Алгоритм счастья - Елена Катасонова

Горели глаза, тянулись вверх нетерпеливые руки, никто не скучал, не зевал, не поглядывал на часы. Даже звонок не нарушил тишины в аудитории.

- Вопросы есть? - звонко спросил Олег.

- Есть, есть, - загомонили студенты.

- Так задавайте. Только по одному, не все сразу. Кто хочет, может покинуть аудиторию: звонок прозвенел.

Вопросы посыпались как град, как горох. Из аудитории не вышел никто. Те, кто не задавал вопросов, слушали.

- А ведь у вас не только талант исследователя, - сказал ему вчера Николай Иванович, переходя, как это с ним часто бывало, на вы. - У вас еще и преподавательский дар. Так что оставайтесь, голубчик, у нас, у себя, в МГУ, в "Биотехнологию" убегать не советую. Там, кстати, тоже с реактивами не ахти, хотя, конечно, получше, чем у нас: все-таки они - производство.

- Да я и не собираюсь никуда бежать, - благодарно ответил Олег. - Так, мелькнула было мыслишка...

Знал бы Николай Иванович, где его ученик будет завтра. И в качестве кого, главное. А будет его ученик, смазав нос оксолином, стоять в Лужниках, за самодельным прилавком, в жидкой вонючей грязи, в шуме и гаме непрерывно текущей мимо толпы, подложив под ноги дощечку - а они все равно дико мерзнут, - стесняясь "кричать свой товар" (выражение Гены), изо всех сил карауля его - "а то сопрут", - неумело и поспешно пересчитывая деньги, путаясь в новых, непривычных купюрах, больше всего на свете боясь, что кто-нибудь из студентов, преподавателей, просто знакомых его увидит.

В воскресенье же, когда его сменит закутанная в сто одежек, с непременным термосом Рита, он, преодолевая желание спать, спать, спать, заставляя себя забыть про боль в гудящих ногах - а теперь еще и боль в пояснице, - отправится в Медицинскую библиотеку, в отдел новых поступлений, и до закрытия будет читать и выписывать то, без чего жить не может.

***

- Относись к этому как к игре, - утешая мужа и почему-то чувствуя себя виноватой, сказала Рита. - Надо же познавать жизнь, правда?

- Познавать жизнь... - невесело усмехнулся Олег. - Если уж на то пошло, так как раз биологи-то ее и познают.

- Я имею в виду не жизнь в высоком, философском и биологическом смысле слова, а простую, каждодневную, обыденную, - после мгновенного замешательства нашлась Рита. - Настоящую!

- Эти самые Лужники и есть, по-твоему, настоящая жизнь?

Олег смотрел на жену серьезно, задумчиво и печально.

- А что? - подбоченилась Рита. - Нормальная жизнь, человеческая. Люди борются за кусок хлеба. Весь мир сейчас делает бизнес.

"Откуда у нее эта манера? - не отвечая, думал Олег, глядя, как стоит перед ним подурневшая от раздражения Рита, вызывающе уперев руки в бока. Кто ей сказал, что мир - это большая толкучка?"

- Тебе надо пореже встречаться с Валей, - подумал он вслух.

- Она моя лучшая подруга, - возразила Рита. - И она меня учит компьютеру.

"Не только", - хотелось сказать Олегу, но он промолчал.

- Скорее бы затопили, что ли, - тоскливо вздохнула Рита.

- Скоро затопят, - обнадежил ее Олег и включил рефлектор:

Рита сидела, закутавшись в одеяло, И не отводила взгляда от наливающихся красным светом пружин.

- Вот уже и теплее, - опасливо приблизился к ней Олег. - Ты бы позанималась, Ритусь. А то не успеешь оглянуться - и сессия.

- Да пошла она!.. - вскричала в бешенстве Рита. - География, география... Кому она нужна, твоя дурацкая география?

.

Она упорно смотрела на раскаленные добела пружины несчастными, злыми глазами, и губы ее кривились.

- Ну конечно, еще Митрофанушка говорил, - попробовал пошутить Олег, но, взглянув на Риту, растерялся и замолчал.

- Надо было поступать на юридический, - как в бреду бормотала Рита. Или выучиться на бухгалтера.

Олег сел рядом, обнял жену, но она дернула, плечом, сбросила с себя его руки, плотнее закуталась в одеяло.

- Что ты говоришь, Рита, - мягко сказал Олег. - Вспомни, как ты работала, и твоя курсовая...

- Плевать я хотела на курсовую! - окончательно разъярилась Рита. Кому она, к черту, нужна?

Жрать мне ее, что ли?

Показалось ему или нет, что Рита чуть-чуть не выругалась по-настоящему, лишь в последний момент заменив грубый мат более-менее нейтральным словом?

Нет, наверное, показалось.

Олег все-таки обнял жену - почти насильно, - привлек к себе, покачал в объятиях, утешая.

- Милая моя, дорогая, - шептал он, - что уж ты так кручинишься? Генка же устроил нам приработок, продержимся как-нибудь.

- А я не хочу "как-нибудь", - снова сбросила его руки Рита. - Не хочу быть бедной! Не желаю ходить в тряпье!

- Почему в тряпье? - оскорбился Олег. - Екатерина Ивановна все время что-то привозит.

