Четвёртое измерение: повторение пройденного (СИ) - Таругин Олег Витальевич

Ладно, пойдем-ка отсюда. Если все так, как я думаю, стоять здесь сейчас, мягко говоря, неумно. Того и гляди, чем-нибудь тяжелым по башке ударит.

Отойдя метров на двадцать, мы остановились и, уже не торопясь, огляделись. Ничего, в общем-то, интересного — все вполне в рамках еще не до конца сформировавшейся в наших головах очередной ненаучной теории: раздираемое разнонаправленным потоком Времени здание дряхлело, разрушаясь и приходя в уже знакомое по картинкам из «серого мира» состояние, — и молодело одновременно. Последнее выглядело особенно эффектно, напоминая с огромной скоростью отматываемый назад фильм, показывающий все этапы строительства. Или действие невидимого исполинского ластика, с завидным упорством стирающего из этого временного слоя все следы человеческой деятельности. Так что появлению из ниоткуда новенького башенного крана и исчезновению доброй половины верхнего этажа (вторая его половина, разрушаясь, постепенно проваливаясь все ниже и ниже) никто уже даже не удивился. Было похоже на то, будто причина внезапно поменялась местами со следствием; с тем, что мы уже видели раньше.

— Еще подальше отойти бы надо, — негромко сообщил стоящий рядом Турист. — Если сейчас дело до строительства подземных коммуникаций дойдет, как бы куда-нибудь вниз не спикировать. Кстати, командир, наблюденьице тут одно имеется…

— Пошли! — мысль была дельная: об этом ни я, ни полковник как-то не подумали. Конечно, заглубленные на десятки метров коридоры и тоннели пробивали прямо под землей или в толще скалы, но вот провалиться в какой-нибудь котлован или траншею для прокладки трубопроводов или кабелей мы вполне могли. Правда, придется в заросли лезть.

— Так что там за наблюденьице?

— Да насчет гор, — смущенно ответил Турист, кивая на поросшие лесом склоны ущелья. — Короче, склоны другие стали.

— Это в каком еще смысле другие? — не понял я.

Жора вздохнул, задумчиво почесав небритую щеку:

— Как же объяснить-то? Ну, одинаковые они, что справа, что слева — одни и те же горы, понимаешь? Два правых склона — или два левых. Зеркальные отражения. Я тут не раз бывал — не в самой «Нейтринке», конечно — но все равно ошибиться невозможно. Сам вспомни, они же совершенно непохожи. Тот, что выше — это гора Андырчи, второй — тот, где поселок — один из отрогов Губасанты. Разве их спутаешь? А сейчас, глянь — Андырчи вроде как вообще нет! И с небом что-то не так.

— Он прав, — неожиданно подтвердил и полковник. — Я ведь здесь тоже не в первый раз. Подконтрольный объект, сам понимаешь. Сейчас склоны полностью идентичны, даже растительность — странно, что я сам сразу не заметил. А насчет неба… ты разве сам не понял? Здесь же солнца вообще нет, и теней мы не отбрасываем.

Я машинально поднял голову — да уж, с небом и на самом деле какая-то непонятка. Поскольку назвать именно «небом» нависающее над головой нечто, более всего напоминающее идеально отполированный матовый стальной купол, отражающий непонятно откуда падающий свет, я бы, пожалуй, не решился. Хотя никаких неудобств последнее не доставляло — разве что ни у кого из нас и на самом деле не было тени — так, какое-то маловразумительное темное пятно под ногами. Впрочем, последние события уже отучили меня чему-либо удивляться.

— Угу, выцвело нафиг. Большая такая озоновая дыра над головой. И мы под ней, как прыщи на заднице, — бросив взгляд на ставшее ниже уже на целых два этажа здание, я без паузы скомандовал:

— Смерч, Иракец, осмотреться. И никаких боестолкновений: вдруг что — трусливо отступили — и все. Встречае…

Земля под ногами вздрогнула — сильно, страшно, словно во время мощного, перевалившего за середину рихтеровской шкалы, землетрясения. Раз, другой — и, с небольшим перерывом — третий.

Вылетели последние ещё уцелевшие стеклопакеты в окнах и без того полуразрушенного здания, и там, где на многометровой глубине залегало кольцо ускорителя (и, к счастью, достаточно далеко от нас), вздыбилась, исторгая наружу обломки бетона и искореженных металлических конструкций, земля. И — все. Больше не было ничего — ни ударной волны, ни вспышек пламени, ни рвущего барабанные перепонки звука — только эти три удара, в абсолютной тишине сотрясшие землю под ногами.

