Катарское сокровище - Антон Дубинин

Брат Гальярд, охваченный стыдом, слегка поклонился деревенской матроне. Ему было стыдно за все, что говорил о ней брат Франсуа, за все, что порою думал он сам, когда она ему особенно надоедала. «Разряженная старая болтунья»… возможно, эта женщина куда праведнее и отважнее меня. В который раз, Иисусе благий, Ты ставишь меня на место, благодарю Тебя.

— Спаси вас Господи, добрая дочь Церкви, — церемонно ответил он. — Думаю, пока мы должны оставаться там, где мы есть… но я запомню ваше предложение. Запомню и подумаю над ним. Мы все подумаем.

На Брюниссанда внезапно смутилась, что стоит так близко к монаху, человеку Божьему: почти вплотную! Она отступила на пару шагов, пыша жаром, как чан кипятка; и отступила как раз вовремя — из церковных ворот показались спешащие наперегонки Люсьен с Аймером. Опять не удалось побыть одному, даже по дороге. Ну что же, может, и к лучшему; может быть, сейчас в самом деле такие времена, когда священнику не стоит ходить в одиночку. Особенно инквизитору.

— Отец Гальярд, а вы уверены, что его убили? Может, правда сам в воду упал? — сразу же выпалил брат Аймер. Наставник ожидал этого вопроса, и ответить собирался честно и сразу: Аймера не нужно было оберегать от страха, как возможных покаянников. Напротив, ему следовало учиться, и учиться переносить страх — в том числе.

— Уверен. Отца Джулиана убили, причем отнюдь не этой ночью, судя по запаху.

Люсьен перекрестился.

— Кто же это осмелился… Священника-то…

— Пока не знаю, — хмуро сообщил Гальярд. — Одно могу сказать — это был мужчина. Или очень сильная женщина, что маловероятно.

— Откуда вы знаете? — Аймер решил проявить интеллект, зная, что наставник это очень ценит. — Если отец Джулиан был пьян — а позавчера вечером он был весьма пьян, все мы помним — даже ребенок мог бы столкнуть его в реку. Берега тут обрывистые…

— А камень? — тихонько возразил Люсьен. — Камень на шее?

— Молодец, — кивнул брат Гальярд. Ему весьма нравился францисканский новиций; обидно даже, что тот состоял под началом у недружественного Франсуа. — Когда кюре столкнули в реку, на шее у него уже имелся привязанный камень. И более того — он был уже мертв.

— Так разве он не утонул?

— Нет. Его задушили. — Брат Гальярд, увлекшись объяснениями, споткнулся о камень и чуть не упал, так что молодые монахи подхватили его с двух сторон. — Хорошее покаяние, — вспоминая отца Доминика, пробормотал тот, шевеля ушибленной стопой. — Так вот, следа на шее еще недостаточно как доказательства — отвечай, Аймер, почему недостаточно?

— Потому что труп раздулся от воды, и уже непонятно, насколько сильно веревка врезалась в шею с самого начала, — благодарно отозвался Аймер. Своими вопросами брат Гальярд превращал страшное происшествие в игру разума, в клубок, который необходимо распутать. Аймер начинал чувствовать себя не возможной жертвой хищника, но охотником.

— Верно. Так вот, тело извергло из себя воду. Немного воды — если бы отец Джулиан утонул, он бы захлебнулся, и в легких его воды было бы куда больше. Более того — выделения были красноватые от внутреннего излияния крови. Отца Джулиана задушили этой самой веревкой, а потом убийца, кто бы он ни был, привязал к веревке камень и бросил тело в воду, чтобы спрятать его от глаз. Ненадежный способ: Арьеж здесь, в горах, не слишком глубок, но берега довольно обрывисты, а дно неровное и каменистое. Выплыть на середину и сбросить тело в воду с лодки невозможно. Труп можно скинуть вниз с обрыва, но всегда есть риск, что он зацепится за что-нибудь и вскорости будет обнаружен. Так и случилось — женщины, отправившиеся стирать белье, заметили что-то темное на небольшой глубине и позвали мужчин посмотреть.

Брат Франсуа, к счастью, ходил не слишком быстро. Трое монахов уже подходили к замковой стене, а Франсуа все не показывался, к вящему удовольствию одного из них.

— Убийца не мог не опасаться такого исхода, — продолжал брат Гальярд, размышляя на ходу. — Почему же он предпочел все-таки спрятать труп в реке, а не закопать его, скажем, где-нибудь в лесу, где никто на него не наткнулся бы, по крайне мере, до нашего отъезда? Что скажете, юноши?

— У него было мало времени, — отозвался Люсьен. По дороге ангельский юноша успел краем сандалии отодвинуть в траву земляного червяка, казавшего розовое голое тельце прямо под ногами.

— А мало времени бывает у человека, который боится, что его хватятся, — поддержал его Аймер.

— Или у того, кто должен успеть закончить много дел, — задумчиво продолжил брат Гальярд. — Или у человека, которого кто-то срочно ожидает… Кто-то весьма важный для него. Или опасный для него. Впрочем, довольно словоблудия, — резко закончил он, когда франкский сержант верноподданно закивал ему из ворот. — Делая предположения, всегда стоит помнить, что они все до единого могут оказаться неверны.

С такими обнадеживающими словами он и прошел в сторону нужника, слегка припадая на ушибленную ногу. Брат Аймер с тревожной любовью посмотрел ему вслед. Главный инквизитор Тулузена и Фуа, Господи Иисусе… Небось после отца Гильема Арнаута мечтает мученически умереть… Что же Аймер будет делать, если этого резкого и непростого монаха со шрамом на лице — Аймерова отца во святом Доминике — кто-нибудь убьет? Как убили кюре отца Джулиана… Набросив веревку на шею, спутав, как жертвенного агнца…

Нет уж, с вагантской решимостью подумал Аймер, никуда я его одного не отпущу. Пусть ругается как хочет. Пусть наказания налагает. Любовь выше послушания, и суббота для человека, а не наоборот! Ведь он же СОВСЕМ старый и больной, ему за сорок уже, он и сдачи в случае чего дать не сумеет, а я пока еще ничего, крепкий… И чтобы доказать самому себе, что прежние вагантские навыки не вовсе утрачены, Аймер подхватил с земли обломок палочки и ловко провернул ее несколько раз, вспоминая, как обращаются с ножом. И смутился, поймав пораженный взгляд Люсьена.

— А кюре-то как жалко, брат, — тихо сказал Люсьен, отводя свои нежные глаза. — Отца Джулиана… Как думаете, брат — он быстро умер? Он ведь не очень мучился?

— Господь милостив, — только и мог сказать Аймер, искренне и тщетно пытаясь грустить об отце Джулиане.

Отпевали отца Джулиана при большом стечении народа. Должно быть, на свои мессы он никогда столько людей не собирал, с болью думал отец Гальярд, выпевая знакомые не меньше Miserere слова: De profundis clamavi ad Ti Domine… Господи, услышь голос мой…

Если Ты, Господи, будешь замечать беззакония —

Господи, кто устоит?

Но у Тебя прощение,