Сломанные куклы - Джеймс Кэрол

– Когда работает пара, один человек в ней доминирует, он лидер, а второй – подчиненный. В нашем случае доминирует тот, кто проводит операции. Он белый, хорошо образован, в возрасте от тридцати до сорока. Слишком уж непросто организовать такое преступление в молодые годы. У него пятерка по самоорганизации. Все, что он делает, тщательно продумано и выверено до мельчайших подробностей. Его жизнью управляют его собственные фантазии, и теперь, когда он начал их реализовывать, единственное, что заставит его остановиться, – его арест или убийство. Да, и – он богат. Скорее всего, получил наследство.

Я указал на карту.

– Учитывая, что все точки расположены к северу от Темзы, можно предположить, что он живет где-то в этом районе. Чтобы осуществлять то, что он делает, ему нужно жить в закрытом и уединенном месте. Жертвы издают очень много шума, поэтому ему нужен отдельный дом на достаточном расстоянии от соседей, чтобы они ничего не слышали. В этом районе недвижимость очень дорогая, в особенности если речь идет о большом доме, где было бы много места для его игр.

– Игр! – воскликнул седой полицейский. – Да как вы можете называть то, что он делает, играми?

– Поверьте мне, наш преступник сейчас веселится на полную катушку, – ответил ему я. – Вы же видели отчет токсикологической экспертизы? В крови первых трех жертв – следы экстези, амфетаминов и снотворного. И у Патрисии Мэйнард найдут то же самое. Он дает жертвам экстези и амфетамины, желая, чтобы они испытали максимально сильную боль. Экстези повышает чувствительность. Амфетамины не дают им потерять сознание. А успокоительное нужно, чтобы после завершения пыток – его основного веселья – жертвы были максимально пассивны и послушны. Выбор препаратов объясняется тем, что все их легко достать. И то, что они наверняка приобретались нелегально, означает, что через аптеки мы на преступника не выйдем.

– Может, он пытается послать нас по ложному следу, – сказала Темплтон. – Как он пытался нас обмануть, разбив камеру в Сент-Олбансе. Может, он хочет, чтобы мы думали, что он живет к северу от реки, а на самом деле живет на юге?

– Это исключено, – сказал я. – Высокоорганизованные преступники, как наш, всегда стараются усовершенствовать свой modus operandi. Использовать обманки он начал совсем недавно. Раз он начал это делать, можно предположить одно из двух: либо какие-то ваши действия дали эффект, и он чувствует, что вы у него на хвосте, либо же у него усилилась паранойя. Неважно, что именно работает, важно, что это хороший признак. Если добавить к этому то, что похищения стали случаться все чаще, то легко сделать вывод, что он уже катится по наклонной плоскости. Чем скорее он будет это делать, тем легче будет его поймать.

– Стог сена получается достаточно большим, – сказала Темплтон, глядя на карту за моей спиной.

– Да. Я сделаю все возможное, чтобы его уменьшить.

– А он может быть практикующим хирургом? – спросил Хэтчер.

Я покачал головой.

– Хорошая идея, но нет. Ему совершенно не интересно лечить людей. Операции, которые проводит он, позволяют ему сохранять жертв в живых и продлевать их мучения. Если подумать, его действия очень прагматичны. Преступник мог начать учиться в медицинском, но в лучшем случае он протянул там два семестра. Там должен был произойти какой-нибудь инцидент, в результате которого его отчислили. Вам нужно связаться со всеми мединститутами и получить списки всех, кого отчислили, особенно вследствие каких-либо драматических событий. Наш кандидат вряд ли ушел незамеченным. Это могут быть события двадцатилетней давности, но я уверен, что это было настолько громкое событие, что о нем вспомнят.

Я замолчал и посмотрел в лицо каждому, чтобы убедиться, что все меня слушают.

– А сейчас о его напарнике, а точнее – напарнице. Это белая женщина. На пару лет моложе, ниже, без высшего образования. Она уступает своему сообщнику во всех отношениях – и физически, и личностно, и интеллектуально. Наш «хирург» не потерпел бы рядом никого, кто хоть в чем-то его превосходит. И еще: она не уверена в себе. Они, возможно, любовники, может быть, даже муж и жена, как Уэсты, но пока не стоит исключать и другой тип отношений. Например, они могут быть братом с сестрой.

– Вы сказали, что второй человек – женщина, – сказал седовласый детектив. – Вы в этом уверены?

– Да, уверен, потому что жертвы до сих пор живы. Если бы работали двое мужчин, они замучили бы своих жертв до смерти. А женщина привязывается к своим куклам, заботится о них, кормит, следит за здоровьем. Она не переживет, если они будут убиты, и доминирующий партнер это понимает. И лоботомия здесь становится компромиссом: жертвы живы, но все равно что мертвы. И, что важно, они никогда не смогут узнать своего мучителя. Это идеальное решение проблем – еще один пример прагматизма доминирующего члена пары.

