Прайс-лист для издателя - Чингиз Абдуллаев

– Я буду тебя ждать, – поддержал эксперта Дюнуа, – можешь на меня рассчитывать. Я не уеду из Франкфурта, пока ты не скажешь, что мы можем покинуть отель, и готов помогать тебе в поисках неизвестного убийцы.

– Спасибо, – кивнул Дронго.

– В конце концов, – добавил Дюнуа, – мы все твои должники.

Глава 11

Дронго прошел к экспозиции боснийской делегации, где опять увидел сидевшего за столом Халила Иззета, который что-то писал. Рядом сидел мужчина лет сорока, почти лысый, если не считать редких волос, которые он зачесывал слева направо, чтобы создавать видимость прически. Оба подняли головы при его появлении.

– Добрый день, – вежливо поздоровался Дронго, – я хотел бы поговорить с вами, уважаемый Халил.

– Мы, кажется, знакомы, – не очень уверенно произнес поэт. Он уже забыл, как они вчера познакомились.

– Нас вчера познакомил Керим, – напомнил Дронго.

– Да, да, конечно, – обрадовался Халил Иззет, поднимаясь с места и пожимая ему руку. – Господин Динго?

– Нет, Дронго, обычно меня так называют. Простите, что отвлекаю вас от работы, но у меня к вам очень важный разговор.

– Да, конечно, – Иззет посмотрел на сидевшего рядом мужчину, и тот, поднявшись, отошел в сторону. – Это сотрудник нашего МИДа Аржан Милутинович, – пояснил он. – Чем могу вам помочь?

– Дело в том, что на ярмарке произошла трагедия, – начал Дронго, – погиб один немецкий книгоиздатель.

– Очень жаль. Автомобильная авария?

– Нет, несчастный случай. Но дело в том, что он оказался бывшим сербским гражданином. Даже не сербским, а родился в Сараево, в Боснии.

– Неужели? – удивился Халил Иззет. – Здесь был немецкий издатель, который родился в Сараево, и я ничего о нем не знал? Этого просто не может быть!

– Его звали Марк Ламбрехт, а в Югославии он был известен под именем Марко Табаковича, – сообщил Дронго.

– Впервые слышу, – попытался вспомнить Халил Иззет. – Нет, я абсолютно точно никогда не слышал эти фамилии.

– Этот человек родился в Боснии и жил там примерно до тридцати лет. У вас не такая большая республика; может, кто-то из ваших его знает?

– Мы можем спросить, – согласился Халил Иззет, – сейчас я их позову. Когда он уехал из Боснии?

– Примерно пятнадцать лет назад.

– Тогда Лейлу можно не звать. Она была еще ребенком, а Аржана и Салеха позову. Сейчас они подойдут, – и он достал мобильный телефон.

Через несколько минут к боснийской экспедиции подошли Аржан Милутинович и Салех Каримович. Салех был коренастым, темноволосым, с пышными усами, мужчиной лет сорока.

– Господин Дронго спрашивает насчет нашего бывшего соотечественника, – пояснил Халил Иззет, показывая на Дронго. – Тот жил у нас в Сараево и погиб здесь, в Германии, в результате несчастного случая. Он работал издателем. Может, кто-то из вас его знает. Как его звали?

– Марк Ламбрехт, – напомнил Дронго.

Аржан и Салех переглянулись и пожали плечами. Они никогда не слышали это имя.

– Он родился в Сараево в шестьдесят пятом, – продолжал Дронго, – а у вас он был известен под именем Марко Табаковича.

Когда он назвал это имя, Аржан вздрогнул. И не просто вздрогнул – он даже сделал шаг назад, словно отшатнувшись. И все это заметили.

– Вы знали такого человека? – спросил Халил Иззет.

Аржан растерялся, не зная, что ответить.

– Почему вы молчите? – не выдержал Халил Иззет.

– Я о нем слышал, – пробормотал Аржан.

– Что именно слышали? Он был известный издатель? Не может быть, чтобы он работал у нас в Сараево, а я бы ничего о нем не слышал, – нервно произнес Халил Иззет.

– Он был командиром батальона в полку Радислава Крстича, – вспомнил Аржан. – Его сразу запоминали, так как он получил в девяносто третьем году ранение в ногу и сильно хромал. О его семье рассказывали неприятные вещи, поэтому я и запомнил.

– Какие неприятные вещи? – спросил Дронго.

– Зачем вам это нужно? – поморщился Аржан. – Это было много лет назад.

– Раз вас спрашивают, значит, это важно. Что произошло с его семьей?

– В сентябре девяносто второго года отряд боснийских мусульман под руководством Насера Орича захватил сербское село Подраванье, – мрачно заговорил Аржан, – и уничтожил всех, кто там находился. Женщин, стариков, детей. Говорили, что в этом селе жила старшая сестра Марко – Любица. Ее убили вместе с детьми и мужем. Точнее, убили не сразу, сначала изнасиловали на глазах у мужа, а потом убили всю семью. Так говорили люди…

– Как вам не стыдно передавать такие сплетни нашему гостю, – возмутился Халил Иззет. – Почему, Аржан, вы не хотите говорить всей правды?

