Жил человек - Николай Почивалин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жизнь у него, у Леонид Ивановича, - непростая. Нелегкая. Ну, вроде бы и оберегают его от лишних расспросов. Как, да что, да отчего? Не ох ведь как приятно - каждый раз больное свое ворошить. Наизнанку выворачивать... В войну потерял семью. Десять лет жил в Америке. В Калифорнии, кажется...
- Как же он туда попал? - не удерживаюсь я.
- В плену был. Потом оказался в американской зоне... Подробностей я, в общем-то, и не знаю. Не вникала.
И об этом-то не от него узнала - от Сергей Николаевича. Потолкуйте если, конечно, разговориться сумеете.
Не такой он тараторка, как я. - Роза Яковлевна, похоже, и сама уже жалеет, что рассказала об американце из Загорова, с явным удовольствием и облегчением объявляет: - Ну вот, мы и прибыли!
В ресторан "Ласточка" - одноэтажное каменное здание с примыкающими к нему тесовыми воротами - входим со двора. В конце коридора, слева, видна кухня - с белой кафельной стеной и белыми поварихами, справа, в углу, находится небольшая квадратная комната с обеденным столом и тесно, впритык поставленными четырьмя стульями - такие, на всякий случай, "служебки" есть во всех районных ресторанах и чайных. Оставив меня, Роза Яковлевна уходит и вскоре возвращается, усаживается напротив.
- Тесно - помещение старое. Тут еще до революции трактир был, - говорит она. - Наконец-таки заложили новый ресторан и гостиницу. С помощью Голованова выбили - три года обещали.
Директор торга - лицо тут влиятельное, уважаемое:
подают нам незамедлительно. Едим превосходную холодную окрошку, изготовленную на ядреном хлебном квасе, со свежими огурцами - такими пахучими, хрусткими, будто только что с грядки. Свои, что ли?
- Свои, - подтверждает Роза Яковлевна. - У нас две теплицы, обогреваем паром с завода. Всю зиму торгуем зеленым луком, с марта - огурцами. Вы еще попробуйте наши копчения, ветчину и рулет. Без всякого хвастовства повкусней, чем у вас в области. По-домашнему. Есть тут у меня хохлушечка-мастерица...
Роза Яковлевна рассказывает о подсобном хозяйстве торга, доставляющем ей немало хлопот, она словно забыла, с чем я обратился к ней, - по необходимости слушаю, вежливо поддакиваю, и только перед чаем возвращается к главной для меня теме.
- Да, так вот - о Сергее Николаевиче. Заходил он к нам часто - все наряды через торг шли. Когда текущее - Уразова, завхоза, присылал. Если что поделикатней, поважней - переговоры велись на высшем уровне.
И так же, как вы сегодня: придет, сядет в сторонке и ждет. Пока у меня толчея закончится. Один раз и насмешил и растрогал...
Роза Яковлевна качает головой, поправляет разлетевшиеся каштановые, с обильной сединой волосы, немолодое строговатое лицо ее освещается быстрой улыбкой.
...Орлов сидел у окна, терпеливо сложив крупные, по локоть открытые руки на коричневом, до отказа раздутом портфеле-саквояже - широкоплечий, чуть сутулый, сосредоточенный. Роза Яковлевна взглянула на него раздругой, рассмеялась и решительно выставила свою настырную торговую братию:
- Все, перерыв на десять минут. У меня уже в ушах звенит! Сергей Николаевич, подсаживайтесь. Извините, ради бога, - сами видите.
- Вижу, Роза Яковлевна, вижу. - Орлов пересел, снова поставив портфель на колени, покрутил удлиненной, с седыми висками головой. - Не перестаю удивляться: ну и работенка у вас! Всем все надо - прямо на куски рвут!
- Но получится: я - жилистая, - успокоила Роза Яковлевна.
Только вот так - однажды пристально, вблизи, посмотрев на своего сверстника, понимаешь, насколько постарела и сама. Вроде совсем недавно у него белели одни лишь виски - теперь седина пробрызнула и по коротко стриженному ежику. Глубже - уже навсегда - залегли на высоком, с залысинами лбу морщины-заботы; еще плотней, резче сошлись брови, собрав на переносице поперечную складку, и только губы, с косыми черточками по углам - от того же возраста - стали вроде еще мягче и добрее. Да еще добрее, сочувственней, что ли, стал взгляд его серых спокойных глаз, сейчас несколько смущенный - оттого, должно быть, что собирался выложить какую-либо щепетильную просьбу.
- А ко мне просто так никто никогда не зайдет. - Роза Яковлевна засмеялась. - Ну-ка, припомните.
- Да?.. Пожалуй, пожалуй. - Крупное удивленное лицо Орлова слегка порозовело, он зачем-то дотронулся до шеи, потер ее. - Все некогда, Роза Яковлевна. А на обычное человеческое внимание, участие - не хватает.
- Шучу я, Сергей Николаич, - поспешила успокоить Роза Яковлевна этого давно симпатичного ей человека, симпатичного, кстати, и тем, что не разучился, в его годы, смущаться, - в других, вероятно, прежде всего отмечаешь то, чего тебе недостает; сама же она - Роза Яковлевна, была убеждена в этом - на своей работе очерствела, огрубела. - Так что за нужда, Сергей Николаич?
- Тут вот какая история, Роза Яковлевна... Через неделю восемь наших воспитанников получают аттестат зрелости. Из них - три девушки. Очень хорошие девчата, уверяю вас. Просто замечательные!
