Междумирье (СИ) - Эрфе Мария
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Узнала, – эхом повторила я. – Только кому от этого легче?..
– Эй, перестань себя винить! – Ника схватила меня за плечи и хорошенько встряхнула. – Ты ничего не могла сделать. Знаешь, что у неё за ножичек был?
– Нет.
– Это древний ритуальный клинок, – со вздохом ответила она. – Сейчас такие можно встретить под названием кукри. Такими ножами раньше пользовались шаманы, отрезая от человека болезни и порчу, иногда они могли даже разрезать нить, соединяющую душу с телом. Откуда у Хельды столь сильный нож, который смог обрезать две нити души почти одновременно, остаётся только догадываться… – Ника нервно поправила прядь волос, выпавшую из хвоста. – Ещё раз повторяю: не смей себя винить! Даже если бы ты вернулась за ним, всё равно ничего не смогла бы изменить.
– Когда похороны? – решила сменить тему. Какое сильное успокоительное: я не чувствовала ничего, кроме усталости.
– Завтра, – ответила она. – Ты не пойдешь.
– Ты не можешь запретить мне.
Наверное, было что-то в моих глазах, что заставило даже стража медленно кивнуть.
– Ладно, только под двойной дозой успокоительного.
– Я могу вернуться домой?
– Да, конечно, – ответила Ника. – Сейчас Совету не до тебя. Но... ты уверена, что хочешь остаться одна? – Я кивнула. – Тогда будь готова завтра к девяти. Я заеду за тобой.
Ника отвезла меня домой. По дороге мы обе не проронили ни слова. Я на автопилоте достала ключи, открыла дверь квартиры и шагнула в темный коридор. Страж с сомнением окинула меня взглядом, но ничего не сказала, развернулась и ушла, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Я не хотела верить в то, что это правда. Казалось, что жизнь превратилась в затянувшийся кошмар. Надо только проснуться, и сон развеется. На ходу стянула одежду и легла, свернувшись клубком. Кто-то от боли кричит, кто-то режет вены, кто-то прыгает с крыши, кто-то берет в руки автомат и стреляет во всё, что движется... Я же от сильных потрясений словно впадала в спячку. Наверное, так легче было принять реальность. Я успела только поставить будильник на восемь утра, прежде чем провалилась в сон – слава всем богам! – без сновидений.
Будильником оказалась Ника. Она безжалостно трясла меня за плечо и что-то устало бормотала. Разобрала только: “... похоже переборщила с дозировкой”. С трудом проморгавшись, я села и схватила телефон. Восемь тридцать две. Да уж, поспала так поспала. Хорошее успокоительное – я по-прежнему ничего не чувствовала, но знала, что боль только затаилась на время. Скоро, совсем скоро она набросится на меня, как оголодавший лесной зверь, начнет рвать внутренности и пить кровь. Ну и пусть! Сколько там ещё осталось бессмысленной жизни? Продержусь как-нибудь.
Ника протянула мне капсулу и стакан с водой.
– Хорошо, что приехала раньше, – устало сказала она, привалившись к спинке кровати. – Всё равно не спала. И снотворное выпить нельзя, а так хочется забыться... – Страж вздохнула и прикрыла глаза. – У тебя полчаса на сборы.
Пришлось вставать с кровати и плестись в ванную. Потребовалось всего пятнадцать минут, чтобы умыться, собрать волосы в пучок и натянуть длинное глухое черное платье, что привезла Ника. Мы даже кофе успели выпить, хотя, кажется, обе не чувствовали вкуса.
Устроившись на переднем пассажирском сиденье серебристого внедорожника, я пристегнулась и закрыла глаза. Время в пути прошло незаметно. Я то сосредоточивалась исключительно на проносящемся мимо пейзаже, то уходила в воспоминания, пытаясь настроиться на предстоящее испытание. В итоге не знаю, сколько мы ехали, но подготовиться так и не успела. Мы припарковались у небольшой деревянной часовни и вышли из машины. Парковка оказалась полупустой.
– Постарайся держать себя в руках, – тихо сказала Ника, взяв меня под локоть.
Я горько усмехнулась в ответ. Неужели она обо мне такого плохого мнения? Мне ведь не впервой хоронить родных любимых людей... Ты последний, Алекс, больше никого не осталось и больше никто не появится... Одна пришла и одна уйду. Колесо судьбы сделало полный оборот.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Мы вошли в душное полутемное помещение, пропахшее ладаном, воском и копотью. В центре стоял невысокий подиум, а на нем гроб, обитый черным деревом. Сознание выхватывало детали, не в силах сосредоточиться на картине целиком. Каждый шаг как прыжок с парашютом с двухкилометровой высоты. Ноги словно увязли в трясине. Если бы Ника не тащила меня к деревянному ящику, я бы не смогла сделать ни шага. Но когда я увидела его лицо, всё остальное перестало иметь значение.