– Потому что у него отец серб, а мать боснийка, вот его и тянет в разные стороны, – заявил Салех.

– Вы сами позвали меня сюда, чтобы я рассказал вашему другу об этом Табаковиче, – напомнил Аржан.

– Что значит «всей правды»? – уточнил Дронго, уже обращаясь к Халилу Иззету.

– Когда там шла война, боснийские сербы захватили эту территорию вместе с городами Сребреница и Жепа, – сообщил Халил Иззет, – а потом боснийцы отбили эти города и держались в них до лета девяносто пятого. Обе стороны устраивали засады, нападая и убивая мирных жителей. А все кончилось тем, что в Сребреницу вошли части генерала Младича и вырезали всех мужчин. Поголовно всех, от тринадцати и до семидесяти семи лет. Я не оправдываю действий отрядов Насера Орича, я просто говорю, что зверства были с обеих сторон.

– Как обычно бывает в любой гражданской войне, – задумчиво произнес Дронго.

– Что они говорят? – теперь уже возмутился Салех. – Мой брат воевал в составе отряда Насера Орича; это была не банда, а наши защитники. Они защищали мирное население от армии Сербской республики. И вы еще смеете называть их бандитами! Благодаря им у нас сегодня есть наше государство. – Салех путал сербские, русские, турецкие слова, и было заметно, как он волнуется.

– Давайте успокоимся, – предложил Дронго. – Вы лично знали Марко Табаковича?

– Нет. И никогда не слышал. Я в это время был на юге. А мой брат был в Жепе и все видел своими глазами. Да, там погибали сербы, но боснийцев убивали тысячами. И еще Сараево был в полной блокаде. Спросите Халила, он подтвердит; он был там в это время.

– Да, – кивнул Халил Иззет, – мы находились практически в полной блокаде.

– Я не говорил, что оправдываю действия солдат Крстича, – вставил Аржан, – я только вспомнил об убитой сестре Табаковича.

Они обернулись, увидев стоявшую у стена Лейлу Азизи, которая напряженно вслушивалась в их разговор.

– Не нужно тебе здесь стоять, – сказал Халил Иззет, – мы говорим о неприятных вещах, девочка. Тебе лучше уйти.

Она забрала две книги и отошла в сторону.

– Значит, Марко Табакович принимал участие в войне в отряде Крстича? – уточнил Дронго.

– Да, он был командиром батальона. Но в девяносто пятом все говорили, что его убили. Во всяком случае, о нем больше никто и никогда не слышал. Я не знал, что он переехал в Германию и стал издателем.

– Вы видели его здесь, на ярмарке?

– Не знаю. Может, и видел, но я его все равно не знаю, – пожал плечами Аржан.

– А я бы плюнул ему в лицо, если бы увидел, – гневно заявил Салех. – На нем столько крови невинных людей! Боевики Младича и Крстича убивали всех подряд, никого не щадили.

– Говорили, что у него на лице был страшный шрам, – вспомнил Аржан, – след от пули. Еще он сильно хромал. И был самым жестоким командиром среди всех остальных. Но потом куда-то пропал, и никто не знал, куда он уехал.

– Понятно. Спасибо вам за помощь.

– Вы думаете, он на самом деле умер, – спросил Халил Иззет, – или это был человек, только похожий на него?

– Не знаю. Нам сказали, что это бывший гражданин Сербии Марко Табакович, родившийся в Сараево.

– Они все потом сбежали в Сербию и там прятались, – снова вмешался Салех, – и Карджич, и Павич, и Крстич, и ваш Табакович. Только это им все равно не помогло. Их всех нашли и выдали трибуналу, чтобы он осудил бандитов.

– Извините меня, Салех, но действия людей Насера Орича были ничуть не лучше, – заметил Аржан. – И те, и другие практиковали насилие и убийства невиновных.

– Мы защищались, а сербы нападали… Что с вами говорить, – разозлился Салех, – вы всегда были больше сербом, чем боснийцем.

– Мы все были гражданами одной страны, – возразил Аржан, чуть покраснев, – просто я пытаюсь быть объективным. Убийство любого человека есть акт противоестественный и дикий; тем более если убивают стариков, женщин и детей.

– Вы просто отсиделись где-то в те годы и даже не знаете, как нам было трудно, – с горечью проговорил Салех. – Или вы ничего не знаете про Сребреницу?

– Знаю. И я входил в группу сотрудников, которые помогали экспертам ООН проверять все документы, – гордо заявил Аржан. – Именно поэтому я с полной уверенностью говорю о происходивших событиях как о трагедии и сербов, и боснийцев.