- Так, и что им нужно? - Роза Яковлевна улыбнулась.
- Платья для выпускного бала мы им купили, - окольным путем шел к цели Орлов. - У разов из Пензы привез, расстарался. Чуть подошьют, поправят, и в самом ажуре будет.
- Поняла - туфли? - подсказала Роза Яковлевна.
- Туфли. - Орлов кивнул, заторопился объяснить: - Купить-то мы их купили, тот же Уразов и привез. По мне очень приличные, и цена приличная. А бухгалтер наш, Александра Петровна, - забраковала, прямо расстроилась: не модные! И примерять не велела давать.
Нельзя ли на какие подходящие сменить? Может, на складе, на базе где-нибудь есть? В магазинах нет, Уразов их все обошел. И мужика загонял, и девочек огорчать не хочется.
- Покажите, - попросила Роза Яковлевна, с улыбкой поглядывая на озабоченного и смущенного директора; то, что речь пойдет о туфлях и они именно лежат в раздутом портфеле, она догадалась сразу же, как только Орлов сказал, что трое выпускников - девчата.
- Главное, понимаете, удобно - одинаковый размер, - шурша тонкой оберточной бумагой, убеждал Орлов. - Все - тридцать шестой. Одни, правда, можно и тридцать седьмой. Сказали - каблучок поменьше должен быть. Чтоб и потом, повседневно, носить можно.
Туфли были добротные, из хорошей кожи, но действительно не модные, Роза Яковлевна хорошо знала и фабрику, их изготовляющую, и ее главную беду. - Попробую поискать, Сергей Николаевич.
Она хотела было тут же позвонить на склад, передумала и полчаса спустя, приехав туда с Орловым, сама же себя за это мысленно и похвалила. Туфли нашлись, легкие, изящные - умеют чехи делать обувь, ничего не скажешь! но по тому, как заведующая складом недовольно надула крашеные губки, Роза Яковлевна поняла:
позвони она, и самое малое одной бы пары не хватило.
С невольной улыбкой наблюдая, как пожилой коренастый дядя с белыми висками, посапывая от удовольствия, засовывает в свой необъятный портфель продолговатые картонные коробки, она спросила:
- Сергей Николаич, а не балуете вы этим?
- У них первый бал - это на всю жизнь. - Орлов выпрямился, защелкнул замки портфеля. - Избаловать их трудно, Роза Яковлевна. Обидеть - легко.
Сказал он это своим обычным спокойным тоном, без всякого упрека, может быть, упрекнули лишь его серые внимательные глаза, - и все-таки Роза Яковлевна почувствовала себя неловко; от той же неловкости - стараясь избавиться от нее, сгладить, - задала новый вопрос:
- Сергей Николаич, а почему для дочери никогда ничего не спросите? Церемонный вы человек.
- У дочери есть родители, - суховато ответил Орлов, полные добродушные его губы сомкнулись, отвердели.
Роза Яковлевна смолчала, про себя же подумала, с уважением и одновременно с каким-то сочувствием, что ли: таким людям, с их жесткими убеждениями, правилами, нелегко, должно быть, в семье и, уж определенно, нелегко семье с ними. Хорошо, если такому жена умница попалась, а то ведь, ничего не поняв, запилит...
Вскоре Орлов появился в торге снова - выяснить, как можно одной из трех выпускниц поступить в школу торговли. Роза Яковлевна обрадовалась: школа торгового ученичества была и у них, для молодежи со средним образованием двери туда широко открыты, но предупредила, что не такая уж это легкая штука - быть продавцом и, скорее всего, в сельском магазине. Многие натаскавшись, как грузчики, ящиков, намаявшись по осенним раскисшим дорогам и получая, за все за это, не бог весь какую зарплату, - многие довольно быстро разочаровываются, недаром в торговле и поныне еще большая текучесть кадров. Так что лучше всего предупредить сразу:
на безмятежную красивую жизнь надеяться не приходится.
Орлов усмехнулся, несговорчиво покрутил крупной удлиненной головой.
- Тунеядцы, Роза Яковлевна, из нашего детдома не выходят. Иначе бы нас гнать оттуда надо!.. Нет, тут совершенно другое. Училась девочка очень прилично. Если хотите знать - даже общей любимицей была. Хотя, конечно, ничем ее не выделяли. Есть у нее - хозяйственная жилка, что ли? Охотно всем помогала - кастелянше, поварам. С удовольствием занималась с малышами. Почему-то мне думалось, что из нее получится хороший добросовестный врач. Может быть потому, что она была у нас санинструктором, ведала детдомовской аптечкой. И вы знаете - ошибся!.. Я много с ней разговаривал, особенно - в этот последний год. В конце концов, одеть, обуть, накормить - это полдела, меньше даже. Главное - распознать. Помочь найти, обрести в себе - человека. Так вот - удивила меня эта самая Женя. Не разочаровала, нет, - именно удивила. "Врачом, говорит, Сергей Николаевич, никогда не буду. Крови боюсь, и когда болеют - мне жалко. А врач не жалеть должен - помогать. Не сердитесь на меня, пожалуйста, - я вам правду скажу! Пока нас никто не слышит. Хочу я, говорит, очень немного - только не смейтесь. Хочу получить какую-нибудь специальность и работать. Продавцом, допустим, - чтоб не очень долго учиться. И людям быть полезной. Хочу, чтобы у меня поскорей был дом, семья. Только не обижайтесь, ладно?" И знаете, Роза Яковлевна, что мне показалось?