Сплетение песен и чувств - Антон Тарасов

– Знаешь, Тёма, у тебя никогда не бывает такого чувства, что ты делаешь что-то не то? – спросила Аня, когда они перебегали дорогу. – Как будто ты должен поступать как-то иначе. Не знаю, как это объяснить.

Мимо промчался серебристый джип с закрепленными на крыше велосипедами.

Они перебежали, наконец, проезжую часть и шли по обочине.

– А ничего объяснять и не надо.

– Ты о чем? – переспросила Аня, она уже забыла, о чем интересовалась меньше минуты назад.

– Ты меня спрашивала, бывает ли у меня чувство, что я все делаю не так, как должен.

– Точно.

– Так вот – начал Артём и огляделся по сторонам. – У меня постоянное ощущение того, что я поступаю не так, как должен, или, во всяком случае, как бы было правильно.

– А ты знаешь, как правильно? – возразила Аня.

– Не знаю, но догадываюсь, как должно быть правильно. Плюс на чувства свои полагаюсь, представления, на то, чему родители учили, на какие-то свои идеалы.

– Ух ты, как интересно! У тебя есть идеалы? – Аня повернулась к нему и внимательно посмотрела в глаза.

От неожиданности Артём начал быстро моргать, словно в глаза попали соринки. Он смущался от ее взгляда – простого, слегка виноватого, с легкой лукавинкой.

– Не смотри на меня так.

– Почему? – Аня еще приблизилась, привстала на цыпочки и поцеловала Артёма. Ее губы были, несмотря на жару, какими-то прохладными.

– Потому, – вздохнул Артём. – Да, у меня есть идеалы, как у любого нормального человека. Скажешь, у тебя их нет? Не поверю, так что можешь даже не заикаться. Идем по дорожке на ту сторону парка?

– Идем – согласилась Аня.

Ей нравилось быть с Артёмом. Все сразу менялось: не нужно было притворяться или делаться в угоду кому-то лучше. Прятаться тоже не стоило – Артём не понимал таких выходок. Он все воспринимал как есть, даже Анину задиристость.

В те редкие мгновения, когда солнце вдруг пряталось за облаками, на парк опускалась легкая тень. Сразу были видны ветки кустов, склонившиеся над тропинкой. Когда солнце светило ярко, приходилось идти, слегка зажмурив глаза, лишь по легким ударам по рукам и ногам понимая, что там ветки.

– Жаль, что не взяли с собой что-нибудь, чтобы посидеть, – сокрушенно вздохнул Артём, стоя на полянке у небольшого пруда.

– Тебе жаль, мне не жаль – спокойно ответила Аня и принялась расстегивать рюкзак, – у меня есть большое полотенце. Эх ты, все девушка за тебя должна делать.

– Прости – пробурчал Артём.

– Брось, все в порядке, не бери в голову, – Аня снова его поцеловала и расправила на траве большое красное полотенце. – И не надо извиняться.

Я сильная и много чего могу. Так что привыкай.

Артём вспомнил, как много раз сидел здесь же, на полянке, или чуть дальше, между деревьев, и смотрел на влюбленные парочки. В самые жаркие дни, если они приходились на выходные, народу в парке было особенно много. Артём сидел и разглядывал всех, особенно влюбленных – ему так не хватало какой-то заботы, внимания. Да, Алина была тогда с ним, и этого отрицать было нельзя. Но ведь быть, встречаться, просто проводить вместе время, и любить – это совершенно разные вещи. А тут – и побрызгать друг друга водой, намазать кремом для загара или от него, поправить плед, сбегать за пивом или мороженым, или и тем, и другим.

Тогда он мысленно ставил себя на их место, представлял, что сможет смотреть на окружающее другими глазами. Теперь он смотрел. Изменилось немногое. Скорее, изменился он сам.

– Может, на следующей неделе выберемся куда-нибудь позагорать? – спросила Аня и увидела, как Артём меняется в лице.

– Надо же, читаешь мои мысли, я только что хотел предложить тебе то же самое. Только вот когда выходной будет – не знаю. Я же просился без выходных, за все время я отдыхал всего два дня. А проработал я…

– Можешь не говорить, – Аня подняла руки вверх. – Так, думай, думай, думай – два с половиной месяца!

– Ну, почти, – Артём лег на спину и смотрел в небо. – Зато денег заработал, скоро вторая зарплата будет, может, и родителям немного отправлю. Хотя, они должны корову осенью продать, деньги будут. Но все равно хочется порадовать стариков.

– Они у тебя старые?

– Нет, – улыбнулся Артём. – Просто я их так называю. Как будто ты своих зовешь как-то по-другому!

