Страстная неделя - Сергей Костин

— Я понял, понял, — закричал я. Не хватало мне в моем состоянии еще распутывать сложносочиненные мысли. — Ты сделал хуже, думая, что делаешь лучше.

— Но если бы я не сделал хуже, а тот человек сделал бы совсем плохо, то у меня бы сейчас на руках был труп.

— Слава богу, объяснились, — заключил я, выскальзывая из рук Раджа обратно на диван и уставляясь взором в пол.

— Тебе ничего крепкого сейчас не надо, — сказал Радж, зная меня и опережая мою мысль.

— А крепкий чай? — предположил я, догоняя его мысль.

— Умница, сейчас принесут.

От чая голова моя действительно немного прочистилась. Часы показывали десять минут второго — я был в отключке пару часов. Мне была возвращена волшебная гарнитура, принесен мой запасной айфон с перекачанными на него программами и доставлена целая пачка новых расшифровок. Радж любезно предложил мне работать на месте.

Самым интересным был разговор Осборна с его начальником. Тембр голоса в расшифровке не указывался, но, судя по номеру, это был тот же человек, которого я дважды принимал за женщину.

Сначала Осборн довольно подробно доложил о происшествии. Снайпер действительно стрелял с самого верха восточной трибуны «Челси». Первая пуля попала Осборну в шею случайно — он в момент выстрела просто сделал шаг вперед. Вторую пулю — Осборн говорил об этом скупо, но выходило именно так — он уже ловил сам. На нем был кевларовый жилет, который должен был защитить их обоих.

— Тогда почему наш друг смог уйти? — недовольно спросил шеф Осборна.

— От второго выстрела я упал, и у меня из шеи кровь хлестала. — Тон Осборна был корректным, но и чуть свысока — предназначенным человеку, в которого никогда не стреляли. — Спасибо, кто-то сбегал в машину за аптечкой, я до скорой помощи вообще мог не дожить.

— А вы где сейчас?

— Еще в больнице. Меня зашили, долили крови, сейчас уже все нормально.

— Ваши предположения? Кто мог стрелять?

— Стреляли двое: снайпер на крыше и потом уже женщина, которая подстраховывала его у южного выхода. Возможно, такой же человек ждал и у северного, мы не знаем.

— Что на стадионе?

— Я не был уверен, что останусь на ногах, и подключил своего заместителя, Алекса Макги. Пока связались с секьюрити стадиона, прошло минут десять-двенадцать. Они тут же все перекрыли, но…

— Понятно. А женщина?

— У нас есть ее изображение с уличной видеокамеры. Качество, конечно, не очень. Потом наш друг свернул на боковую улочку, женщина побежала за ним. Но там камеры нет.

— То есть что произошло дальше, мы не знаем?

— Вслед за нашим другом повернула большая БМВ. Номер ее у нас есть, ее сейчас ищут. Может, она как-то связана со всем этим, может, нет. А женщина потом проехала через перекресток на мотоцикле. Его вел кто-то еще, она сидела сзади.

— Номер его есть?

— На мотоциклах номер стоит только сзади. А на нашем видео мотоцикл оба раза снят сбоку: когда ехал за женщиной и когда проехал назад, уже с ней. В общем, этот след безнадежный.

— То есть, я резюмирую, у нас даже нет уверенности, жив наш друг или нет?

— Он жив, сэр. Если бы та женщина в него попала, труп остался бы лежать на улице. Она вряд ли собиралась увозить его на мотоцикле.

— А если его убил кто-то сидящий в БМВ?

— И потом увез труп с собой? Маловероятно. Если бы нашего друга хотели убить люди из БМВ, они бы просто это сделали и убрались поскорее.

— Тогда кто же сидел в этой БМВ?

— Я предполагаю, что это могли быть люди, которые подстраховывали нашего друга. На случай, если все пойдет не так, как планировалось.

— Тогда у него в Лондоне есть сообщники.

— Похоже, что так, сэр. Он же здесь проработал много лет.

— Хорошо. Кто из наших знал о месте и времени встречи?

— Никто.

— Вы уверены?

— Абсолютно. Только вы и я.

— Как же тогда те люди смогли подготовиться к засаде?

— Версии две. Первая: утечка произошла от людей, которых наш друг просил его подстраховать. И вторая: наш с вами разговор кто-то подслушал.

— Но у нас же связь со скремблером.

— Это электроника, сэр. Здесь нет ничего невозможного.

— То есть и сейчас нас кто-то может подслушивать?

— Не исключено.

— И ваш номер, и мой?

— Да.

В этом месте я отметил, что не смог помешать себе глупо улыбнуться.

— Тогда будем заканчивать. Отдайте ваш мобильный в техническую службу, пусть они проверят. И я отдам им свой. Я через час буду на работе, просто зайдите ко мне.

— Хорошо, сэр.

