Град на холме - Илья Некрасов

Его глаза открылись, когда тень остановилась за спиной.

– Ахиноа?

Она приподнялась на цыпочках, обняла мужа и положила голову ему на плечо. Тихонько спросила:

– Ждёшь гонца?

Суул кивнул.

– Пойдём, ты устал, – она взяла мужа за руку и повлекла за собой. Прочь с балкона. В покои.

Он осторожно освободился от её рук:

– Я должен дождаться его.

Ахиноа осталась стоять за спиной Суула. Она попробовала ещё раз:

– Авнер не проиграл ни одной битвы. Он раздавит Амелек.

Однако муж не шелохнулся. Тогда царица приблизилась к перилам и взглянула на Гиву. Немного помолчала.

– Царь Израиля, – изменившимся голосом, в котором мелькали нотки насмешливости, сказала она. – Заботливый царь… А помнишь, что недавно кричали твои подданные?

– Помню, – после небольшой паузы признался Суул.

– Давиду дали десятки тысяч побеждённых врагов, а тебе тысячи. Ему не хватает только твоего царства.[26]

Ахиноа украдкой посмотрела на мужа, и удовлетворённо отметила, что тот поджал губы и опустил голову.

– Толпа несправедлива, – продолжила она. – Её память коротка. А ты как раз пригрел ядовитую змею на груди.

Суул взглянул на неё вспыхнувшими глазами. Но промолчал. Эти слова задели нечто внутри него.

– Я слышала, как наш сын называл братом этого… безродного.

– Ионофан привязался к нему.

– Он слишком доверчив. Как ты, – она всем телом повернулась к мужу и открыто, уже не таясь, сказала то, что хотела сказать давно. – Подумай о своём сыне. Он должен унаследовать власть. Он.

Её муж не ответил.

– Почему ты позволяешь пастуху называть себя отцом? – не унималась Ахиноа. – Почему не видишь, как власть покидает твой…

– Думаешь, он…

– Если пастух не отберёт трон у тебя, то у Ионофана точно. Он так доверчив… Послушай, тебе принадлежат жизни подданных. Они сами поклялись отдать их за тебя. Так забери одну. Ради будущего твоего сына.

Суул вновь уставился в темноту и скрестил руки на груди.

– Я скоро приду.

Однако Ахиноа не заметила сказанного мужем:

– На твои глаза надвинута тень, царь? Господь лишил тебя зрения?

– Что-то ещё? – недовольно буркнул он.

– К нему приходила твоя дочь.

Суул совсем помрачнел. Не справившись с нахлынувшим чувством, скрипя зубами от злости, он обернулся в сторону, где стояла жена.

– Кто?! – рявкнул царь. – Мерова?! Мельхола?!

Однако ему никто не ответил. Ахиноа успела ускользнуть в тень и выйти из тронного зала. По пути вглубь дворца её встретила старшая дочь Мерова. Мать сообщила ей о разговоре, и они пошли в покои дочери, о чём-то перешептываясь.

Бывший пастух пытался привыкнуть к новому дому. Ему не спалось здесь. Хотелось выйти на крышу и лечь спать под небом, притащив туда походную койку. Он долго ходил по каменным комнатам обоих этажей.

Наконец, вернулся в ту, в окно которой можно было увидеть дворец.

К одной стене крепилось оружие, подаренное Суулом. Два меча, щит и доспехи, работы царских кузнецов и медников. На противоположной стене висела флейта.

Он ещё не придумал, что можно поставить в комнате. Пока что в ней находилась небольшая кушетка, под окном. Да простая скамейка в углу у дверного проёма.

Под потолком висела масляная лампа. Ещё один подарок Суула. Она была сделана из красной меди в виде остроконечного шлема. По его краям горели фитили, выходящие из наполненного розовым маслом ободка. Неровный свет не рассеивал вечерних сумерек. Скорее, придавал темноте красивую форму.

В дом проникали запахи сада и прохлада открытого пространства. Казалось, это сочетание погружает во что-то очень приятное. В невероятно растянутый момент остановленной мысли. Или чувства. В особое место вне времени… Давид опустился на мягкую кушетку, наполненную перьями птиц. А они будто подхватили его и понесли вдаль. Очень далеко отсюда.

В это же время младшая дочь Суула стояла у дверей дома, не решаясь войти. Мельхола держалась в тени деревьев внутреннего садика и не выходила под свет луны. Она смотрела на отблески огня, что покачивались в окне. Девушка теребила в руке сапфирового мотылька. Небольшое украшение, с которым она не расставалась. Мотылёк с серебряной цепочкой висел у неё на груди, и он был единственным, что сейчас отличало Мельхолу от простых девушек. Сегодня вечером, тайно покинув пределы дворца, она оделась как одна из жительниц Гивы.

Она уже собралась уходить обратно, как порыв ветра приоткрыл двери. Они оказались незапертыми.

Мельхола замерла, не зная, что делать дальше. В конце концов, она посчитала случившееся знаком. В последний раз оглядела улицу и проскользнула в открывшийся проём. Закрыла за собой дверь.

Сразу за ней показался вход в комнату первого этажа. Далее проход к другим комнатам. И лестница. Девушке показалось, что ветер подтолкнул туда.

Стараясь не шуметь и всё ещё опасаясь чего-то, она направилась по лестнице наверх. Кипарисовые доски под её лёгкими шагами не скрипели. Неслышно поднимаясь по ступенькам, Мельхола скользила как невесомая тень. Она практически сливалась с тёмными силуэтами перил.

Наконец, Мельхола приблизилась к открытой двери, из которой в коридор лился тихий свет. Девушка остановилась вне его, не входя в комнату.

Она разглядела Давида. Казалось, что тот дремал, полулёжа на кушетке и поддерживая голову рукой. Он был закутан в покрывало.

В сумраке комнаты едва-едва блестели его почти закрытые глаза. Отблески огня скользили по светлым вьющимся волосам. Из-под покрывала белели широкие плечи и красивые сильные руки.

Подушка лежала рядом. Но голова Давида, которая поддерживалась ладонью, не клонилась к ней. Он выглядел так, будто был создан из мрамора искусным резчиком.

Девушка сделала робкий шаг вперёд и тут же остановилась.

Она проникла сюда как вор. Тайно. Без предупреждения. Даже не постучав в дверь.

Мельхола подняла руку, чтобы постучать по деревянной двери. И не стала этого делать. Ей вдруг захотелось ещё немного полюбоваться неподвижной и сильной фигурой, напоминавшей творение скульптора.

Неожиданно Давид очнулся, будто ощутив на себе пристальный взгляд. Он сразу повернулся в сторону, откуда тот исходил.

– Ты? – выдохнул он в темноту.

Мельхола не ответила и осталась за дверным проёмом. В тени.

– Ты пришла за мной? – прошептал Давид. Он поднялся с ложа и привычно закутался в покрывало как в милоть.[27]

Он напряжённо вглядывался в темноту, теребя край одежды, бледнея с каждой секундой.

Не проронившая ни слова девушка осторожно вышла из тени.

Неровный свет попал на её лицо, сделав его ещё более красивым и загадочным. Тонкие вьющиеся волосы приобрели рыжевато-пламенный оттенок, а большие, как у ребёнка, зелёные глаза наполнились манящими огнями. Из-под полоски тени, что падала на её лицо, показались маленькие, красиво очерченные губы.