– У меня только мама…

– Прости…

– Да ничего, – Аня тоже легла рядом, подстелив рюкзак вместо подушки. – Папа живет где-то далеко, то ли в Воронеже, то ли еще где, не жил никогда с нами, а я маму и не расспрашиваю об этом. Мы с мамой живем в квартире, которую нам купил дядя, тебе я о нем рассказывала. Маму свою я никак не называю, мама и все тут.

Конечно, стариками родителей Артём называл за глаза. Да и узнай они об этом, нисколько бы не обиделись. Он был весь в них: необидчивый, честный, иногда даже слишком.

– Ты часто здесь бываешь? – спросила Аня, чувствуя, что наступает молчание, неприятное для обоих. – Хотя, до общежития недалеко.

– Часто, в последний раз был на днях.

Артём обнял Аню – так, обнявшись, лежали многие парочки вокруг. Аня не возражала.

– Так, что ты там говорила про то, что поступаешь не так, как нужно?

– Ты уже ответил, пока мы шли. Я почему тут вспомнила об этом – слышала песню, кажется, Меладзе поет. Точно, Меладзе.

– Меладзе? – Артём даже повернулся на бок. – Очень интересно. И что? Зацепила песня?

– Ага. Я слышала ее один раз, потом другой. Там есть такие слова:

Друг за другом наши лодки плавают кверху дном,

И в каждом из нас якобы сидят двое.

Тогда же у кого спросить, как не у себя самого,

О намерениях второго Я, которое хулиганит.

Он не поет, а смеется,

Точно смеется,

О том, как они не могут ужиться, у них не все так, как нужно,

Они хотят остаться, но зачем-то хлопают дверью.

Один уходит, зато другой приходит.

Параллельные, ну как вы достали меня…

И в самом деле, как справиться с собой,

Если я – не я, а нас двое.

Должны же быть способы,

Как определить, кто из нас кто.

– Все просто, – Артём гладил Анины плечи. – Хочется быть одним человеком и успевать абсолютно все. Но так не бывает, мы хотим слишком многого, и приходится раздваиваться.

– А, может, это о том, что угодить всем не получится?

– Может и об этом – ответил Артём и добавил, лениво растягивая слова, – а еще эта история похожа на…

– Не спи, – Аня ткнула пальцем в бок.

Артём раздул щеки и изобразил паровоз, который со свистом трогается с места и разгоняется.

– … на то, как в каждом из нас борются две противоположности, и каждая из противоположностей хочет победить, задавить, задушить другую. Но они не понимают, что они существуют только вместе, а поодиночке не имеют никакого смысла, тогда «я» уже совсем не «я», а что-то другое.

Аня задумалась и замерла, жестом попросив Артёма тоже не шевелиться. Большая бабочка с черно-оранжевым рисунком на крыльях несколько раз пролетела мимо, покружилась над уголком полотенца и, словно не замечая Артёма и Аню, села на него.

– Смотри, Тём, бабочка…

– Вижу. Здорово – шепотом ответил Артём.

Солнце то скрывалось за облаками, то внезапно начинало светить в полную силу, нещадно обжигая лучами все вокруг. Этот переход делал окраску бабочки причудливой: черные пятнышки вдруг делались серебристыми, а оранжевые – почти желтыми. Бабочка шевелила крылышками, словно отмахиваясь от потоков света и тепла.

– Какая красотища! – тоже стараясь не шуметь и не делать резких движений, восклицала Аня. – Слушай, а почему она не улетает?

– Красное полотенце приняла за цветок, сидит, наслаждается, думает, что это единение с природой – ответил Артём.

Будто услышав их, бабочка вспорхнула вверх и полетела дальше.

– Ну вот, день заканчивается, даже бабочки улетают – вздохнула Аня.

– Ага, – передразнивая ее, вздохнул Артём. – А ты тоже куда-то хотела улететь? Вот так вот взять и улететь, без меня? Оставить меня на этом проклятом хладокомбинате, дышать аммиаком и ругаться с Жанной?

– Кстати, вспомнила, чего у тебя еще хотела спросить! Что ты думаешь о Жанке? Все говорят, что она лесбиянка. А ведь она действительно какая-то странная. Ходит в своей панамке, на всех орет. По-моему, она переругалась и перессорилась уже со всеми, а с кем-то даже подралась. Хотя, чего рассказывать, ты видел последствия.

– Да мне плевать, если честно, на то, лесбиянка она или нет, – Артём нахмурился. – За эти дни я вообще стал по-другому на все смотреть. Ну суди сама – я пришел, чтобы заработать денег, так как мне не на что даже было девушку в кино сводить и купить ей цветы. А теперь я даже не знаю, нужно мне так вкалывать или не нужно. Поэтому я воспринимаю все, что там творится, философски: есть Жанка и есть, есть Василия и есть, воняет в цеху – ну и пусть воняет, не буду принюхиваться. А для тебя это что, такие существенные детали? Ты что, всю жизнь собираешься тут пахать?