Пламя в джунглях - Николай Сучков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пусть расскажет все по-порядку, — вмешался Алекс.
Мбанго взглянул с благодарностью на Алекса и сбивчиво, путаясь, поведал обо всем.
Японцы незаметно окружили их в поле, где они вместе с мужчинами Мао жали рис. Сиеми сделали попытку прорваться, но пули отбросили их назад. Японцы подожгли поле. Сухая стерня и солома горели хорошо. От невыносимого жара начала тлеть одежда. Напрасно сиеми босыми ногами пытались затоптать пламя, огненная петля затягивалась. Девочку — единственного среди них ребенка, загородили своими телами. Она не плакала, терпеливо переносила пытку наравне со взрослыми. Зарыдала лишь тогда, когда от искры на ее голове загорелись волосы. Огонь потушили, но девочка продолжала плакать. Она жалобно звала: «Мама, мама!» И Пагаланг не выдержал. Прижав девочку к груди, выскочил из огненного кольца. Он нес ребенка над головой, чтобы было видно. Джапони подпустили его вплотную и подняли на штыки. Ребенка швырнули в огонь.
— Они хохотали, эти дьяволы, — закончил Мбанго.
— А ты?
— Меня отпустили предупредить вас: кто против джапони, того пожрет огонь и поразит гром.
— А, может быть, через тебя они хотят выследить нас? — спросил Гаро.
Мбанго вытаращил глаза в недоумении.
— Вы слышали, друзья? — обратился Алекс к командирам, окружившим юношу. — Будем просить милости у злодеев?
— Я все слышал, — в дверях морунга стоял Нагкхулоа. — Человек хуже зверя, когда он зверь. Такого не тронут реки слез. Такого надо утопить в его собственной крови. Кадонги, воины! Люди собрались на площади. Они хотят тоже услышать, что произошло в Мао. Пойдемте к народу!
Мбанго виновато оглянулся на командиров. Алекс протянул ему котелок с водой. Юноша трясущимися руками схватил его и жадно опустошил. Поклонился Алексу и направился к выходу, за старостой. Все остановились на площади, заполненной людьми.
Шум разом утих. Нагкхулоа вывел Мбанго на помост и оставил одного. Юноша дрожал от смущения, и никак не мог начать. А толпа терпеливо ждала. Наконец, Мбанго справился с волнением и повторил свой рассказ.
Сказано последнее слово, замолк слабый голосок. А люди все чего-то ждали. Было очень тихо.
— Горе нам, горе! — прорвалось вдруг со стороны женщин. — Вождь сиеми не нашла у нас защиты! Ее держали в мужском морунге! Позор нам, неслыханный позор! Перевелись у нас мужчины. Джапони жгут наши деревни. Где наши воины? Дайте оружие нам, женщинам!
Мужчины растерялись от неожиданности: еще никогда голос женщин не звучал на деревенских собраниях. И вот женщины заговорили. Воины не постояли за честь вождя, не могут отмстить за зло, причиненное чужеземцами. Есть от чего краснеть мужчинам! Того и гляди назовут трусами!
Гневно запылали под нахмуренными бровями глаза мужчин. Губы сжались в ниточку, словно стремясь удержать рвущуюся из груди ненависть.
И вдруг все бушевавшие чувства: ненависть и отчаяние, гнев и стыд, вылились в один дикий ужасный вопль. Замелькали сжатые кулаки, засверкали дахи, раздались крики:
— Смерть желтым дьяволам! Месть похитителям вождя! Отомстим джапони за вождя и сожженные деревни!
Староста поднял руку. Строго смотрел на кипящее море человеческих страстей. Заговорил, когда смолк последний крик:
— Слыхано ли, чтобы женщины учили нас воевать? Война — дело мужчин. И теперь кричи не кричи, война началась. Джапони отняли у нас все: наших жен и дочерей, нашу дичь и рис, наши земли и леса. Мы расправились с обидчиками. Нам помог Великий Предводитель со своими храбрыми воинами. Теперь джапони жгут другие деревни, убивают наших людей. Все сиеми поднимутся на врага! У нас есть кадонги! Он сын богов. Он непобедим! Хэйо, хой!
Словно ток прошел по толпе. Она качнулась вперед в едином порыве. Люди тянулись к своему кадонги, пытаясь прикоснуться к его одежде. Широко открытые глаза, узловатые крепкие руки, радостный гул.
Ошеломленный Алекс чувствовал, что становится кумиром этой толпы. На него возлагали все свои надежды эти бедные люди. В него верили преданно и исступленно. Он больше не принадлежал себе. В нем они хотели видеть воплощение своих надежд, сконцентрировать свою волю.
— Спокойно, кадонги, спокойно! — шепнул Нагкхулоа. — Не пяться!
Староста стоял плечом к плечу с ним. Властное, прорезанное морщинами лицо его было величавым и торжественным. Он сложил руки на груди, откинул голову назад и горящим взглядом обводил возбужденных людей.
