Дина Верни: История моей жизни, рассказанная Алену Жоберу - Ален Жобер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(АЖ) С другой стороны, в том же расследовании Libération утверждалось, что вы хвастались тем, чего не было. Одного историка там заставили сказать: «Дина Верни использовала то, что Баньюльс был важной точкой перехода границы. И она вписала себя в этот пейзаж». Если я могу позволить себе выступить как простой свидетель, то скажу: я знаю – благодаря встречам со многими пережившими это время, с теми, кто работал, как вы, как Пьер Саголь, чтобы переводить беженцев через горы, а также благодаря интервью, взятому мною лично у Майкла Кауфмана, о котором мы еще поговорим, – что вы говорите правду. Но, может быть, стоит назвать людей, факты, даты, чтобы конкретикой эту правду подкрепить.
(ДВ) Конечно! Первым в Марсель прибыл Фрэнк Бон, как я только что вам сказала. Он был послан богатыми и могущественными американскими профсоюзами, Американской федерацией труда, чтобы спасать исключительно европейских политиков и синдикалистов. Но он остался там ненадолго. Как это изящно сформулировал Фрай: «Он продал мне свою клиентуру». Я стала проводником летом 1940 года. А Бон уехал из Марселя где-то осенью.
(АЖ) А как с вами связались?
(ДВ) Меня хорошо знали в Париже как эсеровскую активистку. Один из друзей моего отца, Федор Ильич Дан, руководивший тогда русскими социалистами в Париже, сделал на меня ставку. В 1917 году Дан был представителем меньшевиков в исполкоме Петроградского совета. Он был ярым оппозиционером по отношению к большевикам. Через три-четыре года Федора Ильича арестовали, отправили в ссылку, а затем он уехал из России.
Теперь возвращаемся в лето 1940-го: после поражения и мирного соглашения началась оккупация. В Париже среди меньшевиков возникла паника. Дан сказал: «Дина Верни жива. Она в Баньюльс-сюр-Мер. Это дочь Жака – надежный человек». Точно так же считали пятеро троцкистов из Марселя: они знали, что на меня можно было положиться. Дан отправил в Марсель список меньшевиков и других людей – пятьдесят девять имен, – кого нужно было срочно перевести через границу. Посланец Бона приехал в Перпиньян, чтобы поговорить со мной. Встречи в Перпиньяне были менее опасны, чем в Баньюльсе, маленьком городке, где все всё знают и всё видят. И вот в кафе я встречаюсь с парижанином, который говорит мне: «Меня послали американские профсоюзы. Вы можете переводить людей через границу?» – «Так я, знаете, уже этим занимаюсь. Столько людей каждый день ищут, где граница. Я показываю им дорогу. И поскольку я все время на «Хуторе», я перевожу их, можно сказать, по-любительски». – «Нет-нет, это нужно делать серьезно. Вы согласитесь? Это рискованно». Надо сказать, что, если говорить обо всей горной гряде Пиренеев, проще всего пересечь ее около Баньюльса – там, где горы упираются в Средиземное море. Граница там совсем близко. Добравшись до перевала – а он на небольшой высоте, – достаточно спуститься на Порт-Боу, и вы в Испании. Разумеется, нужно было избегать французских и испанских патрулей.
(АЖ) Я прошел этим путем. Он действительно довольно долгий, иногда с крутыми подъемами, но это в человеческих силах, это по силам даже уставшим или пожилым людям. Но ведь были же еще страх, тревога?
(ДВ) Война не война, в Баньюльсе все «переводили». Там процветала контрабанда: оливковым маслом, табаком, самыми разными продуктами. И это тоже было преимуществом. Местные никогда не были ни очень любезными, ни гостеприимными, ни улыбчивыми. Они не были участниками Сопротивления, но у них было очень важное качество. Они блюли закон молчания, для них это была абсолютно священная традиция. Они, как и разбойники с понятиями о чести, никогда не задавали вопросов. А горы – это вообще было святое. Как сказал Майкл Кауфман, приехав выступать в качестве свидетеля в Перпиньян, контрабандисты и пастухи уважают горы и свободу больше, чем границы. Для них горы не должны были быть территорией полицейских, таможенников или немцев. Поскольку я часто попадалась им в горах, они прозвали меня Безумной Козой, Cabra Boja по-каталонски, которая прыгает с камня на камень. И направляли ко мне «клиентов». Первые приезжали от Дана при посредничестве Фрэнка Бона – это были меньшевики. А позднее поступали люди, посланные мне помощниками Вариана Фрая.
(АЖ) А кто такой этот Вариан Фрай?
(ДВ) Фрай был очень мужественным человеком. Он приехал в Марсель в августе 1940 года. Фрай совершенно не был похож на человека, который занимается такими вещами, – он был похож на школьного учителя или на мелкого американского чиновника, который ни во что не лезет. Но это был совершенно потрясающий парень, который ничего не боялся. На него произвела большое впечатление ужасная сцена, свидетелем которой он стал несколькими годами раньше: двое нацистов достали ножи и пригвоздили к столику кафе руку одного еврея. Так вот, Вариан Фрай был хладнокровный антифашист, большой стратег. Он был прислан небольшой американской ассоциацией – Комитетом чрезвычайного спасения. Из своего кабинета в Марселе он занимался поисками проездных документов и разных способов въезда в другие страны. Раздавал американские документы, которые как пропуска признавались почти везде. Но были и другие бумаги, подлинные и поддельные. Главным образом паспорта. Были китайские паспорта – а кто читает по-китайски? И в таком паспорте было указано: «Действительно всюду, кроме въезда в Китай». Это был самый распространенный паспорт. В Марселе им приходилось изготавливать и поддельные документы: паспорта, удостоверения личности, пропуска, какие, разумеется, не имело права выдавать ни одно консульство. Соответственно, им приходилось сотрудничать со всякими сомнительными личностями. Это было рискованно, чрезвычайно опасно.
Фрай очень быстро разобрался в политической ситуации. Он понял, что бессмысленно ждать чего-то от вишистских властей, что тех, кому он помогал бежать, в противном случае ждали бы арест, пытки, депортация и смерть. Ибо он занимался не только людьми, которым удавалось добраться до Марселя и которые хотели бежать из Франции. Он без конца донимал руководство лагеря в Милле, около
