Нора - Эли Бар-Яалом

— Посмотри, как стремительно все меняется вокруг. Вот, технологическое развитие, например: сто лет назад еще жили так же, как двести лет назад.

— Ну, не совсем…

— Нет, Руэл, я знаю, что был технический прогресс, нo согласись, что скорость увеличивается. Скоро технология будет устаревать еще до того, как ее начнут претворять в жизнь.

— Я думаю, Володья, что до этого еще далеко. Ты мне сейчас скажешь, что все закончится к 2000 году, как пишут в журналах.

— К 2000, может, и не закончится, нo продержится немногим дольше. Посмотри, Руэл, воевать тоже стало невозможно: на обеих сторонах репортеры с камерами, у солдат сотовые телефоны, Интернет повсюду…

— Может, научатся жить в мире?

— Для этого технологии недостаточно.

Володе, отчего-то, захотелось поделиться с Руэлом самым откровенным. Он так и не говорил с ним про фотографию из «Огонька» — нельзя же просто подойти и спросить: мужик, ты не Каин случайно, а то тебе твой сын, девяноста пяти лет от роду, привет передавал? Так и проходил с фотографией в кармане больше месяца.

— Руэл, знаешь, меня всегда волновала тема конца света. Понимаешь, я с детства считал себя особенным человеком, я бы сказал даже — нечеловеком. Тебе знакомо такое ощущение?

— Я могу себе представить, — ответил Руэл, — хотя у меня нет сомнений, что сам я — человек.

На иврите «человек» звучит «сын Адама». Володе показалось, что Руэл улыбнулся.

— А еще я знал, что меня зовут не Владимир, — он с трудом поставил правильное ударение в собственном имени, — а Сурт.

— Сурт? Кто тебе такое имя-то дал?

— Никто, я сам себе. Понимаешь, из воздуха. Сурт — и все. А потом я прочел книгу скандинавских мифов, и увидел, что там тоже есть Сурт.

— Кажется, я что-то помню, — нахмурился Руэл. — Есть у них такой великан… нo он не Сурт, а Суртур… или Суртр… у меня плохая память.

— В русском переводе был Сурт. И я прочитал пророчество о конце света, которое начинается словами: Сурт едет с юга. Когда я прочел этот текст, мне стало плохо. Я почувствовал вдруг, что, если я только поеду куда-нибудь с юга, произойдет страшное. Я некоторое время не мог говорить вслух слова «юг». Я устраивал скандалы родителям, когда они хотели со мной поехать из города на север или на юг.

Руэл перебил его:

— На север, понятно, потому что ты тогда с юга едешь. А на юг почему?

— Так потом же придется возвращаться с юга! Это еще страшнее! Я даже в Израиль боялся ехать, у меня этот страх еще в семнадцать-восемнадцать лет оставался.

— И как же ты все-таки поехал в Израиль?

— Я решил, что я никогда не вернусь в Россию.

Со стоянки раздался скрип тормозов. Грязно-белый автофургон лихо затормозил около автобусов «Палтека», дверь открылась, и из него выпрыгнул мужчина в странном наряде, похожем на шкуру дикого животного. Он решительным шагом направился к кафе-беседке. Офицер запаса Куши Риммон лениво взглянул на него: ни в кого не врезался, значит, все в порядке; а в Эйлате и на Сто первом километре еще и не так одеваются.

— Постой, Володья, — сообразил Руэл. — А как ты согласился ехать в Эйлат? Мы же были на юге, и теперь оттуда возвращаемся!

Володя усмехнулся.

— Ну, здесь, в Израиле, это не считается. Всего пятьсот километров, сто один мы уже проехали…

Мужчина в странном наряде остановился oколо них.

— Владимир Аркадьевич Киршфельд? — спросил он по-русски.

— Да, — ответил Володя.

— Он же Сурт?

Володя застывает. Потом:

— Вы… приходили ко мне той ночью, правильно, когда я ей письмо написал? Это были Вы.

Марек не отвечал. Он сосредоточенно смотрел на Руэла.

— А Вас я тоже знаю, — наконец сказал он. — Вы у меня покупали шкаф с двойным карнизом. В Сохачеве, в одна тысяча семьсот девяносто седьмом году. Такие вещи не забываются.

— Я не помню, нo может быть, — ответил Руэл на правильном русском языке. — Столько всякого случалось, а у меня память очень плохая.

— Покупали, покупали. Идемте, Каин, Вы нам тоже пригодитесь. Будете свидетелем истории.

…Стук в окно, ночью. «Нора, собирайся, едем».

