Лицо в темноте - Нора Робертс

Он хотел все запомнить. И его огорчало, что в отличие от Брайана он не мог игнорировать условия, в которых проходил фестиваль: грязь, мусор, отсутствие элементарных удобств. Великий боже, музыка была великолепна, почти невыносимо великолепна, но часто Пи Эм ощущал, что зрители слишком поглощены собой, чтобы оценить ее.

Тем не менее даже прагматичный и недалекий Пи Эм испытывал чувство единения с сотнями тысяч людей, которые в течение трех дней жили одной семьей. Но кроме этого, были грязь, похотливый секс и злоупотребление наркотиками.

Наркотики пугали Пи Эм, хотя он не признавался в этом даже людям, которых считал братьями. От наркотиков ему становилось плохо, и он принимал их лишь в том случае, когда не было ни малейшей возможности отказаться. Его ужасала та беззаботность, с какой Брайан и Стиви глотали все, что попадалось им в руки, и та легкость, с которой Стиви постоянно колол себе вены.

Джонно был куда разборчивее, но ведь он сильная личность, поэтому никто не думал смеяться над ним, когда он отказывался попробовать «кислинку», «скорость» или «снежок».

Пи Эм сознавал, что не является сильной личностью, он даже не был музыкантом, как остальные. Конечно, он способен посостязаться с любым барабанщиком на фестивале. Он играл хорошо, чертовски хорошо. Но не мог сочинять музыку и стихи, не умел читать ноты. К тому же Пи Эм отнюдь не красавец. Даже сейчас, в двадцать три года, у него были прыщи.

Однако он является частицей одной из самых значительных и известных в мире рок-групп. У него есть друзья, настоящие Друзья, готовые вступиться за него. За два года Пи Эм заработал денег больше, чем надеялся заработать за всю жизнь, и он умел с ними обращаться. Его отец владел небольшой авторемонтной мастерской, и Пи Эм разбирался в бухгалтерии. Из всей четверки только он спрашивал Пита о тратах и доходах. И несомненно, был единственным, кто утруждал себя чтением документов, которые они подписывали.

Пи Эм нравилось иметь деньги не только потому, что он посылал домой переводы как доказательство своего успеха в жизни. Ему нравилось ощущать их в карманах. Он, конечно, вырос не в нищете, как Джонно и Брайан, но и не в таком комфорте, как Стиви.

Теперь они летят в Техас на очередной фестиваль. Ему, в общем-то, все равно. Потом будет новое выступление еще в каком-нибудь городе. Все сливалось: дни, месяцы, сцены. Однако Пи Эм не хотел, чтобы это прекратилось, тогда он снова погрузится в неизвестность.

Осенью группа поедет в Калифорнию, в Голливуд. Несколько недель они будут жить среди кинозвезд. А значит, несколько недель Пи Эм будет рядом с Бев. Единственным человеком, которого он любил больше Брайана.

Эмма расставила кубики с буквами. Она ужасно гордилась, что умеет читать и писать, и решила научить этому Даррена.

— Э-м-м-а, — произнесла она, указывая на каждый кубик. — Скажи: «Эмма».

— Ма! — засмеялся Даррен, сгребая все кубики в кучу. — Ма-ма.

— Эм-ма. — Девочка поцеловала малыша и поставила два кубика. — Вот попроще: па-па.

— Па. Па, па, па! — Довольный собой, Даррен вскочил на ножки и засеменил к двери.

— Папы здесь нет, а мама на кухне. Вечером у нас праздник, вечером мы будем отмечать завершение нового альбома. И скоро вернемся в Англию.

Эмма ждала этого с нетерпением, хотя особняк в Америке она любила почти так же, как замок под Лондоном. Больше года вся семья летала туда-сюда через океан с такой же легкостью, с какой обыкновенные люди ездят на другой конец города.

Осенью 1970 года Эмме исполнилось шесть лет, и по настоянию Бев ей наняли домашнего учителя — англичанина. Девочка знала, что в Англии она пойдет в школу. Мысль об этом пугала и радовала ее.

— Когда мы вернемся домой, я много-много выучу, а потом научу тебя. — Эмма составила из кубиков башню. — Смотри, вот твое имя. Самое хорошее имя. Даррен.

— Д, а, з, л, м, н, о, п. — Подскочив к ней, малыш начал рас сматривать буквы, потом озорно улыбнулся и махнул рукой. Кубики рассыпались. — Даррен! — закричал он. — Даррен Макавой.

— Это ты произносишь хорошо, да, мой мальчик? — И она стала выводить нечто более сложное.

Он светоч ее жизни, маленький брат с темными волосами, смеющимися глазами цвета морской волны, с лицом херувима Боттичелли и энергией демона. Он все начинал делать раньше срока, указанного в книгах о воспитании детей, которые читала Бев.

Его лицо появлялось на обложках «Ньюсуик», «Фотошлей» и «Роллинг стоунз». Все буквально влюблены в Даррена Макавоя. В его жилах текла кровь ирландских крестьян и английских консерваторов, но он был принцем. Как бы осторожно ни вела себя Бев, журналисты ухитрялись еженедельно доставать новые снимки малыша.

Но поклонники требовали еще и еще. Они присылали ему целые грузовики игрушек, которые Бев регулярно отправляла в больницы и детские дома. Не иссякали предложения о финансовой поддержке от производителей детского питания и одежды, от магазинов игрушек. На все без исключения следовал ее отказ. Несмотря на всеобщее восхищение и поклонение, Даррен оставался счастливым и здоровым карапузом и вовсю наслаждался своим двухлетним возрастом. Если бы Даррен узнал о преувеличенном внимании к собственной персоне, он бы радостно согласился, что заслужил его.

— Это замок, — сказала Эмма, составив кубики, — а ты король.

— Король, — захлопал себя по животу малыш.

— Да, король Даррен Первый.

— Первый, — повторил он, ему было известно значение этого слова. — Даррен Первый.

— Ты очень хороший король, не обижаешь животных. — Эмма притянула к себе верного Чарли, а Даррен послушно нагнулся и оставил на собаке влажный поцелуй. Девочка аккуратно расставила кукол и плюшевые игрушки. — Вот твои верные и мужественные рыцари. Это папа и Джонно, Стиви и Пи Эм. А это Пит. Он… э… первый министр. Это прекрасная леди Беверли.

— Мама. — Даррен чмокнул любимую куклу сестры. — Мама красивая.

— Она самая прекрасная женщина на свете. Ее схватила Ужасная ведьма и заперла в башне. — У Эммы промелькнуло смутное воспоминание о матери, но быстро исчезло. — Все рыцари отправились спасать леди Беверли. — Зацокав языком, она подвинула игрушки к куклам. — Только сэр папа смог победить колдовство.

— Сэр папа.

Выражение показалось Даррену таким смешным, что он стал кататься по полу и сломал замок.

— Если ты будешь рушить собственные замки, я сдаюсь.

— Мама. — Даррен крепко обнял сестру за шею. — Моя мама. Поиграем в ферму.

— Хорошо, только сначала мы соберем кубики, а то мисс Уоллингсфорд начнет каркать, что мы непослушные и неряшливые дети.

— Какать. Какать. Какать.

— Даррен, — упрекнула его Эмма, — не говори так. Однако, заметив, что слово насмешило ее, мальчик громко повторил его.