Ловелас - Любовь Федорова

- Я отдал твоей девчонке в залог много, очень много, но я взял в обмен тебя. Если она причинит вред Беренике, она поплатится твоей жезнью прямо здесь и сейчас. Этого она делать не станет, можешь мне поверить.

- Тебе я уже вряд ли поверю когда-нибудь, - отвечал Май.

Маддалена, мысли которой Май за пределами пентаграммы не слышал, разыгрывала какую-то пантомиму. Она подобрала с земли оброненный Береникой лунный коготь, настрогала в ладонь мыла с обозначающего превращения куска, и показывала теперь на себя, на Мая, на Пелерина, на мыло, и манила рукой, очевидно, пытаясь показать, что если не выходит подойти одному, надо сделать это вместе с Пелерином, только чтобы он на нее не смотрел.

Такая задача показалась Маю проще.

Он попробовал потеснить мастера, тот осклабился и повторил:

- Не пущу!

Маддалена выбросила мыльную крошку из пентаграммы в их сторону.

- Убью гада, - сказал Май и сделал не очень честный выпад.

Пелерин отпрыгнул, выкрикнув:

- Поздно! Перемену Мест это уже не остановит!

Прикинуться, что потерял голову от гнева, Маю было по способностям. Пелерин доверчиво посторонился от сумасшедшего полета стали перед собственным носом, сделал последний необходимый шаг назад, вдруг заскользил, как гусь на льду, взмахнул руками, тщетно стараясь удержать равновесие, и навзничь рухнул в траву.

Май моментально перескочил через него и успел оказаться на своем месте рядом с колдуньей прежде, чем Пелерин опомнился и смог бы помешать.

- Выкини отсюда эту... что она разлеглась тут? - сказала Маю Маддалена, указывая на начавшую шевелиться Беренику.

Май без церемоний выкатил подругу Пелерина за магическую черту.

Пелерин тем временем остервенело вытирал о траву подошвы сапог: оказалось, что он шагу не может ступить без того, чтоб не поскользнуться и не упасть. Проку от его стараний было немного. Какая-то пакость, учиненная Маддаленой при помощи мыла, пристала к нему намертво. Наконец он догадался снять сапоги и бросился к своей пентаграмме босиком.

Май видел (хотя и нельзя было этого глазами видеть из замкового сада), что растворяются и дрожат уже не только контуры гор, но и окраины долины, те самые белые фермы и зеленые пастбища. Видел, что Маддалена сосредоточенно ищет выход, и что ее собственной Силы на откат сотворенного Пелерином не хватает, и время упущено. Видел тихий ужас Юргена Юма, который более не ждал Мастерский Совет, а просто вслух ругался в своей комнатке в Грааге.

В довершение всего, в лицо Маю бросило пригоршню теплой пыли. Май даже испугаться не успел. Пропали деревья вокруг. Солнце, плавя воздух и землю, касалось краем непривычно близкого и словно льющегося в раскаленном воздухе горизонта. Текли зыбучие пески, кипящим золотом горело небо, а предзакатная пустыня была настолько красна, что глаза жгло от ее кроваво пылающего света. С горячим ветром летел, обволакивая все вокруг, мельчайший белый песок, напоминающий на ощупь пудру.

Окликнув мысленно колдунью, Май разглядел ее спокойное упрямство. Мастер Перемены Мест делал свою работу - менял одно с другим местами.

Маддалена тоже делала, что умела - рушила чужие магические построения.

Пустыня мигнула и исчезла. Вместо бескрайних песков колдунью и Мая окутала синяя снежная мгла, и ветер застонал и завыл в поднебесье, словно идущая по горячему следу свора Дикого Охотника. Опять перемена не напугала, а успела только удивить. Сместились ребра, на которых натянута кожа мира, и вот они снова в саду: Маддалена зябко ежится, а Май брезгливо отряхивает в одежды перемешанную со снежным крошевом посеревшую пустынную пыль.

Но прежде, чем они были брошены в третье путешествие - туда, где смертоносные поляны и отравленное озеро, - Маддалена сделала то обещанное, чего от нее не ждали ни Бернгар Пелерин, ни Юрген Юм, ни, подавно, профан в колдовских делах Май.

Она дернула Юма за ниточку взятого у него заклада. Юм в своей каморке схватился за голову и с воплем повалился на пол. От заклада Маддалене нить повела к его цеховому закладу, и начал распутываться пестрый клубок закладов всех посвященных в Цеховые Мастера магов. Сколько их было несколько десятков или несколько сотен - Май не смог бы сосчитать. Каждый должен был долю своей Силы Цеху, каждый подчинялся залогу, каждый платил за возможность существовать частью своего могущества. И все эти кусочки посыпались на защиту Туманного Пояса, словно стофларовые монеты из прохудившейся рогожи: две-три выдержать ничего не стоило, сотню уже трудно, тысячу - невозможно.

