Ну и дела! - Марина Серова

Вот тебе и мотив. Сколько угодно мотивов.

Например, месть. Значит, так: Сапер мстит Когтю за… Ну, за женщину, которую любил… И которую сам же не смог защитить тогда от Когтя. Извините, но это получается уже — не за женщину. Тогда, видите ли, не мстил, а сейчас мстит.

Не торопись делать выводы. Рассуждай.

Почему не смог защитить?

Потому что струсил. Испугался. Не столько даже Когтя испугался, сколько законов когтевской жизни. Потому что это была и его жизнь.

Диму Сапелкина эта жизнь устраивала больше, чем жизнь его семьи. Жизнь, в которой взрослые мужчины бросают маленьких из-за женщин, в которой существует одиночество матери и его собственное одиночество. И он не повторил «предательства» своего отца, не оставил ради Ольги Никол… — впрочем, тогда она была просто Ольгой или Оленькой — свою новую «семью», парковскую, и главное — «взрослого» Когтя.

Ведь это Ольга Николаевна так распределила роли: взрослый-Коготь и ребенок-Сапер. Конфликт «поколений». Отцы и дети…

Да никакой это не Тургенев! Это Фрейд. Типичный эдипов комплекс.

И мотив у него — не месть, а соперничество с отцом-Когтем. И вовсе не из-за женщины-матери, а из-за гораздо более острой и болезненной для современного криминального менталитета вещи — социальной роли. Если бы Сапер не воспринимал Когтя в роли «отца» — а в этом я полностью доверяю чутью любящей женщины, — он бы просто принял отведенную ему роль слабого в отношениях с сильным.

Сын не может не стремиться превзойти своего отца, в этом и состоит символический смысл фрейдистского «отцеубийства» — оно происходит в сублимированной, социальной сфере. Но если это чувство неудовлетворенности овладевает расшатанной, неустойчивой психикой, какой, судя по всему, и обладал Дима Сапелкин, стремление к отцеубийству вполне может приобрести черты реального действия. И если сын его все-таки совершает, это означает его чистый проигрыш перед отцом, хотя сын этого и не понимает.

А вот это уже похоже на правду.

Итак, ситуация мне представляется следующая: измученный постоянными проигрышами в соперничестве с Когтем, на которого он перенес свой эдипов комплекс, Сапер, видимо, давно созрел для физического устранения Когтя и терпеливо поджидал удобного случая.

Сложность его задачи состояла в том, что при всем желании убрать из своей жизни Когтя Сапер не в силах был поднять на него руку. Его бунтующее сознание не способно было разрешить осуществление бессознательного стремления, а выражалось это в том, что Сапер патологически боялся Когтя и находился у него в психологическом подчинении.

И Сапер решил перехитрить свою нерешительность. Улучив однажды момент и прикинув, что более благоприятного случая не представится, он запер Когтя в подвале собственного гаража. И тем самым совершил необратимый поступок.

Теперь он был вынужден решать уже другую проблему: что делать дальше? Механизм был запущен, отпала необходимость мучиться сомнениями — убивать или не убивать, теперь надо было решать, как это сделать, пути к отступлению не было. Он как бы встал на краю пропасти и сам себя подтолкнул. И уже во время полета начал думать о приземлении. То есть стал думать, как его уничтожить.

Взрыв и пожар не гарантируют результата, подвал надежен, укреплен, как хорошее бомбоубежище, я сама могу это засвидетельствовать. Уморить Когтя голодом тоже не удастся, в подвале, без всякого сомнения, хранятся запасы на зиму — картошка, капуста, огурцы, помидоры и т. д. Сам Сапер за это дело не возьмется. К тому же вряд ли сможет с такой задачей справиться. Коготь наверняка вооружен, так как даже в сортире не расставался с парой пистолетов. Послать на ликвидацию Когтя никого из старых бойцов или из новых охранников Сапер не может: первые знают Когтя в лицо и руку поднимать на него не будут, а вторые — потому, что работают по контракту и до проблем Сапера им дела нет. Да и вряд ли кто из них с такой задачей справится.

И Сапер вспомнил обо мне.

Я знала, что людям его круга достаточно хорошо известно мое имя. Любая более или менее серьезная фигура из тарасовских криминальных сфер хоть однажды, но оказывалась рядом с одним из расследуемых мною дел. А я таким образом оказывалась в поле их зрения. И создавала себе репутацию в их глазах.

Неплохую, надо сказать, репутацию. Уважаемого человека. В чем-то равного им. Наверное, в понимании законов их жизни. Конечно, только в понимании, но не в приятии.

