Письмовник, или Страсть к каллиграфии - Александр Иванович Плитченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А засилие в нашем кинопрокате дешевых «кассовых» западных фильмов только утверждает это и показывает, что имеющий больше денег — имеет и больше удовольствий, что умеющий сильнее и техничнее ударить человека по голове — более прав и счастлив, что самое главное в жизни — деньги и сила. И совершенно неважно — получены эти деньги в наследство, украдены они в банке, найдены в пещере или на дне морском. Деньги не пахнут!
Эстрадный лауреат-попрыгунчик в дамских пиджачках; песенная «дива» с раскованностью базарной торговки; живописец, торгующий историческим натурализмом; другой живописец, портреты которого своей красивенькостью так и напоминают работы Черткова («Портрет» Гоголя); уважаемая газета, считающая крайне необходимым сообщить всей стране подробности брака, развода, нового счастья серенькой актрисы; полнометражный цветной широкоэкранный фильм, снятый только для того, чтобы предоставить возможность престарелой красотке предстать в двух десятках нарядов; модный роман о приключениях демона и его любовных играх в Кордильерах; великий актер, который волею совсем невеликого режиссера вынужден перед стыдящейся публикой делать ежевечерне непристойности и всячески показывать пристрастие своего героя к мальчикам; кинорежиссер, понуждающий немолодую уже актрису голой кататься в снегу, чтобы тем самым показать свою передовитость и неотсталость от Запада… А стихотворные сборники, сплошь наполненные стихами о любви несостоятельной или несостоявшейся…
И постепенно затуманивается ясное.
И постепенно становится странным — почему это мне делают замечания, когда я надеваю любимую майку с флагом США или американскую армейскую рубашку со знаками различия?
Действительно странно…
Но можно ли представить Олега Кошевого в немецкой армейской рубашке? Можно ли представить Александра Матросова в рубахе с государственным флагом явно недружественной нам державы?
А ведь и они, и те парни, которые щеголяют сегодня в майках с надписями, типа — «Да здравствует пожарная команда города Бостона!» — состоят в одной организации — ВЛКСМ!
Почему комсомол берет под свое крыло городской рок-клуб, не открыв «Клуб советской песни»?
Надо ясно видеть ответ на этот вопрос.
Но ясное затуманивается. Абсолютное или тяготеющее к абсолютному подменяется относительным. Человек, видя плохое, уже не говорит ему НЕТ, а говорит НЕТ, НО…
Исключения из правил, которые, как известно, подтверждают правила, становятся не исключениями, а параллельным сводом антиправил.
КОМУ ЭТО ВЫГОДНО?
Видеть наше общество добрым, умным, честным, здоровым, сильным — выгодно нам, каждому из нас, выгодно всем людям, осознавшим доброе будущее человечества.
Видеть нас разобщенными, задерганными, полупьяными, видеть как можно больше сирот и неполных семей, видеть нас, бредущими в тумане утверждения относительности морали и этики, относительности всего в этом мире — выгодно тем, кто живет еще по законам людоедских времен, тем, кто считает: надо убить всех чужих, чтобы своим было хорошо.
Тревожно в мире. Проходит время, когда мы говорили обо всем — ДА, НО… НЕТ, НО…
Приходит время говорить всему человеческому — ДА!
Пришло время говорить нечеловеческому — НЕТ!
Письмо десятое
Теперь коснусь твоих соображений по моему сюжету с быком. А потом порассуждаю о присланном новом сюжете.
Сказал бы прямо — нравится тебе мой сюжет и ты попытаешься «обрастить его мясом». Мне вот тоже все больше и больше приходится по душе ситуация с Чучиным на городском острове, да так, что я могу теперь много чего порассказать о нем и о его жизни до острова, на острове и после острова…
Твое предложение — отпустить Быка на волю — доброе и романтическое. Но где она — бычья воля? Он же не дикий олень!
Противоречие между Быком и Человеком неразрешимо (пока?), но для искусства, я думаю, важно все время выделять и верно указывать направление течения этого процесса.
Проще говоря, пусть Быка будет жалко.
Жалко во всей широте этого чувства: от жалости элегической и пассивной (унижающей, по Горькому) до жалости действенной, искренней, активной, которая иначе называется — любовью.
Ты сам только подумай — у нас уже законодательно запрещено воспевать жестокость и убийство, смаковать их, эстетизировать, но это не значит, что нельзя писать о жестокости и убийствах, как думают иные «бдительные» редакторши. Можно писать и нужно писать, но с четких классовых позиций, с четкой идейной оценкой материала.
А то ведь дело доходит порою до парадоксальных вещей.
Из очередного переиздания прозы Анатолия Черноусова, ты его должен помнить еще по «Практиканту» и фильму «Завтрак на траве», «бдительной» редакторшей выстригается сцена, где замученный военным голодом мальчишка убивает утку, и невероятно он при этом мучается, мучается так, что на всю жизнь запоминает этот день и час, этот жизненный урок.
Так вот, выстригается эта верная по сути своей сцена, где жестокость никак не эстетизируется, не воспевается, не смакуется, а в то же самое время по всему городу на многих сеансах при полных «кассовых» залах идет очередная пошлая «бельмондятина», где шутя-играючи, походя убивают людей десятками, где просто так, для смеха людей избивают зверски, где сцены смачного мордобития столь естественно сняты, что зал просто катается со смеху, видя человеческую кровь и слыша тупые удары по человеческим лицам!
С кем боремся?
Неужели правдивое слово писателя вредно для нас, а пошлая западная белиберда — не вредна?
Сейчас эта «бдительная» редакторша кинется в срочном порядке при переиздании нашей прозы усиленно ее «отрезвлять», тупо и механически выстригая все, что крепче кваса. А что получится? А получится, что деревня у нас в шестидесятые годы была такой правильной, такой трезвой, что странным покажется и введение известного Указа, и та долгожданная борьба с пьянством, которая, в частности, и была подготовлена честной и правдивой прозой, необманной информацией о состоянии дел в обществе. Той информацией, которой не коснулась рука перестраховочно «бдительной» редакторши.
Вот в этом аспекте я и прочитал твой новый сюжет. Теперь вкратце тебе его и перескажу по-своему. Теперь твой сюжет может звучать так:
Некое собрание. Тема: погода и наше к ней отношение.
Трое выступающих, все нагнетая и нагнетая, говорят о холоде, неподготовленности к нему, угрозе простудных заболеваний и пр.
Выступает четвертый и говорит примерно следующее:
— Да, товарищи, надо смотреть в лицо фактам: известное похолодание в нашем районе отмечается. Да, морозы местами доходят до тридцати — сорока градусов ниже нуля. Но мы же не одни на земле, почему мы смотрим на
