Ангелочек. Дыхание утренней зари - Дюпюи Мари-Бернадетт

– Мы будем еще осторожнее, моя прелесть. Но отказаться от тебя я не могу! Неужели ты таким образом даешь мне понять, что нам нужно перестать видеться? Прошу тебя, Леонора, не надо! Какое странное утро! Сначала ты рассказываешь мне о «делательнице ангелов», а потом заводишь речь о том, что и мы рискуем зачать дитя… Боже мой! Но ты ведь не можешь после двух месяцев встреч… Ты ведь говоришь мне все это не с какой-то тайной целью? Ты же не собираешься совершить эту гнусность сама? Я никогда тебе не позволю! Если понадобится, ты возьмешь развод, я женюсь на тебе и…

Он запнулся. Супруга Гильема мягко высвободилась из его объятий и, удовлетворенно улыбнувшись, сказала:

– Моя кормилица еще там, на Реюньоне, научила меня некоторым очень полезным приемам, так что можешь не бояться, я не беременна и делаю все необходимое, чтобы не рожать третьего ребенка. Сначала вынашивать его девять месяцев, а потом терпеть адские муки при родах – мне это не доставляет никакой радости.

Она обняла судью за шею, поцеловала в губы и продолжала сладким голосом:

– Но мне хотелось узнать твое мнение. Ты – достойный во всех отношениях мужчина, и я восхищаюсь тобой! Мало кто в подобной ситуации предложил бы своей любовнице развестись и выйти замуж повторно… Прости, что растревожила тебя. Так глупо с моей стороны! А это означает, что я заслужила наказание, а ты – маленькую компенсацию…

Леонора соскользнула вниз, прижимаясь к нему всем телом, встала на колени и расстегнула ему ширинку. На прошлой неделе она отказалась сыграть с ним в эту эротическую игру, которую, по его собственному признанию, судья обожал. Задыхаясь от нетерпения и восторга, он сжал ее голову ладонями, словно боясь, что она передумает. Закрыв глаза, он застонал, отдаваясь во власть этой привлекательной изменщицы и ее приправленной пороком чувственности.

– Моя козочка, моя прелесть! – выдохнул он по истечении пары минут. – Я люблю тебя! О, как я тебя люблю!

Не прошло и десяти минут, как Леонора Лезаж легко запрыгнула в тильбюри. Николь с невозмутимым видом держала в руках поводья. Черный мерин, казалось, дремал под оглоблей, понурив голову.

– Едем, Николь! – приказала Леонора, проверяя взглядом содержимое корзин у ног служанки. – Нам пора быть дома!

– Смотрите-ка, кто идет, – шепнула ей горничная. – Жозеф де Беснак, муж повитухи!

– Ах, этот! В своем цыганском наряде он просто смешон! Но ничего, недолго ему осталось так глупо улыбаться.

– Лишь бы вышло по-вашему, мадам!

Николь оставила свое мнение при себе. Она находила этого длинноволосого мужчину в просторной белой рубашке, сером рединготе и сапогах для верховой езды очень даже привлекательным. Противоречить хозяйке не входило в ее планы, поэтому она промолчала.

На дороге из Сен-Лизье в Сен-Жирон, в тот же день, в то же самое время

Анжелина оделась и причесалась с особой тщательностью: рыжие волосы собрала в тугой узел, надела платье из коричневого бархата, на плечи накинула кашемировую шаль. Минут пять, не меньше, она уже простояла у двери незнакомого дома. По совету Розетты и Луиджи она все же решилась нанести визит вдове Берар, акушерке, чье появление в окрестностях городка так ее встревожило.

«Я уже дважды стучала. Наверное, никого нет дома», – сказала она себе и повернулась, чтобы уйти.

Но, для очистки совести, постучала в третий раз. В глубине недавно построенного дома с зелеными ставнями, стенами, покрытыми штукатуркой бежевого цвета, и с чахлым розовым кустом у порога как будто послышались шаги.

– Иду! Иду! – произнес голос с южным акцентом, который показался Анжелине знакомым.

Громыхнул засов, и входная дверь распахнулась. Перед Анжелиной стояла высокая женщина с черными кудрями, черными глазами и смуглым лицом. Несколько секунд женщины молча смотрели друг на друга.

– Магали! Магали Скотто! – вскричала посетительница.