– Вы как будто восхищаетесь им.

– Вы не поверите, насколько вы далеки от истины, – посмотрел я в глаза своему оппоненту. – Даже не думайте, что я восхищаюсь этими ублюдками. Это совершенно не так.

Старикан, казалось, сейчас меня прибьет на месте, и то, что рядом было еще с десяток человек свидетелей, его не волновало. Я смотрел ему в глаза до тех пор, пока он сам их не отвел. Было все, как в школе.

– Хорошо, едем дальше, – сказал я. – Доминирующий партнер – импотент, и это его очень злит и раздражает. Это одна из причин, почему пытки такие жестокие. У всех жертв есть раны, нанесенные швейной иглой или шпилькой. Они символизируют сексуальное проникновение. С ножевыми ранениями та же логика.

– Вы сказали, что есть и другие причины жестокости пыток? – спросила женщина из второго ряда.

– Да, еще ему нравится слышать крики жертв.

Она побледнела.

– И еще вот что, – заметил я. – Сейчас вы, может, и не согласитесь, но вообще мы сейчас расследуем и убийство.

– А убийство здесь как появилось? – спросил Хэтчер. – Пока было четыре жертвы, и они все вернулись.

Хэтчер почти что сказал «живы», но в последнюю секунду остановил себя. Я чувствовал, что это слово почти сорвалось у него с языка.

– Ему нужно было на ком-то потренироваться. Четыре жертвы, которые у нас есть, были успешно лоботомированы. Но к такому результату без практики не придешь, и я уверен, что первый блин был комом. Поищите среди нераскрытых преступлений или случаев загадочной смерти, произошедших до первого похищения. Найдите совпадающее описание с моим описанием жертвы, и, думаю, у вас будет имя. Вопросы?

Ответом была тишина, мертвая тишина, повисшая в диспетчерской на несколько секунд. Ее прервал звонок телефона. Затем зазвонил второй телефон, за ним – третий. Через десять секунд все телефоны в диспетчерской разрывались. Первые мгновения полицейские просто смотрели на них, как заколдованные, не понимая, что происходит. Хэтчер первым отошел от гипноза. Он схватил ближайший телефон, стал слушать, задал несколько вопросов, затем сказал звонившему, что кто-нибудь с ним свяжется, и повесил трубку.

– Вы не поверите, – сказал он. – Отец Рэйчел Моррис только что объявил вознаграждение в миллион фунтов за информацию, которая поможет освободить его дочь. По всем каналам об этом говорят – там фотографии, пресс-конференция, все по полной программе.

По комнате разнесся коллективный стон.

– Просто класс, – пробормотал я.

24

Рэйчел услышала за спиной дребезжание тележки и попыталась обернуться. Кожаные ремни впивались в руки и ноги так, что кровообращение было затруднено и конечности онемели. Она видела стены слева и справа от себя, но стену с дверью она видеть не могла.

– Номер пять, смотреть перед собой, – сказал Адам.

Рэйчел мигом вернула голову в требуемое положение и уставилась в матрас. Она заставляла себя дышать медленнее, уговаривала себя расслабиться, хоть это и было невозможно. Сердце бешено колотилось, и каждый удар отдавал в спину, в свежие раны от трости. От химического запаха обеззараживающих препаратов у нее закружилась голова.

Адам никуда не торопился. Медленно подкатив скрипящую тележку к креслу, он поставил ее так, чтобы Рэйчел могла хорошо рассмотреть содержимое. Тележка была такая же, как в больницах, – металлическая, с тремя полками, на колесах. Она была доверху заполнена необычным набором инструментов. Большинство предметов она узнала, но были и такие, которых она не видела никогда. Молоток, ножовка, лоток для инструментов, защитные очки, швейные иголки с почерневшими от накаливания концами. На нижней полке – чистая одежда и полотенце. Рэйчел попыталась сглотнуть, но во рту пересохло. Спина у нее горела от боли, но, глядя на тележку, она поняла, что худшее еще впереди.

От одного взгляда на содержимое тележки в воображении возникали картины одна страшнее другой. Она была слишком молода, чтобы умирать. Это несправедливо. Она так много еще не сделала в жизни. Она хотела детей, хотела сказку про «они жили долго и счастливо», хотела побывать в Мексике, в Новом Орлеане, увидеть пирамиды. Ей хотелось дожить до конца жизни и ни о чем не жалеть. А сейчас она только и делала, что жалела. И список того, что ей хотелось бы изменить, был бесконечным.