Плавно погасли колебания воздуха; горы выдохнули гулкую пустоту и не вобрали ее в себя снова; золотые ручейки Силы, исходящие от пентаграммы Пелерина, подергались судорожно и зачахли. Сам колдун лежал, придавленный гнетом чего-то невидимого, но ощутимо тяжкого, а рядом ползала на четвереньках еще не совсем пришедшая в себя Береника.

Колдовство напоследок полоснуло по глазам невиданным светом и тоже исчезло. Май с Маддаленой провалились в плещущее обрывками несбывшихся заклятий вечернее небо, и вновь оказались в домике на перевале.

- Ай-яй, - сказала Маддалена. - Кажется, я перестаралась. Кажется, Цех меня сейчас поймает.

И села на пол.

Май постоял, оглядываясь. Потолок не двигался, пол не качался, стены не дрожали расплывчатым маревом. Он медленно осознавал, что колдовские напасти благополучно миновали. Хотя, честно признаться, он так и не понял окончательно, сон это был или явь.

Мироздание держалось прочно, что твой гвоздь.

Еще мгновение он сомневался, стоит ли делать то, что ему хочется. Потом опустился на колени, обнял колдунью и сказал:

- Умница, ты все сделала правильно. Только так и можно было.

вымазанной в золе рукой Маддалена отерла сбежавшую с виска капельку пота, положила Маю руки на плечи и чуть покривила краешком рта:

- Спасибо, утешил.

* * *

С Бернгаром Пелерином и его колдовством было покончено. За окошком сгущались сумерки, и темный нетопленый дом начал оживать. На втором этаже зазвучали вдруг шаги, скрипнула дверь мастерской. С хрустальным звоном отворялись зеркала, впуская в жилище Юма посетителей.

Маддалена и Ипполит Май сидели на полу, прижавшись друг к другу.

- ...теперь-то вам очевидно, что всегда необходимо иметь резерв мастеров, чтобы затыкать подобные дыры, - рассудительно вещал сверху кто-то неповоротливый и грузный, и под его поступью страдальчески скрипели деревянные ступени.

- Вот уж не знаю, мастер Пеш, - отвечал старческий тонкий голос, что лучше: два мастера вразнобой, или один, но всюду не поспевающий.

- Поздравляю вас, барышня, - вкрадчиво промолвил некто третий, кого не было видно, но при чьих словах ярко вспыхнул в камине огонь. Воистину, никогда нельзя знать заранее, где обретешь помощь. Вы спасли репутацию Цеха, и, даже не побоюсь сказать, самый Цех...

Маддалена с Маем расцепили руки, и Май помог колдунье подняться. Она стояла, выпрямившись и гордо откинув голову, а навстречу ей спускался из зеркальной комнаты Мастерский Совет.

- Я рада, что сумела вам помочь, господа, - звонко произнесла она, но Май почувствовал, как ее пальцы железной хваткой впились ему в локоть. Она опять готова была драться, отстаивая свой Дар, хотя шансов теперь у нее не было почти никаких.

- Успокойтесь, госпожа Беган, никто вам не припомнит старого, увидев ее настороженность, вновь проговорил человек с лисьими глазами, появившийся третьим. Он обошел большого толстого мага, который спустился наперед всех, и оказался возле Маддалены. - Мастер Юм поставил нас в известность о данном вам обещании, и Цех согласен исполнить его. Но с единственным условием...

Маддалена вытянула шею.

- ...Вы должны внести цеховой заклад и принести присягу.

- То есть, - как бы не веря собственным ушам, проговорила Маддалена, - вы меня принимаете в Цех?..

- Грех было бы такие способности пускать по ветру, - улыбнулись Маддалене лисьи глаза Магистра, и остальные колдуны важно закивали. - А сейчас позвольте нам откланяться. Необходимо закончить с отступником.

Они цепочкой прошли сквозь комнату и исчезли за входной дверью, направившись в ледник.

Май с Маддаленой переглянулись и дружно посмотрели им вслед.

Их застолье протянулось далеко за полночь: Май, Юрген Юм, Маддалена и серенький, в серой одежде, ничем не примечательный Мастер Истинного Прозрения Сэд Сэливан, прозванный Нам Тиброй, на которого Май, наслушавшись о его делах, смотрел с неподдельным интересом.

На кухне колдуна в горшке поспела затеянная Маддаленой каша, хозяин дома разжился в Грааге свежим сыром, виноградом, жареной индейкой и тремя бутылками хорошего южного вина. Было у них эдакое простецкое застолье, где нет ни особых кушаний, ни изысканных речей. Но Маю нравилось. Как-никак, он тоже был герой. Помог сразить оттупника и был теперь свободен от выполнения каких-то обязательных, свершаемых по велению судьбы, поступков - словно его из клетки отпустили.