Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть первая - Вера Камша

К этому разговору Лисенок был готов, мало того, ему было что предложить взамен ну совершенно не нужной Талигу Йерны. Баата возвел очи к расписному потолку и принялся благодарить за поддержку в трудный час и обещать, что он и дальше, и всегда, и вообще…

– Я получил три письма из Гайифы, – словно бы нехотя признавался казар. – Чиновники из приграничных провинций привечают крупных торговцев, а торговцы не знают границ. И пусть мне написали враги моих друзей, я прочел, ведь это могло быть важным не только для меня, но и для тех, чьим доверием я горд!

– Не всякой дружбой можно гордиться, – отмахнулась алатка, непонятно почему вспомнив Хогберда с его пегой бородой и излияниями, хотя почему непонятно? Реснички у барона, конечно, подгуляли, а вот содрать с двух «друзей» четыре шкуры он умел. Баата, впрочем, сдерет все пять.

– Я счастлив, что мне удалось расположить к моей несчастной стране величайшего полководца нашего времени. – Лисенок вскинул голову, как хороший жеребец, и тут же якобы устыдился собственного порыва. – Мне безумно больно, что своими несчастьями моя страна обязана нестойкости моего дорогого отца, не сумевшего дать отпор гайифскому и агарисскому вымогательству. Я чту и ожидаю, но я исполнен ненависти к тем, кто навязал нам братоубийственную войну.

– Создатель нам врагов кормить и не заповедовал. – Бонифаций торжественно поднял свой любимый палец. – Ибо нельзя лелеять и стадо свое, и волков, бродящих у дверей овчарни, а правитель, ставящий чужое вперед родного, мерзок. Чего чиновники гайифские просили и обрели ли рекомое?

– О нет… – Подобным голосом Хогберд сообщал о выкупе заложенных внуком ценностей. За двойную цену, вестимо. – Они искали встреч со мной, ведь я – брат Этери. Гайифцы столь встревожены, что, забыв о присущем им высокомерии, просили меня о посредничестве между ними и его величеством Бакной. Разумеется, я отказался, объяснив, что бакраны движимы исключительно желанием помочь своим друзьям. Они бедны и не могут накормить голодающих Варасты, и они справедливы в своем решении взять хлеб и скот у виновных. Даже если бы я хотел, а я этого не хочу, я не удержал бы сынов Бакры. Это по силам лишь варастийцам или же тем, кто может говорить от их имени.

– И все это, – с невольным восхищением уточнила Матильда, – все это вы передали «павлинам»?

– Я передал это кагетским негоциантам, привезшим мне послания из Кипары, Кирки и Мирикии, но не могу знать, как посланцы распорядились моими словами, рискнули ли они вернуться в Гайифу или остались в Кагете. – Украшенный старинным перстнем палец будто невзначай тронул манифест богоданца Сервиллия. – Если так, их можно понять. В Гайифе есть и честные торговцы, и добрые эсператисты, которые просто хотят жить. Сейчас они зажаты между язычниками и еретиками, они ищут выход и не находят. Мне жаль их…

– А вот сие, – одобрил Бонифаций, – богоугодно. Ибо негоже, чтобы малые страдали за больших.

– Я не был самым смелым в нашем роду, – грустный взгляд казара скользнул по дальним горам, – но теперь весь мой род – это я, и я не хочу кровопролития. Регент Талига дал мне совет рассчитывать лишь на себя… Что ж, я рискнул встретиться с гайифским маршалом и объяснить ему, что Хаммаил чужд Кагете. Не буду утомлять вас подробностями, и потом – какой мужчина захочет признаваться в своем малодушии прекрасной женщине?

– Тогда, – разрешила прекрасная женщина, – не признавайтесь. Вы видели маршала Капраса, каков он?

– Вы с такой легкостью произносите гайифские имена! – восхитился умник из рода, носящего незамысловатое имя Хисранда-Ханда. – Мне они даются с большим трудом… Да, я видел маршала Кабр… Капраса, он еще не стар, и я бы не назвал его красивым. Опытный и, кажется, порядочный человек, он крайне озабочен вражеским вторжением. Свою землю такой воин не бросит, подумал я, и значит, корпус в Кагету не вернется. Я пообещал пропустить гайифцев через свои земли и пропустил, а теперь испытываю тревогу. Маршал направлялся в одну империю, но оказался в другой. Как у него сложатся отношения с новым государем? Не причинит ли Сервиллий Карло Капрасу вреда? Не обвинит ли в гибели Хаммаила? Я понимаю, вы удивлены, но у нас с Этери слишком мало родных, а наша единокровная сестра отдала свое сердце чужеземцу. Я был потрясен…

– Твою кавалерию, я тоже! – не выдержала Матильда и поинтересовалась судьбой переданного на попечение казара гайифского пленника. Казар развел руками, потупился и сообщил, что пленник бежал, однако виновные уже наказаны. Очень строго.

