Лицо в темноте - Нора Робертс

— Ты же этого хотел.

— Возможно. Не знаю. Разве кто-то может услышать, что мы пытаемся сказать, если публика вопит от начала до конца концерта? Мы — только предмет потребления, образ, который отполировал Пит, чтобы продавать наши пластинки. Ненавижу это. Иногда мне кажется, что нужно вернуться туда, откуда мы начали: в пивные, где люди нас слушали или танцевали под нашу музыку. Тогда мы могли общаться с ними. — Брайан провел рукой по волосам жены. — По-моему, я в те времена даже не понимал, как нам было здорово. Но вернуться в прошлое невозможно.

— Почему же ты до сих пор молчал? Почему не говорил об этом?

— Я и сам не знал. Дело в том, что я не ощущаю себя больше Брайаном Макавоем. — Как объяснить, что чувства небывалого подъема, сопричастные к великому музыкальному братству, пережитые им в Вудстоке, за этот год заметно потускнели? — Я не знал, как это ужасно, когда нельзя выйти из дома, выпить где-нибудь с ребятами или посидеть на пляже без того, чтобы вокруг не собралась толпа, желающая урвать от тебя кусок.

— Ты можешь отказаться от выступлений и только сочинять музыку.

— Не могу. — Брайан посмотрел на мирно спящую Эмму. — Я Должен записываться, должен выступать. Находясь на сцене или в студии, в глубине души я чувствую, что мне нужно именно это. Но все остальное… иссушает, а я этого не знал. Возможно, дело в том, что Хендрикс и Джоплин умерли. Такая утрата. Потом распались «Битлз», словно наступил конец чему-то.

— Это не конец. — Бев положила руку ему на плечо, машинально растирая напряженные мышцы. — Просто смена.

— Если мы не прогрессируем, значит, откатываемся назад, разве ты не понимаешь? — Конечно, Бев не может его понять, и он попытался выразить свои чувства по-другому: — Возможно, дело в том, что Пит давит на нас, требует новых турне, уводит Стиви играть с другими музыкантами. Мы больше не четверо единомышленников, играющих от всего сердца. Остались имидж, проклятый маркетинг, налоговые льготы.

Эмма что-то пробормотала во сне, и Брайан сказал:

— Наверное, меня беспокоит, что Эмма пойдет в школу, потом настанет черед Даррена. К ним тоже будут приставать только потому, что я — это я. Не хочу, чтобы у наших детей было такое детство, как у меня, но станет ли им лучше от того, что я приобщил их к чему-то такому, что становится больше нас всех? И прожорливее.

— Ты слишком много думаешь, именно это я люблю в тебе больше всего. С детьми все прекрасно. Достаточно только взглянуть на них. Может, их детство не слишком спокойно, но они счастливы. Мы сделали так, чтобы они всегда были счастливы, росли в безопасности. Кем бы ты ни был, ты — их отец. С остальным мы справимся.

— Я люблю тебя, Бев. Должно быть, мне и правда не стоит тревожиться об этом. У нас все есть.

Брайан привлек жену к себе, уткнулся лицом в ее волосы.

После сигарет с марихуаной неудовлетворенность Брайана исчезла. Дом наполнился людьми, которые понимают его, понимают, чего он хочет, к чему стремится. Музыка была громкой, наркотики — на любой вкус: «снежок», травка, турецкий гашиш, «скорость», «сезам». Голос Дженис Джоплин выворачивал душу. Брайан хотел, чтобы гости вновь и вновь слушали ее композицию «Цепь с ядром». Каким-то образом это помогало ему прочувствовать, что он жив и еще может на что-то повлиять.

Брайан глядел на Стиви, танцующего с рыжей девицей в пурпурной мини-юбке. Парня совершенно не беспокоило, что он стал идолом, плакатом на стене какой-то девчонки. Гитарист беззаботно скакал от одной женщины к другой, не забивая себе голову размышлениями. Конечно, большую часть времени он был накачан наркотиками. Брайан со смешком взял еще одну сигарету, решив, что пора тоже накачаться. Из противоположного конца зала за ним следил Джонно, отдавший предпочтение сигаретам «Голуаз». В последнее время Брайан слишком часто употребляет зелье, но, возможно, только Джонно обращает на это внимание. Похоже, его друг остается самим собой лишь в те моменты, когда они вдвоем сочиняют музыку. Конечно, Брайан потрясен смертью Хендрикса и Джоплин. Это произвело на него почти такое же впечатление, как убийство Кеннеди. Ведь, по идее, люди должны сначала постареть и одряхлеть, а уж потом умереть. Но хотя Джонно тоже переживал, он не скорбел, как Брайан. Тот всегда чувствовал сильнее, хотел большего.

Джонно перевел взгляд на Стиви, и увиденное ему не понравилось. Кажется, гитарист стремится перетрахать всех женщин континента. Джонно было на это наплевать, хотя он считал, что некоторая разборчивость не помешает. Однако его беспокоили наркотики. Стиви уже терял контроль над собой, превращаясь в накачанного до бесчувствия рокера.

Обернувшись, Джонно увидел барабанщика. Здесь тоже проблема в виде пышной блондинки, прилипшей к бедняге Пи Эм два месяца назад. Судя по всему, тот даже не пытался стряхнуть ее с себя.

Джонно посмотрел на лицо с глазами-сливами, сплошные ноги и сиськи, затянутые в красное платье. Девица не так проста, как пыталась казаться, и умеет играть ту мелодию, которую хочет слышать Пи Эм. Если они не проследят за своим барабанщиком, она женит его на себе и, конечно, не останется на заднем плане, как Бев. Нет, такая не останется.

Эти трое, каждый по-своему, уничтожали группу. А только она имела для Джонно значение.

Эмма проснулась, чувствуя, как от низких частот ревущих колонок дрожит пол. Некоторое время она лежала, пытаясь по одному ритму узнать песню.

Она привыкла к таким вечеринкам. Папа любил, чтобы вокруг было много людей, музыки, смеха. Когда она подрастет, тоже будет ходить на вечеринки.

Бев всегда убирала дом к прибытию гостей. Конечно, это глупо, утром все равно останется ужасный беспорядок: липкие стаканы, переполненные пепельницы, а на кушетках и стульях Будут лежать перепившиеся гости.

Эмма подумала: как, наверное, хорошо просидеть всю ночь, Разговаривая, слушая музыку, смеясь. И никто не велит тебе ложиться спать или идти мыться.

Вздохнув, девочка перевернулась на спину и тут услышала шаги мисс Уоллингсфорд. Эмма собралась закрыть глаза, но передумала. Возможно, мама и папа пришли взглянуть на нее и Даррена. Тогда она сделает вид, что проснулась, и попросит их рассказать, как идет вечеринка.

Однако шаги удалились. Сев в кровати, девочка прижала к себе Чарли. Ей нужно общество, хотя бы на минуту-другую. Она хотела поговорить о вечеринке, о поездке в Нью-Йорк, узнать, какая песня сейчас звучит. Так она просидела какое-то время, сонный ребенок, освещенный веселым ночником в виде Микки-Мауса.

Эмме вдруг показалось, что она слышит плач Даррена. Выпрямившись, она затаила дыхание. Нет сомнения, это кричит ее брат. Девочка соскользнула с кровати, засунув Чарли под мышку. Она посидит с Дарреном, пока тот не успокоится, и оставит Чарли, чтобы он до утра присматривал за малышом.