Ловелас - Любовь Федорова

- Нет.

- Тогда пойдем.

Перезвон колоколов становился все явственней, органные трубы повторяли свою мелодию громче; солнце, лучи которого, от того, что проходили сквозь лед, становились желтого, голубого и ярко-синего цветов, играло в зеркальных стенах и ледяных колоннах мириадами оттенков, преломляясь, словно в граненом хрустале. Звеня стеклянными подковами о лед, из сумрака в фиолетовом гроте появилась крылатая лошадь, белошкурая и белоглазая, проводила их взглядом, кивнула головой, взмахнула крыльями и исчезла. Стайка белых белок с дымчатыми полосками вдоль спинки и с крошечными бубенчиками на шеях несколько раз перебегала им дорогу. Белые голуби с мохнатыми лапками ворковали над их головами на прозрачных арках.

Сколько времени они потратили на поиски выхода, Май не знал. Дело было плохо - он не мог сопротивляться. Он не чувствовал ни холода, ни времени, ни страха. Только неприятную обреченность: случилось то, что случилось; зря, конечно, он все это допустил, но ничего теперь не исправишь.

В один прекрасный миг он просто сел на показавшийся ему подходящим кусок льда, и Маддалена пошла дальше одна. Кажется, он сказал ей перед этим, что они ходят в ледяном лабиринте по кругу и предложил проверить, встретятся ли они, если он останется, а она продолжит путь. Маддалена грустно посмотрела на него, ничего не сказала, побрела прочь и вскоре исчезла за поворотом.

Музыку ледника создавал талантливый композитор. Выстроенные им гармонии были безупречны, чувства вкуса и меры не изменили ему ни разу, и, при этом, музыка его не была суха; напротив, она казалась нежной и очень красивой. Она опутывала мысли, сковывала неугодные для нее движения тела, подчиняла себе разум и заполняла пространство вокруг почти видимой, осязаемой аурой своего совершенства.

Май уже ничего не имел против такого колдовства. Оно ему даже нравилось. Где-то на самой грани памяти и сознания он угадывал, чем для него может окончиться любование ледяной гармонией, но ему _хотелось думать_, что смерть приходит за человеком не так.

Хозяин появился перед Маем из ниоткуда. У него были совсем светлые, но не седые волосы, высокий лоб, прищуренные серо-голубые глаза-льдинки, и очень бледная кожа. Длинная белая одежда с оторочкой из шкурок песца делала высокую фигуру еще выше. Колдун пошевелил бесцветными губами, что-то Маю сказав.

Май и ответил бы ему, только не мог. Слова нарушили бы музыку, которая давно звучала не вне, а в голове Мая. Она стала частью его, он слился с ее совершенными звуками, поэтому не в состоянии был ни слушать, ни говорить.

Колдун поводил у него перед лицом ладонью, снова что-то произнес, и гармония взорвалась. Лавина хрусталя и льдинок разлетелась в ушах Мая оглушающим диссонансом, а перед глазами засверкали фиолетовые искры. И тут колдун влепил Маю такую пощечину, что тот едва не упал на скользкий пол. Май сразу понял, что продрог не то, чтобы до костей, а вообще уже ни рук, ни ног у него как бы нет.

- ...я еще в своем уме, чтоб уследить, кто ходит через перевал, расслышал Май слова, обращенные к нему.

- Вас называют ч... черным колдуном... в насмешку? - стуча зубами, поинтересовался Май ни к селу ни к городу у этого бледного типа.

Колдун высокомерно вздернул подбородок.

- Я Юрген Юм, законно практикующий маг. Я состою в Старшем Цехе и являюсь Мастером Магии Зеркального Ключа. Называть меня черным колдуном, по меньшей мере, невежливо, молодой человек. Ибо это прозвание ругательное.

Май с трудом распрямлял застывшие ноги; встать со льдины пока у него не получалось. Все тело сводила судорога, в ушах звенело. Но Май, тем не менее, сказал:

- Прошу простить великодушно, но вашим именем... кажется... пугают детей в долине...

Колдун взял его за локоть, решив, что разговор этот затеян с ним не от большого ума, и рывком поставил Мая на ноги.

- Идемте, - сказал он. - Вам нужно поблагодарить вашу спутницу. Она освободила вас, уничтожив плоды трех месяцев моей работы.

- Она колдует? - удивился Май. По краю сознания проскользнула мысль: чтоб честно заработать деньги в Котуре, _эту_ колдунью, кажется, надо убить...

- И очень неплохо, - отвечал колдун. - Она разбила пять моих замкОв из семи, хотя могла бы просто уйти, ничего мне здесь не нарушая. Правда, тогда бы я про вас не узнал.