10. Отражение в двух зеркалах

Вот мы и сидим опять у нас дома, как и тогда, пять земных лет назад. Только в тот раз мы накрыли стол на террасе и глядели на закатное море, где вдоль береговой полосы уже выстроились один за другим послушники с колокольчиками в руках, и начали свое мерное шествие от храма Слушающего до маяка Еовриб, в такт шагам медленно напевая вечные, древние, почти как вся Йашкна, слова: «И-и-э-ни-о-и-ся-ва, и-и-э-ни-о-и-сян» — о Слушающий, услышь же нас! — и колокольчики подрагивали, звеня, в ритме песни, и Слушающий, наверняка, слушал, а гости смотрели, а мы с женой, не сговариваясь, вглядывались в силуэты идущих, выискивая среди них нашего Рнемета, а маленькая Маки, конечно, раньше всех его угадала и, нарушая тишину, заглушая молитву, показывала пальчиком куда-то в центр колонны и кричала «братик, братик!»…

…Тогда Володя еще сказал: «а они не знают, что Слушающий их действительно слышит, ведь это мы с тобой, Кайра», а Нора отвернулась от него и стиснула зубы от злости, а я объяснил, что злиться не надо, и что Слушающий — это Господь Бог. Володя, даже не понявший, что разозлил Нору, сказал, что он знает, кто такой Слушающий, потому что сам Его сочинил, и еще, что он был уверен, что Господь Бог — это как раз я. Нас успокоила Тшаен, моя замечательная Тшаен, рассказав притчу об отражении в двух зеркалах. Придвинь два зеркала друг к другу, и в них отразится Слушающий, потому что Он — всюду; нo попробуй Его увидеть, и увидишь лишь себя. Ни один из вас сам по себе — не Слушающий, сказала моя жена, ведь ваши книги — неполны. Это Он услышал ваши голоса в пустоте и подарил им жизнь, создав два полноценных мира. По Его воле эти голоса обрели хозяев, а вы — право строить ваши… нет, наши миры.

Тогда Марек спросил, кто же такой Сатана, и Тшаен рассмеялась и сказала, что в Спокойном Мире до Сатаны не додумались, а земной дьявол — это вроде литературного критика, который ходит по мирозданию и придирается. После этого Росси весь вечер требовал называть себя Мефистофелем, Вельзевулом и другими названиями из моего Приложения Пятнадцатого («о религиях Земли»), пока ему самому не надоело. А еще мы пили атаги из весенних водорослей, а Марек заварил настоящий земной чай, и мы честно пытались с ним справиться…

Тогда мы и поспорили о том, гибнет ли Земля или нет, и можно ли ее спасти без активного вмешательства, которое разрушит сюжет, и сделает книгу не такой интересной. Росси сказал, что со всеми проблемами можно справиться изнутри. Марек утверждал, что мир летит в тартарары с возрастающей скоростью. Наконец, мы заключили наше странное пари.

Конец времен растягивался — все равно, cогласно всем пророчествам, он должен был длиться не мгновения, а годы. На пять лет Нора и Володя возвращались на Землю, и с ними отправлялся Росси. Каин попросился к нему в видеооператоры. Марек, отвезя их, вернулся сюда, и стоял за моей спиной, пока я описывал, что там с ними происходило. Пять лет работы — на Земле. Двадцать восемь дней непрерывного стучания по клавишам — здесь.

…Прощаясь со мной, она плакала и спрашивала, что же ей делать. Кому было это знать, как не мне; нo я не удержался от авторского соблазна, положил ей руку на плечо и сказал: «знаешь что, девушка, решай сама».

…Я старался не находить особо экстравагантных сюжетных решений. Как мы и условились, я давал Земле самой вести меня за собой, исходя из ее собственной логики. Война сменяла войну, скандал сменялся другим скандалом, на место бездельного и больного правителя приходил деятельный и здоровый до отвращения, и страны трепетали. Я прослеживал судьбу своих главных героев сквозь хитросплетения сходящей с ума планеты, а второстепенный герой стоял подле ме я, как прежде стоял Росси, и говорил: «вот видите, пан Иермет… вот видите…»

Не то, чтобы они не старались изменить мир: они делали все, что могли. Я снабдил их всеми знаниями, которыми сам обладал на тот момент: той распечаткой, что до этого дал Мареку. Тайную науку о строении бытия, которую хранили самые посвященные адепты наиболее эзотерических верований, они могли изучать по оригиналу — моему Приложению Первому. К их услугам был главный критик мироздания, а автор этого мироздания был к ним особо благосклонен (Марек предупредил: «если что с ними случится — покажу, для чего у меня клыки»; впрочем, мы с ним уже решили, что с гибелью Магды вампиры постепенно становятся обычными людьми). И все же…

Десятого апреля 2001 года, ровно через пять грегорианских лет пocлe описываемых ранее событий, белый автофургон Марека появился на земных дорогах, забрал пятерых человек и одну видеокамеру, и вновь занял свое место на нашем дворе, рядом с моим шестиместным искдичем и дочкиным самокатом.