2

Морисков можно бить, значит, не все потеряно! С этой мыслью Капрас засыпал и просыпался, с каждым днем все больше уверяясь в конечной победе. Где сказано, что невозможное под силу одному Кэналлийскому Ворону? И кто знал этого Ворона до того, как тот пристрелил туповатого генерала и отбросил почти победивших гаунау? Только молодому Алве было проще – его сторону сразу же принял временщик-кардинал. Оресту, тьфу ты, Сервиллию пришлось расчищать себе дорогу самому, но с Коллегией на шее язычников было не остановить. Да и мог ли третий сын императора удержать вояк, рвущихся отомстить за своего командира и за поражения? А если даже и мог, времени не оставалось ни на судейские выкрутасы, ни на болтовню – тут или император, армия и надежда, или Забардзакис, паркетные шаркуны и сожженная Паона.

Офицеры, те, с кем Капрас делился своими мыслями, думали так же, солдаты знали ровно то, что им сказали, но победа окрылила всех. Корпус спешил, пренебрегая отдыхом и делая в день не меньше перехода с четвертью. Малый Кипар миновали неделей раньше, чем думалось, и Карло ступил на гайифский берег, ничем не отличимый от кагетского. Та же скрипящая на зубах белая пыль, выжженные курганы, нечастые источники, отмеченные обелисками, на которых сидят то орлы-могильники, то пестрые коршунки. Первый окруженный небогатыми усадьбами городишко лежал в полутора днях марша от таможенного поста.

Вековые акации царапали выгоревшее небо, по улицам расхаживали нухутские петухи и молочные козы, у церкви сидела одинокая нищенка, смуглая и сварливая. Это было забытое Создателем захолустье, где обитали неудачники и куда высылали не потрафивших Семи Коллегиям. Таких, как Сервиллий Турагис, на которого свалили багряноземельскую неудачу. Будь у Карло время, он навестил бы опального стратега, вряд ли тот в своем алычовом уединении смог узнать о первой победе над сломавшими его карьеру морисками. Повидаться очень хотелось, но позволить себе отлучку Карло сейчас не мог, пришлось ограничиться торопливым письмом – не написать было бы свинством закоренелым и окончательным.

Горела лампа, вокруг нее настырно вился туповатый мотылек, а Капрас едва ли не с корнетской радостью пересказывал столичные вести и выражал уверенность, что новый император воздаст должное опыту и отваге. Маршальская печать уже готовилась вгрызться в болотно-зеленый – цвет личной переписки – воск, помешал Агас, отчего-то вырядившийся в парадный мундир.

– Что-то срочное?

– Не слишком. Прибыл субгубернатор Кипары, вы были заняты, пришлось встречать и устраивать на квартиру. Я действовал от вашего имени…

– Ну и молодец. Надо же, целый субгубернатор… Я думал, пришлют какую-нибудь мелюзгу с предложением пожаловать к превосходительному.

– Мелюзга тоже есть, но из Мирикии. А что субпревосходительный явился лично, так деваться ему некуда. Губернатор умудрился угодить в плен к дикарям. Когда его удастся выкупить, если вообще удастся, не ясно. Визитер очень хочет получить должностишку насовсем, а для этого, сами понимаете…

Капрас понимал. Чиновнику, по милости бакранов оказавшемуся во главе немалой провинции, нужно и порядок обеспечить, и защиту от набегов наладить, и с беженцами управиться, и тут на голову валится корпус, который велено снабдить всем необходимым. Вот и мчится бедняга на встречу, от которой может быть как польза, так и вред, причем взаимный.

– Что этот «суб» собой представляет? – хмуро уточнил Капрас. Мало того, что козлятники невозбранно буянили в Кипаре, они как-то исхитрились уволочь губернатора, на содействие которого Капрас изрядно рассчитывал. – Ты знал его раньше?

– Не слишком. Субгубернатор страдал несварением и избегал званых обедов, а других мест для встреч у меня не имелось.

– Несварение так несварение… – Маршал поставил-таки на письмо печать и поднялся. – Где имение Турагиса, знаешь? Пошли с курьером, а если недалеко, отвези лично. Мы тут дней пять простоим, не меньше, а старика надо уважить.

– Я съезжу, – с готовностью согласился гвардеец. – У Турагиса я бывал, когда угодил в здешнюю дыру. На зиму стратег перебирается в Мирикию, но сейчас должен быть здесь.

– А вообще-то он как?

– Не сказал бы, что хорошо. Пытается разводить верховых лошадей… то есть лошадей он в самом деле разводит, и очень приличных. Бедняга решил считать это достойным своей особы делом, но вообще-то ему тошно. Господин маршал, я бы просил вас обратить внимание на компанию из Мирикии. В том, что тамошний губернатор прислал чиновника с письмом, ничего странного нет, удивляет другое. Чиновник мелкий, зато конвой – солидней некуда, полуэскадрон под командой капитана. Бакранские налетчики сюда не добирались, так зачем гонять полсотни кавалеристов?