Юрген Юм вывел Мая из ледяного лабиринта сначала в полутемный снежный, потом в темный земляной. Он открыл низкую деревянную дверцу, и Май переступил порог деревенского, на вид, дома. Наверное, дом этот по самую крышу был занесен снегом, потому что за маленьким плохим окошком виднелась только подсвеченная слабым светом муть, а освещением большой комнате служил очаг и две масляные плошки на подставке над развернутой для чтения книгой.

Маддалена сидела с ногами на лавке подле стола, завернутая в огромный овчиный тулуп. На столе перед ней стояла большая глиняная кружка и бутыль с тряпочной затычкой, полупрозрачная жидкость внутри которой навела Мая на определенного рода воспоминания. Колдун вытащил тряпочку, щедро плеснул жидкости в кружку и сунул пойло Маю в руки. Сивушный аромат пошел по всему дому. Судя по блестящим глазкам Маддалены, она этого элексира уже отведала.

- Не бойтесь, не отрава, - ободрил Мая колдун. - Его варят внизу в деревне, и он бывает полезен, когда кто-то заблудится в снегах.

Стукнув зубами о край кружки, Май одним глотком вылил в себя ее содержимое и некоторое время стоял с открытым ртом, чтобы восстановить дыхание. Средство было смертельно крепкое, но действенное. Тепло ему стало почти сразу.

Повернув за плечо, колдун подвел Мая к скамье и усадил рядом с Маддаленой. После чего Юрген Юм решил, что настало время провести расследование.

- Итак, - сказал колдун, - теперь объясните мне, кто вы такие и как вы попали ко мне в ледник?

- Я Маддалена Беган из Обежа, - скромно сказала Маддалена.

Колдун приподнял одну бровь - имя было ему известно.

- Ипполит Май, - сказал Май, - путешественник.

Вторая бровь Юргена Юма поползла кверху вслед за первой. Медленно переведя взгляд с Маддалены на Мая, колдун взял единственную на троих кружку, налил туда своего горлодера и с бульканьем хлебнул. Посмотрел на Мая снова и отхлебнул еще. После чего потер переносицу и уставился в заросший паутиной темный угол.

- Как поживает ваша драгоценная матушка? - спросил он. - Она здорова? Надеюсь, у нее все благополучно?

Май открыл рот, закрыл, и на несколько секунд прижал пальцы к губам, чтоб не сказать чего зря. Ему было тогда лет шесть-семь, но этого человека он сейчас вспомнил...

Сколько жил, Май боялся, что кто-нибудь из близких друзей его матери однажды скажет ему: да ты же сын шлюхи. И Маю придется этого человека убить. Потому что... Потому что, во-первых, нравы общества не всегда соответствуют требованиям чести. А, во-вторых... Истина, бесспорно, существует в мире, но ведь не обязательно произносить ее вслух?..

Шанс услышать именно эти слова от колдуна у него сейчас был. И еще какой шанс.

Но колдун ничего такого не сказал.

- Не обессудьте, я живу здесь один и гостеприимством никогда не был знаменит... - проговорил он. - Я могу вам предложить лишь свой убогий завтрак и постель.

Хозяин выставил на стол горшок с вареной рыбой, подсохшие кусочки сыра на треснувшей тарелке, хлеб и воду.

Маддалена оживилась, она была голодна. Маю после встречи с оборотнем и блужданий в леднике еда в глотку не шла. Ему казалось, что он не был пьян; деревенское зелье только слегка приглушило его беспокойство.

Май стал осматривать жилище: на верстаке в темном углу оборудование для алхимических опытов - дорогая стеклянная посуда, покрытая паутиной и пылью; внизу толстые фолианты стопками лежат на полу; пол подметен наполовину, веник брошен под окном; на краю стола разлинованая для записи нот бумага, песочное сито, чернильница, отточеные перья...

Двадцать пять лет назад колдун был молод, печален, довольно-таки красив, но безденежен, и, кроме того, он не боялся выглядеть смешным - Май рассудил это потому, что бедолага совершенно не скрывал своих чувств. А быть романтичным и влюбленным, и тем более, признаваться в любви, тогда было не в моде чуть ли не более, чем сейчас. И вот, над ним смеялись. Он этого не замечал и твердил слово "любовь" - смешное и немодное... В общем, Май решил на эту тему с Мастером Магии Зеркального Ключа не заговаривать. Кто знает, что о тех временах хранит память этого человека: плохое или хорошее?

- Матушка оставила сцену четыре месяца назад, - счел нужным сообщить Юргену Юму Май. - Теперь она будет заниматься семьей.

Колдун только кивнул: он тоже не хотел ворошить прошлое. Кажется, ему все было понятно. Между ними настало молчаливое согласие.

Кровать в доме у колдуна оказалась одна, а спальня устроена так, что иначе, нежели вместе, спать не ляжешь. Впрочем, Маддалена устала, была пьяна и засыпала просто стоя. Да и Май тоже. Он мог не спать по трое суток, но не в таких бредовых условиях, как сегодня.