– Анжелина Лубе! Я знала, что ты придешь, – произнесла хозяйка дома. – Входи, не стой на пороге.

Узнав в конкурентке свою соученицу, с которой познакомилась в Центральной больнице Тулузы, Анжелина вздохнула с облегчением. Однако удивлению ее не было предела.

– Магали Скотто! Надо же! – воскликнула она. – Кто бы мог подумать! А мне все расхваливали какую-то вдову, мадам Берар! Я и представить не могла, что увижу тебя здесь, в Арьеже.

– Давай выпьем по капельке за встречу, – предложила бойкая уроженка Прованса. – Насчет вдовства – это правда. Я работала не покладая рук с тех пор, как мадам Бертен выпроводила меня из больницы. Вот противная была баба!

Анжелина с улыбкой кивнула. Главную акушерку, отвечавшую за обучение учениц, в число которых входили три года назад и они с Магали, забыть было невозможно. Магали Скотто довольно-таки скоро указали на дверь: эта достойная уроженка юга отличалась вспыльчивым нравом, была остра на язык и не признавала никаких авторитетов.

– Если я правильно помню, ты доучивалась в другой акушерской школе?

– Так и было! После Тулузы я вернулась в Марсель, в родные края, получила диплом акушерки и между делом вышла замуж за санитара по имени Поль Берар, – рассказывала Магали. – Я сразу в него влюбилась, и он в меня тоже.

Молодые женщины вошли в тесную кухоньку. Там неприятно пахло пережженным жиром. По крайней мере, для гостьи в ее состоянии запах показался тяжелым. Магали Скотто достала из буфета бутылку красного вина и два стакана.

– Давай сядем в гостиной, где я принимаю пациенток, – предложила она.

– Если можно, я охотнее выпила бы воды, – попросила Анжелина.

– А ты совсем не изменилась! Все такая же деликатная… Я и правда рада тебя видеть. В Марселе я рассказывала про подругу с глазами цвета фиалки, но мне никто не верил, говорили, что это я присочинила. Да ты садись, садись, мои стулья достаточно хороши и для мадам де Беснак!

– Значит, тебе рассказали о моем замужестве?

– Первая же пациентка! Схватки на протяжении двадцати часов – у нас, как ты понимаешь, было время поболтать. Но я отвлеклась. Так вот, я оказалась тут неслучайно. После смерти моего бедного муженька как-то раз я встретила доктора Коста, того, что так по тебе сох, а потом…

Магали залпом осушила стакан. Анжелина к своему не притронулась, рассчитывая получить немного воды, как только коллега найдет для этого свободную минутку.

– Ты не спросишь, от чего умер мой муж?

– От чего?

– Утонул! Пошел поплавать и утонул! Господи, как я плакала! Только представь, ему было всего тридцать шесть, и плавал он как рыба! Мне снова нужно было искать работу. Я собрала чемодан и отправилась в Тулузу, где попросила мадам Бертен найти мне место, пусть даже в яслях. Тогда-то я и встретилась на улице с доктором Костом. Он рассказал мне о твоей удаче, что ты вышла замуж за богача голубых кровей, ни больше ни меньше, и что вряд ли ты будешь теперь практиковать… Благодаря супругу у меня было немного денег, и вот я приехала сюда. И что же? Монахини местной больницы встретили меня с распростертыми объятиями, потому что ты к тому времени уже отправилась в это свое паломничество. Они подыскали для меня этот вот дом и стали присылать пациенток. И знаешь, Анжелина, в этих краях женщины рожают на удивление легко! Платят акушерке, конечно, не бог весть сколько, но зато и работы немного.

– Тебе просто повезло, Магали. У меня в течение двух месяцев было несколько тяжелых родов.

Обе по-настоящему любили свою профессию, поэтому последовал оживленный обмен впечатлениями и опытом. И все же у Анжелины оставался еще один животрепещущий вопрос, который она поспешила задать, едва закончив свой рассказ о Коралии Жаке, умершей при родах прошлой осенью.

– Ты у кого-нибудь обо мне спрашивала? Заходила на улицу Мобек, где у меня диспансер?

– Нет! Монашки сказали, что не знают, когда ты вернешься. А я и не хотела поднимать шум вокруг своей особы. Видишь ли, я боялась, что ты, когда про это узнаешь, рассердишься. Конкуренция – обычное дело даже между акушерками.