Уж лучше бы он этого не говорил. Рита вскочила, нервно заходила по комнате. Дымчатые волосы развевались, глаза сверкали. Но теперь она уже не казалась Олегу красивой. Да и как может быть красивой женщина, когда злобой искажено лицо?

- Мне уже третий десяток, - в отчаянии кричала Рита, - а я все маменькина дочка! А ведь вроде бы есть муж. - Она враждебно покосилась на Олега. - И не какой-нибудь, а со степенью. Жаль, что степени сейчас никому не нужны!

- Вроде бы... - усмехнулся Олег.

- Не придирайся к словам, - отмахнулась Рита. - А что, не правда? - не удержалась она. - От твоей степени - как от козла молока.

Олег оцепенел: это же прямое, настоящее оскорбление, без всякого, даже видимого, соблюдения приличий, без флера. А он-то хотел посоветоваться, у кого попросить денег на реактивы. Нет уж, лучше он сам как-нибудь. Но как? Все его друзья такие же неимущие, все бедствуют. Значит, у Генки? Так ведь он протреплется, той же Вале протреплется, а Валя - Рите. Нет, у Генки просить нельзя. И потом, теперь, говорят, дают под проценты, а если рубли, то с возвратом по курсу. Он, Олег, тогда вообще пропадет.

Остается, значит, Екатерина Ивановна.

При мысли о теще сразу стало тепло. "Ах, конечно, - скажет она, и тонкие пальцы взлетят в неподражаемом, легком движении в воздух. - О чем вы, дружок, говорите? Нет-нет, раз вы просите, я никому ничего не скажу. И не думайте вы об этих дурацких деньгах! Когда-нибудь отдадите..." Олег даже голос ее услышал, уловил знакомые интонации. И ведь вправду никому ничего не скажет - даже дочери, особенно дочери, - и условий никаких не поставит, ни о чем никогда не напомнит. А он отдаст, расшибется в лепешку - отдаст! А у Геночки просить нельзя ни за что, вдруг понял Олег. И не только потому, что выдаст всенепременно. Что-то на их фирме не так, не по правилам, похоже, не только магнитофонами они занимаются. Как же это было в одну из суббот? Он сначала не понял.

- Ну что, прибыли? - едва шевеля губами, негромко спросил огромный детина с развернутыми плечами спортсмена, подойдя к Олегу чуть не вплотную.

- Вы о чем? - моргая ресницами, недоуменно спросил Олег.

И тут же, как из-под земли, откуда-то вынырнул Геночка, крепко взял за плечо парня, повернул к себе, побелев от бешенства, что-то прошептал в самое ухо.

- Так я ж не знал. Это ж место, - непонятно оправдывался парень.

- Ты торгуй, торгуй, - кинул Олегу Геночка, и его глазки метнулись в сторону. - Твое дело - сторона.

Вечером заплатил чуть ли не вдвое больше.

- Что так? - обрадовался Олег.

- Премиальные, - хохотнул Геночка. - Холодно больно, а ты - молодцом! " - Он клещами сжал Олегу руку - так, что она вмиг онемела. - Ты, слышь, наука, нашему Витьку про сегодняшнее - ни полслова.

- О чем? - искренне удивился Олег, разминая после дружеского рукопожатия пальцы. - Что-то я ничего не понял.

- Вот и ладушки, что не понял.

Геночка облизнул толстые губы, подогнал джип, уложил в него остатки товара и исчез, только его и видели.

На "премиальные" Олегу купили ботинки, а Рите - зонт. И больше никаких таких типов к Олегу не подходило. Но слова Геночки, а главное - его тревога, оказывается, врезались в память.

Глава 8

Бывают поздней, ненастной осенью - в октябре - удивительные, прекрасные дни. Уплывают куда-то тучи, унося с собой осточертевшие всем дожди, синим и ясным становится высокое чистое небо, золотыми - деревья, и то же золото шелестит под ногами. В воздухе тишина. Умиротворенно и ласково греет по-летнему солнце, летят невесомые, редкие паутинки. Это сама природа так прощается с летом, раскрывая всю себя на прощание.

- Дочура, взгляни, какие у меня букеты! - радуется Екатерина Ивановна. - Вся комната в красном и золотом. А вот тут, видишь, я оставила зеленый листок, для контраста.

- Они же вянут! - раздражается Рита.

- Не скажи! - живо возражает мать. - И потом - я их через день меняю. А последние, когда задуют холодные ветры и они полетят, полетят, полетят, проглажу теплым утюгом, и будут они стоять всю зиму.

- Ты бы еще стихами заговорила, - ворчит Рита. - Делать тебе, как я погляжу, нечего! Собирает какие-то дурацкие листья, когда от поклонников некуда ставить букеты.

- То другое, - смеется Екатерина Ивановна.

"Кто из них мать, а кто дочь?" - смотрит на них, покачиваясь в кресле, Олег и тихонько вздыхает. Рите бы эту необыкновенную легкость матери, умение радоваться пустякам, чужим и своим успехам, милую привычку шутя переносить неудачи, смиряться с потерями - об Аркадии Семеновиче, с тех пор как пропал, ни полслова. Будто его и не было.