Ангелочек. Дыхание утренней зари - Дюпюи Мари-Бернадетт

Слова ободрения повитуха Лубе подкрепила ласковым поглаживанием лба роженицы.

«Жаль, что у меня нет с собой ни моих настоек, ни мазей! – сокрушалась она мысленно. – И инструментов тоже нет…»

Перебирая в мыслях, что еще ей может понадобиться, она повернулась к Магали и встретила взгляд, полный холодной ярости.

– По-твоему, это правильно – критиковать меня в присутствии пациентки? – проговорила южанка шепотом. – Что ж, будь как дома, делай все сама! Ты всегда считала, что ты лучше всех!

И с этими словами Магали энергичным шагом удалилась в кухню, захлопнув за собой дверь.

– Что-то идет не так? – встревожилась Жаннетта. – Лучше уж скажите сразу!

Анжелина предпочла сказать женщине правду, хотя чувствовала себя при этом неловко.

– Вы приехали к повитухе Берар, когда я была у нее в гостях. Мы вместе учились в Тулузе, мы давно друг друга знаем. Вы попросили меня остаться, и я осталась, хотя делать этого не следовало. Мы с повитухой Берар не сошлись во мнениях, и она сердится.

– Если так, то у мадам Берар вздорный характер! Я подумала, мне будет спокойнее, если рядом будет две повитухи. Скажите, а это правда, что в больнице есть врач и медсестры?

Жаннетта заискивающе улыбнулась. Накануне она наслушалась ужасающих историй про роды, и теперь ей было очень страшно.

– Я не хочу умереть, – задыхаясь, призналась она: у нее снова начались схватки. Боль поднималась от низа живота, заставляя напрягаться все мышцы брюшной полости.

Это была женщина с приятным лицом, круглыми щечками, ясными голубыми глазами и белокурыми волосами, покрытыми белым льняным чепцом. Судя по речи и манерам, Анжелина была склонна предположить, что они с супругом происходят из разных социальных сред.

Забыв про Магали, она по своему обыкновению завела с роженицей беседу. Часто случалось, что будущей матери было легче расслабиться, когда она рассказывала о своей жизни повитухе.

– Вы давно замужем, Жаннетта?

– Нет… о нет! – пробормотала женщина, делая знак, что ей пока слишком больно, чтобы она могла говорить. Но при первой же возможности она добавила: – Я родом из Монтобана. С Антуаном мы познакомились по объявлению в газете. Моя мать умерла, и я подумала, что хорошо бы переехать в сельскую местность. Бедная моя матушка! Я много лет заботилась о ней. Но работать на ферме оказалось тяжело, много тяжелее, чем я думала. А еще у Антуана двое взрослых сыновей от первого брака, и они терпеть меня не могут.

– Я вам сочувствую! Что ж, если так обстоит дело, будем надеяться, что вы подарите супругу девочку!

– Хорошо бы, но только Антуан хочет мальчика – еще одни рабочие руки, чтобы вскапывать землю и корчевать пни. Ой, неужто опять?

Анжелина стала мягкими круговыми движениями массировать Жаннетте живот. «Надо пойти поговорить с Магали! – решила она. – Ну и характер! Сначала позволяет остаться, потом дуется. Она совсем не изменилась!»

– Жаннетта, я пойду поговорю с подругой, а когда вернусь, снова вас осмотрю. В перерывах между схватками старайтесь дышать ровно и глубоко, договорились?

– Хорошо, я постараюсь.

Едва переступив порог кухни, Анжелина увидела то, что ее не обрадовало: на столе перед Магали стояла бутылка с янтарного цвета жидкостью, распространявшей крепкий анисовый аромат. Глядя Анжелине в глаза, она вызывающе улыбнулась и опрокинула в себя полстакана напитка.

– Ты пьешь абсент? Магали, ты спятила?

– Пью, что хочу! Я знала, что все пойдет вкривь и вкось, когда ты вернешься! Не будет у меня пациенток, ничего не будет! Мне только и останется, что слезы лить! Все, точка! Когда я напиваюсь, на душе становится легче. Или ты думала, что я порхаю по жизни, как бабочка? Я страшно тоскую по моему Полю. У нас с ним была настоящая любовь, только короткая, он не успел мне даже ребенка сделать…

Рослая южанка вытерла слезы, всхлипнула и шмыгнула носом. Ее вид вызывал жалость. Анжелина приобняла ее за плечи.