Сапер решил «доверить» мне решение своей проблемы. В этом было и признание своего бессилия перед женщиной, и одновременно утверждение принципа «с позиции силы» в отношениях с женщинами. Он решил заставить меня сделать то, чего не мог сделать сам.

Гм, дурачок. Он, видно, никогда не умел правильно строить свои отношения с женщинами.

Но мне тоже не надо забывать, что Сапер — не христианский святой, да и вообще не христианин. Заповедь «не убий» распространяется у него только на одного человека — на Когтя. В отношении других она не действует.

По крайней мере, целясь мне в лоб, он вряд ли будет сомневаться, нажимать на курок или нет.

Вот только женщин он все же ничуть не понимает. И совершает самую распространенную среди мужчин ошибку, приписывая им, то есть нам, свой мужской тип мышления, свое отношение к жизни. Впрочем, даже не мужское, а мальчишеское, сиротское. Наверное, в этом проявляется его, Сапера, самооправдание своей сиротской жизни и тех законов, по которым она построена.

Откуда, в самом деле, ему знать, что моя жизнь построена по другим законам?

Сапер, в полном соответствии со своими представлениями о жизни вообще и обо мне в частности, был уверен, что под угрозой смерти положившая уже кучу народа Ведьма согласится убить того, на кого он ей укажет. Не дура же она, справедливо решил он, и язык выстрелов понимает не хуже, чем язык слов. И сумеет перехитрить Когтя, принимая его за Сапера. Правда, он наверняка реально, как очевидец, оценивал и бойцовские качества Когтя и не мог не допустить такого исхода дела, при котором даже я не смогу обмануть Когтя и тот меня попросту пристрелит.

Чтобы этого избежать, Сапер и дал мне информацию, в принципе позволяющую разобраться в ситуации и сделать вывод, что в подвале сидит сам Коготь.

Выхода у меня все равно нет, считает Сапер. Рассчитывать договориться с Когтем может только полная дура. А Ведьма далеко не дура, Сапер это знает.

Просто сбежать от него я не смогу. Во-первых, Сапер наверняка меня пасет. В этом убеждало меня не раз испытанное за последние дни ощущение чужого взгляда. Но это, конечно, не главная проблема.

Дело в том, что, даже если мне и удастся скрыться от него или, к примеру, навести на подвал ментов и освободить Когтя, ситуация принципиально все равно не изменится. Вынужденный при таком раскладе сам скрываться, Сапер будет тайно и осторожно, но упорно и долго меня искать: ведь свое чувство ответственности за очередной проигрыш Когтю он в таком случае перенесет на меня, и уже я, а не Коготь стану его невротической целью.

Если принимать правила игры Сапера, мне остается единственный выход — убить Когтя. Но это будет все равно что командовать собственным расстрелом, потому что следующую пулю получу я — от Сапера.

Но это — по его правилам. Существуют ведь и другие. Например, мои.

А по моим правилам, ни открывать подвал и выпускать Когтя, ни тем более убивать его ни в коем случае нельзя.

Сапер считает, что загнал меня в угол. Вот и хорошо. Пусть так и считает.

Я открыла глаза и взглянула на часы. Прошло пятнадцать минут, как я уединилась для размышлений на тихой улочке. Ситуация почти полностью для меня прояснилась. Кроме некоторых деталей. Но это я уже на ходу додумаю, с открытыми глазами.

Включала стартер я с таким ощущением, словно нажимала стартовую кнопку сложного механизма каких-то событий. Я чувствовала, как моя психика перестраивается с аналитики на динамику, и старалась не мешать этому процессу. Теперь все зависит от того, насколько эффективно и быстро я буду действовать.

…Сапер, значит, считает, что загнал меня в угол?

Ну, это он поторопился.

«Зря ты, дружок, на это дело выбрал меня, — я мысленно обращалась к Саперу, как к старому приятелю, образ мыслей, достоинства и ошибки, проблемы и намерения которого мне хорошо известны. — Как бы тебе самому не пришлось увидеть, в какую сторону вылетят твои недальновидные самоуверенные мозги… С моей помощью тебе не удастся избавиться от своего мальчишеского комплекса».

Не стоит, однако, спешить.

Прежде всего я должна позаботиться о гонораре, то есть сама его себе обеспечить.

Здесь тоже нужно прежде всего подумать. Но о деньгах нельзя думать с закрытыми глазами. Иначе рискуешь никогда их не увидеть.

Кроме мотива психологического, у Сапера не могло не быть материального мотива, связанного с устранением Когтя. Психический комплекс играет здесь роль двигателя, источника энергии, но должен быть еще и реальный жизненный интерес, связанный с обладанием чем-то, принадлежащим «отцу», иначе зачем Саперу стремиться занять его место.