под днищем и буйно вырывалась из-под кормы, оставляя взбудораженную, шумно клокочущую струю. Струя долго не успокаивалась, пузырилась, потом постепенно сглаживалась, но еще долго не исчезала. Пенистый след нет-нет да и притягивал к себе взоры моряков: лишь он напоминал о береге, исчезнувшем за горизонтом, незримо связывал со всем дорогим, что оставалось там, вдали…

— Эхо-контакт! Пеленг… — громогласно возвестил акустик.

«Есть пташка!..» — Павлов обрадовался, что лодку наконец нашли и что искали ее не слишком муторно.

— Классифицировать контакт! — тут же откликнулся мостик.

Акустик дело свое знал и довольно скоро разобрался, чти это вовсе не скала, не рыбий косяк и не кит-великан, а именно то, что он с таким усердием нащупывал.

— Атака подводной лодки торпедами! — торжественно проговорил командир, деловито оглядываясь на соседние корабли.

Сразу как-то громче защелкали стрелки, макетики в окошках, вращающиеся шкалы приборов, показывающие, куда и как скоро движется лодка, как глубоко и куда надо стрелять, чтобы это движение прикончить раз и навсегда.