– Я разделяю твое горе, Магали, но сможешь ли ты оставаться в профессии, если станешь искать утешения в спиртном, особенно таком крепком, как абсент? Брат Эд, больничный монастыря, рассказывал, что абсент настаивают на травах, которые опасны для психики. А если вспомнить, что утром ты пила вино…

– Это все из-за тебя! Только я тебя увидела у своих дверей, красивую, богато одетую, как сразу подумала, что теперь у меня начнутся неприятности, что ты спросишь, какого рожна я сюда приехала. А ты разговариваешь по-доброму, предлагаешь практиковать в своем диспансере… Я не знала, что и думать. А потом приходит пациентка и требует, чтобы ты тоже осталась, как будто я ничего не стою!

– Магали, опомнись! В городе о тебе говорят только хорошее. Ты помогла родиться десятку малышей, и все они в полном здравии.

– Но тут появляешься ты, и я понимаю, что все пропало!

– Зря ты так думаешь! Возьми себя в руки, свари кофе или просто выпей пару стаканов воды и скорее возвращайся к пациентке. Ребенок уже на подходе. Ты должна была это увидеть, ведь шейка матки уже открылась!

– Я сама не помню, что я видела. Я была вся на нервах, ведь ты стояла рядом, когда я ее осматривала! – оправдывалась Магали.

В ту же секунду из гостиной донесся пронзительный крик. Анжелина схватила подругу за руку и потащила за собой в комнату.

– Что случилось? – спросили они хором.

– Мне хочется тужиться, не могу сдержаться! – простонала Жаннетта, которая сидела на диване с задранными до пояса юбками.

– Прошу вас, позвольте мне вас осмотреть! – сказала ей Анжелина.

– Если младенец уже в родовых путях, я поставлю Деве Марии свечку! – воскликнула вторая повитуха.

– Можешь прямиком бежать в церковь! – со смехом откликнулась Анжелина. – Я ощущаю головку, волосики. Еще немного усилий, и малыш родится! А я скажу, что никогда не видела таких быстрых и легких родов! Настоящее чудо!

Радость оказалась несколько преждевременной: малыш появился на свет только через час. Магали сообщила супругу роженицы, как обстоит дело, и он решил не уезжать. Теперь Антуан сидел на крылечке, изнывая от беспокойства. И вдруг из дома донесся тоненький крик, а потом возгласы радости и смех. Забыв про все на свете, он вскочил и вбежал в дом.

– С моим пареньком все хорошо? – крикнул он.

– У вас родилась прекрасная дочка! – объявила Анжелина, показывая ошеломленному папаше симпатичного младенца с белокурыми волосиками и розовой, нежной как шелк кожей.

– Девочка? Diou mе́ damnе́![10] И на что она мне? – вздохнул фермер, но глаз от миниатюрного создания, размахивающего малюсенькими кулачками, отвести не смог.

– Мсье Антуан, по доброте Господней роды у вашей супруги прошли благополучно, она на удивление быстро дала жизнь этой прелестной малышке! Дочка – это подарок Небес. Она будет помогать вашей Жаннетте по хозяйству, на кухне и в саду. Ой, смотрите, она открывает глазки!

Завернутый в белое полотенце младенец поднял крошечные веки и посмотрел на мир серовато-голубыми глазками.

– Хотите подержать ее? – предложила Магали, которая наблюдала за происходящим. Опьянение как рукой сняло, и теперь она смотрела на дитя с такой гордостью, словно сама произвела его на свет.

– Я и не знаю, как это делается!

– А вы попробуйте, – не сдавалась Анжелина. – Отцы редко позволяют себе насладиться этим счастьем – покачать своего малыша, а жаль!

Молодая женщина готова была расплакаться – до такой степени ее растрогало восторженное выражение лица Антуана. Приняв малышку из рук повитухи, мужчина прижал ее к груди и, задыхаясь от радостного волнения, стал разглядывать.

«Будет ли Луиджи так радоваться нашему ребенку? – спросила себя Анжелина. – Думаю, он был бы рад, если бы родилась девочка, и я сама желаю этого всей душой. Пусть это будет прелестная девочка! Я назову ее Адриеной в честь мамы!»

Было уже начало второго, когда Анжелина вышла из дома Магали и направилась к городу. Она шла по обочине дороги, в тени ясеней, и на душе у нее было светло. Дома, на улице Мобек, она расскажет Луиджи, как легко прошли роды у жены фермера, чтобы он меньше тревожился о ней. Потом она зайдет в диспансер и откроет все окна: Магали Скотто обещала завтра прийти его осмотреть, а Жаннетта вместе с малышкой должна будет приехать через месяц на осмотр. Роженица и ее супруг уже выбрали для дочки имя – Мари, в честь Пресвятой Девы, которая, по их убеждению, сохранила жизнь и ребенка, и матери.