Алекс. Он лежал на молочно-белом атласном покрытии, обряженный в темно-синий костюм и белоснежную рубашку. Как живой, только слишком бледный. Глупому сердцу казалось, что он вот-вот откроет глаза и улыбнется мне чуть устало, но очень тепло. Бедное глупое сердце никак не хотело верить, что это конец, что он больше никогда... никогда! не обнимет меня и не погладит по волосам. Кажется, только сейчас, глядя на безжизненное тело любимого мужчины, я окончательно поняла, что это не сон, и очнуться от кошмара, увы, не получится, как бы ни хотелось.
– Только посмей сейчас грохнуться в обморок! – прошипела Ника, больно стиснув предплечье и оттаскивая меня от гроба. – До погребения осталось около часа, – успокоившись, пояснила она. – Продержись это время, и мы сможем уйти.
Кивнула и попыталась сосредоточиться на происходящем. Получилось попытки с сотой. Я смотрела ровно перед собой и ничего не видела. Рядом кто-то тихо разговаривал, но я не понимала смысл слов. В часовню приходили всё новые люди, но я не могла различить их лица. Если бы не рука Ники, сжимавшая мой локоть, давно сползла бы на пол и свернулась клубком.
Начал что-то говорить священник, и все ненадолго замолчали. На Алекса я больше не смотрела, не могла себя заставить. Ника сунула мне в руки зажженную свечу. Вскоре горячий воск начал капать на пальцы, но я не чувствовала боли. Душа рвалась уйти следом за ним, но почему-то оказалась крепко привязана к телу. Вот бы мне сейчас этот нож, разрезающий нить жизни!
Но Ника права – надо быть сильной. Он всегда хотел, чтобы я вела себя, как взрослая: принимала взвешенные решения, была смелой, умела разбираться в людях и преподносить себя с достоинством. Обещаю, Алекс, сегодня быть именно такой. Обещаю попрощаться с тобой спокойно и сдержанно. «Обещаю отомстить за тебя. Обещаю! Чего бы мне это ни стоило. А потом… потом, любимый, не обессудь, обещаю пойти за тобой. Обещаю найти тебя в бесконечности миров», – беззвучно шептали мои губы вместо молитвы.
Священник закончил читать молитвы. Четверо мужчин подняли гроб и пошли к выходу из часовни. Остальные потянулись следом.
Дальнейшее я запомнила урывками: гроб медленно опустили в заранее вырытую яму, потом кто-то снова что-то говорил, потом в моих руках появились цветы. Помню, как все бросали их на закрытую крышку гроба, а я никак не могла заставить себя приблизиться к краю обрыва. Казалось, подойди я хоть на шаг ближе, и ужасающая реальность обрушится на меня, заживо похоронив вместе с ним.
Мы покинули кладбище одними из первых. Ника правильно рассудила, что ещё немного – и я скатилась бы в безобразную истерику, и никакое успокоительное не помогло бы. Страж запихнула меня в машину, и мы поехали в город. В глубине души я была признательна ей за поддержку, но слова не могли пробиться наружу.
– Мне очень не нравится твой взгляд, – сказала Ника, припарковавшись у моего дома. – Пожалуйста, не наделай глупостей, – дождавшись от меня кивка, она продолжила: – Помни, что у нас остались незаконченные дела. И в любом случае, я присмотрю за тобой, – добавила подруга, когда я открыла дверь машины и поставила одну ногу на асфальт.
Способность думать и говорить пока не вернулась, и я ушла домой, не оборачиваясь. Зайдя в квартиру, раздевшись и приняв душ, легла на диван и свернулась клубком, не ощущая внутри ничего, кроме разверзшейся черной бездны.
Не знаю, сколько времени провела в сером «ничто», но вырвал меня из этого состояния звонок в дверь. С трудом разлепив веки, я поняла, что сейчас ночь. Трезвон сменился на стук и вибрацию смартфона. И кого нелегкая принесла? Я сползла с дивана и на негнущихся ногах направилась к двери. Видеть никого не хотелось, но соседей жаль. Они не виноваты, что моя жизнь стремительно катилась в пропасть.