— Похоже, у них там уже все сроки прошли, — припомнив свое давнее предположение о неодинаковом течении времени внутри и снаружи девятикилометрового цилиндра, мрачно прокомментировал я, пытаясь избавиться от накатившего неудержимой океанской волной ощущения «дежа-вю». Что-то было не так… или как раз так? Но вот, что именно? ЧТО?!

— У кого? — не врубился Валера.

Пришлось объяснить:

— Помнишь, ты говорил, что времени у нас двое суток? Похоже, песок у них в часиках закончился. Обсерваторию разбомбили.

— Невозможно, — сам по себе факт ускорения времени полковника как-то совсем не удивил, — коллайдер слишком глубоко под землей.

— Ты отстал от жизни, коллега. Противобункерные проникающие ракеты, крылатые, например, или тот же наземный «Искандер» с объемно-детонирущей боевой частью, уже давно приняты на вооружение. Странно только, что самих взрывов не видно.

Мы замолчали, не в силах оторвать взгляда от удивительного и совершенно ирреального зрелища: на наших глазах рождалось небо. Настоящее, привычное, земное небо! Зрелище было настолько неповторимым, что я мгновенно позабыл о своих ощущениях… и очень зря. Впрочем, тогда это всё равно ничего не могло бы изменить.

Сначала поблек, словно теряя свою способность излучать непонятно откуда берущийся свет и за несколько секунд становясь из именно стального каким-то неуверенно-сереньким, светящийся купол над головой. Затем серый цвет тоже стал таять, размываться, приобретая всё большую и большую прозрачность. Это было похоже на работу исполинских «дворников», слой за слоем возвращающих запыленному небесному стеклу былую чистоту. Секунда — и купол над нами уже не серый, а молочно-матовый; еще одна — и сквозь туманную дымку начинают просвечивать наиболее яркие звезды; еще миг — и купол исчезает, становится невидимым, как, впрочем, и подобает хорошо вымытому стеклу. И мы, едва ли не раскрыв рты, уже стоим под девственно-черным ночным небом, утыканным мириадами сплетающихся привычной вязью созвездий звезд…

Впрочем, поводом раскрыть рты была даже не сама эта молниеносно наступившая ночь, а то, что вокруг по-прежнему было светло, а над головой — точнее, над восточным склоном ущелья — пылало уже позабытое нами Солнце. Вполне привычное Солнце — боковым зрением я отметил собственную удлинившуюся тень.

А метаморфоза продолжалась: излишне четкие контуры созвездий расплылись, и бархатная тьма космоса подернулась полупрозрачной кисеей зарождающейся атмосферы. Спустя пару секунд над нами уже было по-рассветному прозрачное небо, с каждым мигом все больше наливающееся синью. Потом появились и облака — размазанные белесые полоски, с огромной скоростью пересекающие небосвод и прямо в движении обретающие объем и привычный цвет. Еще секундой позже они замедлили свое движение, словно неведомый видеооператор одним нажатием клавиши «play» умерил, наконец, излишне быструю перемотку пленки…

Превращение завершилось, однако осознать это нам не дали — слишком уж многое случилось вслед за этим.

Изменилось не только небо. И не только обретшие привычную резкость и четкость трава, деревья и склоны ущелья вокруг. За тот короткий миг, когда Время в этом мире вспомнило о своем однонаправленном движении и замедлило бег, изменился сам этот мир.

И, увы, изменился он не совсем так, как нам бы хотелось.

Впрочем, о том, как именно нам бы хотелось, мы не думали. Мы — ну, или, по-крайней мере, я сам — в этот миг вообще ни о чем не думали. И, конечно же, зря…

Мир вокруг нас ожил. И речь, увы, шла вовсе не о появившихся птицах, тут же, впрочем, испуганно куда-то забившихся и, уж конечно, не о коснувшимся кожи теплом летнем ветре — речь шла о людях. Об очень злых, недурно вооруженных и экипированных людях в незнакомом камуфляже и закрывающих почти все лицо защитных шлемах. И еще о том, что они, эти самые люди суммарным количеством около двух десятков, появились слишком уж внезапно и как бы отовсюду сразу. Даже не то, чтобы появились, — я имел весьма серьезные подозрения, что они тут и были все это время, просто видеть их мы (как, впрочем, и они нас) стали именно в этот неудачный в тактическом плане момент.