Дневники Обормотня - Альберт Джоуль

Ладно, правду говорит, чую. Но проверить стоило.

— Лен, ты это. Прости, но можешь сама тоже перекинуться? Не верю я, что ты так до сих пор лабрадором осталась. Не лабрадорский характер у тебя, от слова совсем.

Ленка опять шумно и раздражённо вздохнула.

— С чем пришёл, к тому и вернулся… закрой дверь с той стороны, снаружи тебе цирка хватит.

— Какой, к хвостам собачьим, цирк⁈ Просто поверь мне! Говорю же, ни разу ты не лабрадор! И не бульдог!

Ленка поняла, что проще будет сделать, что я прошу, и прогнать. Десять секунд — и вместо угрюмой, но симпатичной мордашки молодой студентки на меня смотрела кислая морда лабрадорихи. Почти.

— Лена-а? А глянь на уши?

Знахарка посмотрела в зеркало: всё верно, если в полнолуние у неё были висячие лабрадорские «лопушки», то теперь оба уха стояли торчком по-волчьи!

— Лен, ты начинаешь… волчиться! — довольно констатировал я. Теперь я точно знаю, что никакое здесь не «ца»! Да и знахарка тоже это поняла.

— То есть мне нужно было просто на тебя рявкнуть?

— Не рявкнуть, а выговориться! Думаешь, я сам про себя ничего не понимаю?

— Думаю, да. — Ленка слегка улыбнулась.

— Ну вообще-то да, но здесь очень даже понимаю! А если кто-то застрянет головой в бочке, или полезет к Фёдору…

— ЛЕНО-ОК! Готовься, там Виталик опять к Фёдору сунулся! — раздался снаружи голос деда Кости. Меня проводили взглядом, обещающим перцовую клизму и кастрацию «для спокойствия». А я пропустил носилки с нокаутированным задирой Виталиком, и пошёл смотреть, что творится дальше.

То, что Виталик тоже справится со своей жаждой драк, пару раз получив от дяди Фёдора, я был уверен. Но… в остальном в деревне царил хаос: счастливый Санька научил бегать по крышам и остальных «восторженных», а какой-то особо тяжёлый обормот уже пробил крышу у баб-Лёны. Забор красили два пёстрых разноцветных волчонка, периодически пшикая красками друг на друга: зубастая карикатура в стиле вандального граффити походила на стилизованный портрет… меня. Посмотрел чуть дальше, кажется, «портрета хозяина» удостоится каждый дом на улице…

— Э-ге-ге-ей! — Степашка верхом на Саньке проскакал в сторону леса. Кажется, я только что добился своего: волчья деревня ожила… но почему мне хочется не присоединиться к веселью, а заскулить и спрятаться от всего этого⁈ Надеюсь, вожак дома.

— Дед Кость, помогите! Как их остановить⁈ — крикнул я, ворвавшись в дом вожака. Старый волк хитро усмехнулся и прищурился:

— А зачем их останавливать? Вона, каждый кто во что горазд, как есть. Плохо что ль? Хорошо!

— Я серьёзно!

— Нет уж, Лёшенька, за что боролся, на то и напоролся. Ты думал, взрослые зануды из вредности да злобности всё запрещают? Думал, справился с одним обормотом, так и остальные такие же?

— Но вы же сами разрешили! — мне стало обидно: кто недавно говорил, что отменяет правила… приличия⁈

— Как разрешил, так и обратно запрещу. Коли что от деревни останется. В двадцать третьем горели, в сорок третьем горели, в пятидесятых тоже, в девяностых несколько раз… привыкать что ли? Доломают — отстроим!

Из дома тихони баб-Лёны тоже доносился не Эдуард Хиль, а гроул какого-то из любимых металлистов старушки. Или не металлистов… думаю, баб-Лёна и сама погроулить рада, глотка у волков мощная. Мысль «купить бабуле электрогитару» была сперепугу отметена как дурацкая, но вытащена обратно в список обязательных дел: хобби надо поощрять!

Я выскочил на середину дороги, и тоже взвыл, подражая интонациям вожака. Вот только из всей реакции — несколько таких же взвывших, и смеющийся взгляд деда Кости, который сразу раскусил мой план! Ну да, не по зубам тебе пока ошейник вожака, щенок…

Оставалось только ждать, и пытаться помочь оставшимся адекватным, которые не стали участвовать в разрушении деревни.

Примерно к следующему утру успокоились последние буйные. Ленка забыла напрочь о своей хандре, зато огрызалась так, что поставила бы на место и Фёдора. Почти каждый дом сверкал хотя бы одним треснутым или выбитым окном. Количество разноцветных мохнатиков пополнилось на ещё шестерых: любители рисовать на стенах этим не ограничились, зато красноречие помноженное на дурость выдало нам отряд «волков-гамми»: как это в Интернет не слили, понятия не имею, должно быть дед Костя включил из своего подвала глушилку вай-фая. А я вспоминал, как мне снова снился дядя Фёдор: «Ты что, так думал меня наружу вытащить? Лёшка, ты не обормотень, ты балда. Когда захочу, тогда и выйду, а меня пока всё устраивает!»

Действительно, дом Фёдора тоже пострадал, а буйный Виталик ещё и дверь выломать умудрился, но затворник просто поставил эту дверь поперёк проёма, и ушёл дальше спать; пока мы бесились, он сидел… и грыз чипсы, наверное!

Волчья деревня понемногу просыпалась, и ужасалась содеянному: мохнатый ураган в тридцать с лишним хвостов пронёсся по садовому товариществу. Огороды вытоптаны, окна побиты, про вандализм вообще молчу: оказалось, эти зануды не просто так сидят, и не высовываются! Стоило им спустить Зверей с поводков, как желание «повеселиться» раскрылось по полной! С перебором даже по моим меркам.

Санька, опять уставший, с зелёными волосами (чтобы его, и не затащили в отряд «волков-гамми»⁈) выполз из дома, и посмотрел на меня жалобно: можно, чтобы всё было по-старому? Скрепя сердце, я кивнул: признаю, был тоже не прав. А на словах дополнил:

— Собирай всех, пойдём гигантский субботник устраивать…

— Опять в волчьих формах?

— Да хоть бы и в них. Некоторым это только на пользу пойдёт.

Честно признаюсь: идея не была лишена смысла. Волками мы все сильнее и ловчее, чем людьми, а ещё, на примере Саньки, я уже увидел, как перебесившийся буйный хаски обретает рассудок. За время уборки мы оценили ущерб: если по старым меркам, то проще было бы бросить эти руины, и уйти на поиски нового, пока не разрушенного посёлка.

Бедные кустики цветов и овощей, давленые помидоры вперемешку с обломками поливалок, почти все отправлялись в компост. Трое волков лежали в травмпункте: Виталик с сотрясением внезапно обнаружившегося мозга, гений-акробат с неудачным сальто с крыши, и Гвидон, как прозвали ошалевшего мохнатика, застрявшего в бочке, и случайно прокатившегося в ней до самой речки.

Я принял сторону адекватных, и громко рявкал на всех, кто пытался снова устроить кучу-малу, в результате некстати оттаявшего чувства юмора: итогом стало непонимание самого себя, смутившиеся соседи,