— Да, что я еще хотел сказать… Вы, конечно, герой — закрыли нашего друга грудью. Но операцию вы провалили. Очень важную операцию.

— Я знаю, сэр. Мне очень жаль.

— Мне тоже. Но мы поговорим об этом с глазу на глаз.

Я посмотрел на время, когда они закончили разговор: 11:40.

— Шанкар, — позвал я в гарнитуру. Что-то она предательски молчала.

— Шанкар слушает, — отозвался тот. — Вы снова в деле?

— Я снова в деле.

— Тогда вывожу сигнал на вашу гарнитуру. Я отключал его — это какой-никакой, но все же риск.

— Включи, конечно. Скажи мне, после одиннадцати сорока были какие-то звонки с нашего главного телефона? Как вы его называете? Объект А?

— Нет, больше не было.

— А с телефона человека, с которым он разговаривал в тот раз?

— Сейчас посмотрю. Так, так… Это у нас Объект С. Нет, его телефон с тех пор тоже молчит.

— А все другие? Эти D, Е, F?

— Эти в эфире. Мы их пишем.

— Понятно. Спасибо, Шанкар.

— Продолжаем?

— Разумеется, продолжаем.

Все откатилось назад, на нулевую отметку. Даже дальше. Еще сегодня утром я знал все, о чем говорили мои соперники, и Мохов не боялся высунуться из своей норки.

6

Я позвал Раджа, чтобы сказать ему про БМВ.

— Пусть ищут, — отмахнулся он. — Номера на ней стояли липовые, уже давно поменяны. А водителя и пассажира на переднем сидении можно рассмотреть только на камерах, которые фотографируют при превышении скорости.

— Старушку инфаркт не хватил?

Радж захохотал:

— Старушка была так довольна, что даже не потребовала прибавки. Обычно она просит.

Потом мне принесли какой-то очень горячий и очень острый суп. Он пришелся как нельзя кстати. Не знаю, какие в нем были ингредиенты, но голова у меня соображала все лучше.

Я попросил дать мне аудиофайл нашего разговора в машине с Моховым. Мы же говорили по-русски, и расшифровать его мог только я. А мне хотелось иметь этот разговор в виде текста. Тогда, в разгар событий, Мохов мог неосторожно сказать — а я упустить — что-либо очень существенное.

Это заняло у меня минут двадцать. Я посмотрел на часы: начало четвертого. Моей следующей зацепкой был звонок сыну Осборна, Питеру. Но мы договаривались абстрактно на вторую половину дня, а мне нужно было просчитать возможные варианты.

Так вот разговор с Моховым. Главная констатация: он не только не был завербован англичанами, он и сбежал-то в Англию не для того, чтобы обратить свой капитал знаний в звонкую монету. Случилось что-то, отчего его жизнь оказалась в опасности. Настолько, что у него даже попрощаться с семьей времени толком не было.

Второй момент. Мохов высказал уверенность, что раз мы с ним встретились, отныне и моя жизнь висит на волоске. То есть кто-то, «они», могут решить, что Мохов мне передал какой-то предмет или, скорее, информацию. И эта информация настолько важная, что меня будет стоить убить уже потому, что возникло подозрение, что я ее от Мохова получил.

Кто же эти «они»? На этот вопрос Мохов отвечает: «Тебе лучше не знать». Значит, это вряд ли люди из Конторы — они мне теоретически могут быть знакомы, пусть даже не лично. А раз мне лучше не знать, значит, «они» находятся на более высоких этажах пирамиды. И это не частная служба безопасности какого-нибудь олигарха, иначе, почему бы мне этого и не знать. Нет, такой ответ предполагает, во-первых, государственную структуру, а во-вторых, самую верхушку власти, которую и заподозрить-то в чем-то преступном немыслимо.

Третий момент, тоже очень важный. Мохов говорит мне: «Тебе лучше не знать». Я тут же спрашиваю: «А англичанам?» То есть я имел в виду, что мне он, видите ли, этого сказать не может, а от англичан, наверное, скрывать не будет. И он произносит такую фразу: «А они это и без меня знают». И потом он еще сказал, что одни англичане захотят его защитить, а другие — нет. Конечно, голова у меня была, как только что отзвонивший колокол, еще гудела, но как я это в ней не прокручивал, ничего другого у меня не получалось.

А вырисовывалось вот что. У англичан есть в Москве свой агент где-то очень высоко, может быть, даже в Кремле. Каким-то образом об этом узнает Мохов. Причем узнает так, что тому, кроту, стало известно, что его разоблачили. Повторюсь, человек этот, будем его так и называть, Крот, занимает пост настолько высокий, что обвинить его в работе на иностранцев было бы не просто клеветой, а кощунством. Но теперь он знает, что какой-то разведчик его раскрыл, и не успокоится, пока того не уберет. Любыми путями — ведь сказал же Мохов, что его похоронили бы как героя или как жертву несчастного случая. Нашли бы способ.