Алекс взял себя в руки. Решительно шагнул вперед.
— Люди сиеми! — крикнул он. — Люди сиеми, воины встанут на вашу защиту! Мы победим. Ведь и слабые, если они объединятся вместе, побеждают сильного врага. Смерть джапам, свобода народу! Хэйо, хой!
— Хой, хой, хой! — прогремело над площадью.
Ночью забил большой барабан Пао. Тяжелые удары гулко отдавались в горах, тревожа джунгли. Они обращались к людям нага с горячим призывом:
— Поднимайтесь, сиеми! Враг сжег Мангло, Хванде, Мао. Он угрожает Тангкхулоа, он похитил вождя. Этот враг — джапони. У нас нет другого выхода. Настало время потрошить петуха. Кланы Мангло, Хванде, Тангкхулоа, кадонги Алиссандербонг зовут вас на борьбу за жизнь, за честь и за свободу. Смерть джапони, свобода нага!
Жители Тангкхулоа жадно вслушивались в ночь. А ночь молчала. В тревожную тишину врывались только отголоски джунглей: голодное рыканье тигра, трусливое тявканье шакалов, пугающее уханье совы. Люди толпились у морунга, переговаривались. Не расходились, ждали ответа.
Вот вдали зародился смутный гул. Он ширился, наплывал перекатами. Уже можно было различить отдельные удары. Ритм участился. Потом удары посыпались реже, зато зазвучали громче. Они уже звучали со всех сторон. Там, в горах, словно собиралась большая гроза, рокотавшая тревожным громом. Люди джунглей, сыновья гор откликались на призыв гнева и горя.
Долго не ложились спать той ночью гаронды. Соблюдали траур, скорбели о друзьях, соплеменниках. Смотрели в огонь, который был сегодня особенно игривым. Бог огня принял много жертв и был удовлетворен.
Алекс глубоко задумался. Где-то теперь его любимая? Что с ней сделали? Он не сводил глаз с огня. Удивительная вещь костер, живой, неукротимый. Он в вечном движении, успокаивает и волнует, ласкает теплом и наводит ужас.
Огонь вызывает глубокие раздумья и далекие воспоминания, навевает причудливые фантазии и расцвечивает воображение, притягивает, как магнит, рождает чувство близости у всех, кто собирается вокруг костра. Недаром ему поклонялись древние. С помощью его люди быстрее находили друг друга в первозданном мраке, сплачивались, создавали семью, род, племя, из которых вырастали потом народы и государства. И Алексу казалось, будто он сейчас, здесь, стоит у начала цивилизации, закладывает первый камень в фундамент нового справедливого мира.
Солнце расплавило вершину горы. Потом сверкающим мячиком замерло на ней, рассыпая ослепительные лучи и словно раздумывая: не покатиться ли ему вниз по склону в тот прохладный лесок, не окунуться ли в кусты, кудрявящиеся в перелесках. И будто испугалось чего-то, закарабкалось по невидимой лестнице выше и дальше от страдающей земли.
Утром походные там-тамы забили сбор. Отряд выстроился на площади. Женщины с чаппами за спиной обходили ряды воинов. Каждый запускал туда руку и вытягивал завернутый в банановый лист пакет с едой. Алекс в последний раз договорился с Нагкхулоа о сигналах опознавания — Тангкхулоа тоже готовилось укрыться в тайном убежище. Прозвучала команда, и отряд тронулся в путь. Алекс обернулся, сорвал с головы панаму и помахал на прощание.
ДЬЯВОЛЫ НОЧИ
В долине было неуютно. И не столько потому, что она кишела врагами. Сиеми — горцы, им привычно в родных горах. Они спустились вниз, чтобы показать долинным племенам, что японцев можно бить везде. Пусть каратели ищут их там, в горах, гаронды ударят по врагу здесь, в долине. Нага должны почувствовать: они хозяева джунглей, не японцы.
На первой стоянке дозорные увидели двух неизвестных. Окликнули их, но те затаились. Потом один появился из кустов и подал голос: «Кто вы?»
Алекс ответил. Через некоторое время неизвестные вышли из укрытия, подняв руки вверх. Исхудалые и оборванные, на исцарапанных обросших щетиной лицах лихорадочно светились запавшие глаза.
Это были американские парашютисты. Они плутали в джунглях больше недели, чтобы войти в контакт с племенами нага. И как им чертовски повезло!
Один из них, Даниэль Рибон походил на боксера: перебитый нос, вспухшие губы, бычья шея, темные решительные глаза. Другой — Рэджи Гринвуд, красивый стройный парень с непропорционально маленькой продолговатой головкой, посаженной на широкие плечи, глаза серые, цепкие.
Американцы набросились на еду. Горстями запихивали в рот горячий белый рис, жадно рвали зубами полусырое недожаренное мясо. Жир тонкими струйками стекал по подбородку и капал на грудь. Алекс забеспокоился: