Книга о самых невообразимых животных. Бестиарий XXI века - Каспар Хендерсон

Можно предположить, что на протяжении всей человеческой истории люди боялись разных монстров. Некоторые из этих монстров, особенно в древности, были реальными и очень опасными животными. Других мы отнесли бы сейчас к категории воображаемых: например, существа, имеющие черты настоящих животных, но при этом фантастические или сверхъестественные – полулюди-полуживотные, гиганты и химеры. По мере того как человек отвоевывал себе все большее пространство на планете, охотившиеся на человека или конкурирующие с человеком за пищу животные постепенно вымирали. Из немногих оставшихся большинство сейчас находится на грани вымирания и скорее требует заботы, чем внушает страх. Даже последние дикие львы в Африке, вероятно, исчезнут в ближайшие несколько десятков лет. Самый опасный зверь для человека в настоящий момент – без сомнения, сам человек. Возможно, это и всегда было так. Но, как бы там ни было, наши представления о чудищах постоянно меняются, и наши страхи воплощаются в разных формах.

За 100 лет до появления «Чужого» писатель-эссеист Ричард Джеффрис описывал эмоции, схожие с теми, которые, вероятно, испытывают зрители фильма, – Ричард, правда, наблюдал настоящее, хотя и не известное ему на тот момент, животное:

Как удивительны, необычны и непонятны существа, выловленные из морских глубин! Рыбы искаженных очертаний, мертвенно-бледные каракатицы, ужасные существа в форме угрей, ползающие гады с панцирями, чудища, похожие на сороконожек, – всякие мерзости шокирующего вида.

Этот отрывок, как это ни странно, взят из книги Джеффриса «История моего сердца» (The Story of my Heart, 1883), книги мемуаров, в которой писатель описывает чувство трансцендентного блаженства и цельности, которые ему посчастливилось испытать среди холмов графства Уилтшир в годы детства и юности. В этом необычном произведении Джеффрис пытается найти новые слова для описания жизни души – умственных процессов, которые, по его убеждению, выходили за рамки религиозных или научных представлений того времени. «Мир настолько больше, чем все, что мы когда-либо могли вообразить», – с энтузиазмом рассуждал он. Но был какой-то надлом в этом чувствительном человеке. Его роман 1885 г. «После Лондона» (After London) описывает, как чудовищное наводнение уничтожило значительную часть населения Земли, а на месте Лондона вновь раскинулись болота и леса. Может быть, Джеффриса отталкивал слишком быстрый процесс индустриализации и урбанизации, происходивший на его глазах, и он видел в последних открытиях подтверждение своим страхам{14}. Экспедиция «Челленджера» 1872–1876 гг. обнаружила более 4000 новых видов морских животных, обитающих на глубинах, где, как считалось прежде, нет жизни. Но если многие современники Джеффриса, особенно ученые, черпали вдохновение в этих открытиях, для него это были только «жалкие и безобразные» создания, чужие и лишние в нашем мире.

Окончательное решение виделось как небольшой шаг в направлении Генерального плана Ост, в ходе которого планировалось уничтожить десятки миллионов славянских и других народов Восточной Европы.

Пораженные, мы наблюдали, как гигантский огненный шар взмыл вверх, словно метеор, летящий от Земли, а не из космоса, и начал активно набирать высоту, пробираясь сквозь белые облака. Это был уже не дым, и не пыль, и даже не облако пламени. Это было живое существо, новый вид, рожденный прямо перед нашими ошеломленными взглядами.

Возможно, Герман Мелвилл, представитель предшествующего Джеффрису поколения, оказался более проницательным. В его романе «Моби Дик» гигантский белый кит сначала предстает монстром. Однако постепенно становится ясно, что настоящую опасность представляет одержимость капитана Ахава, стремящегося во что бы то ни стало поймать кашалота. Для Лоуренса в 1923 г. символизм «Моби Дика» был очевиден: «маниакально целеустремленный капитан и три исключительно практичных помощника [а также команда моряков из самых разных “неевропейских” рас]… И все принимают участие в сумасшедшей, по-настоящему дикой гонке… Америка!» Их корабль «Пекод» символизирует американскую душу, а ужас, внушаемый белым китом, считает Лоуренс, – это рок нашего «белого времени», индустриальной эпохи Европы и Северной Америки: «Этот ужас нашего времени! Это наша цивилизация на всех парусах мчится задним ходом».

Некоторые современные критики находят эту аналогию слишком грубой. Но нельзя забывать, что Лоуренс писал текст вскоре после окончания Первой мировой войны – «всемирного фестиваля смерти», как назвал ее Томас Манн, когда европейцы стали убивать друг друга в масштабах, сравнимых лишь с уничтожением европейцами аборигенных народов в предыдущие десятилетия. Что бы там ни говорили о благах западной цивилизации, ее темная сторона в полной мере проявила себя через 22 года после этих слов Лоуренса, когда было изобретено ядерное оружие. К тому времени европейцы уже практиковали невиданные до того массовые убийства. Но атомная бомба оказалась следующим опасным шагом: величайшее достижение западной науки позволило уничтожать десятки и даже сотни тысяч людей за доли секунды. Человечество само создало нового монстра. Уильям Лоуренс, официальный репортер на борту самолета, сбросившего атомную бомбу на Нагасаки примерно в одиннадцать утра 9 августа 1945 г., писал:

Через 15 лет США располагали ядерным арсеналом, достаточным, чтобы уничтожить Нагасаки миллион раз. (Советский Союз несколько отставал от Америки на тот момент, но в конце концов догнал и обогнал ее.) Угроза использования атомного оружия стала частью повседневной жизни в ту эпоху и имела много открытых сторонников среди военных, таких как Кертис Лемей. Вот уж действительно нечто, способное, по пророческим словам Мелвилла, «воткнуть нам нож в спину, мечтая нас уничтожить».

Максимального размера атомный арсенал США достиг в 1960 г. На тот момент он был эквивалентен 975 714 бомбам «Толстяк», сброшенным на Нагасаки (21 килотонны) или 1 366 000 бомбам «Малыш», сброшенным на Хиросиму (15 килотонн). Советский арсенал готовых к использованию бомб в 1960 г. значительно уступал американскому, но рос очень быстрыми темпами. Так, в 1964 г. он составлял 1000 мегатонн, около 13 % от общей мощности американского арсенала. В 1982 г. общая мощность советского атомного оружия на 75 % превосходила мощность, имевшуюся на тот момент в распоряжении США, но эти объемы были все равно меньше арсенала 1960 г. Самая мощная термоядерная бомба – «Царь-бомба» – была испытана Советским Союзом в 1962 г. и имела мощность 52 000 килотонн, то есть почти в 2500 раз мощнее «Толстяка».

Но хотя опасность была вполне реальной, она не поддавалась воображению. Классические монстры того периода – начиная от Годзиллы и заканчивая атомными муравьями из снятого в 1954 г. фильма «Они!» – сейчас кажутся столь же причудливыми, как более невероятные чудовища средневековых бестиариев, такие как Бонакон или Мантикора. Ужасы атомной войны, которую невозможно вообразить, но и нельзя исключить, были несоизмеримы с возможностями выразительных средств популярной культуры того времени.

«Атомный холокост, который большинство считает “невообразимым”, но не невозможным, судя по всему, представляет собой действие, которое мы способны совершить, но неспособны постичь» (Джонатан Шелл (1982)).

Сегодня по меньшей мере шесть стран ассигнуют ядерное оружие в таких объемах, которые далеко превосходят цели устрашения. Вместе с тем риск масштабной ядерной войны все-таки ниже, чем он был во время холодной войны, и вымышленные монстры отражают скорее другие наши страхи и беспокойства. Некоторые из них на самом деле никогда и не покидали нас. Так, чудовище из фильма «Чужой» (несколько версий которого было снято в период между 1979 и 1997 гг.) можно трактовать по-разному. Часто этот образ ассоциируется со страхом уязвимости человеческого тела в условиях продолжающегося загрязнения окружающей среды, использования пестицидов, пищевых добавок и появления вызванных человеческой деятельностью видов рака – страха того, что человек может мутировать и сам превратиться в монстра. В первое десятилетие XXI в. все популярнее становятся зомби, вампиры и другие существа, которые являются либо полулюдьми, либо ужасными человеческими мутантами. В какой-то мере их постоянный «голод» символизирует наши опасения, связанные с перенаселением и возможной нехваткой продуктов питания, с эпидемиями и даже глобальным потеплением. Именно то, что эти существа частично люди, и делает их столь страшными и интересными в наших глазах.

Зомби и вампиры, конечно, не единственное и далеко не новое воплощение человеческого представления о Зле. Например, в «Капитале» Карл Маркс пишет о капитализме как о вампире, питающемся кровью народа. Монстры из «Дороги» (The Road, 2006) Кормака Маккарти неотличимы от людей. В научно-фантастической литературе самые страшные монстры всегда частично люди. Это либо воплощения наших собственных самых больших страхов («Запрещенная планета» (Firbidden Planet, 1956), либо результаты или жертвы использования новейших технологий. Например, a фильме «Чужой: воскрешение» (1997) героиня Рипли сочетает гены человека и монстра, а в «Звездном пути» Борг – наполовину человек, наполовину робот. Даже в мозг мстительных генетически модифицированных свиней в книгах Маргарет Этвуд «Орикс и Коростель» (Oryx and Crake, 2003) и «Год потопа» (The Year of the Flood, 2009) вживлены ткани человека.