Бумеранги. Часть 2 - Варвара Оськина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она воображала, что серость впиталась в некогда яркие улицы, стёрла номера домов и растворила в себе фонарные столбы. Остались только застывшие во времени высотки, которые, подобно перстам судьбы, прорезали плотные облака. А те клубились прожорливыми кавернами и будто давили своим плотным маревом. Город, и Джил вместе с ним, вымер, истончился вгладь высоких стен и застыл ослепшими окнами цивилизации. Всё казалось зыбким, мутным, никаким и полнилось тягучими мыслями, от которых часто веяло затхлостью. Словно не существовало никогда человека-Джил, а только гудящая пустотой оболочка.
Ребята странно оглядывались, Энн поджимала тонкие губы и поправляла большие очки, а Бен… О, вот на этом моменте из тумана выплывала отдельная причина для размышлений, но думать пока об этом было сложно.
С того самого утра, когда истощённый лихорадкой организм выдал нежданную исповедь, Бен больше не оставался с ней на ночь. Он приходил утром, уезжал далеко после полуночи, почти не спал, не ел и смотрел так внимательно… Словно чего-то ждал, а она никак не могла догадаться. Джил не знала, когда Рид уходил, не слышала шорох одежды или щелчок замка. Но в один момент вокруг становилось так пусто, будто что-то отняли или грубо забрали. И тогда она открывала глаза, а потом долго пялилась в потолок, пока в голове вертелась мелодия, которую часто напевал Бен во время полуночных бодрствований.
Джиллиан не понимала, что происходит с ним или с ней, но никого не винила. Как можно разобраться в чужом человеке, если она сама не узнавала себя? И всё же Бен постоянно был рядом. В поездках или на встречах, на митингах или у журналистов. В конференц-залах отелей, за декорациями телевизионных эфиров, в самолётах, метро, между съёмками или встречами, утром и вечером, ночью и днём. Да, он не поднимал трепетных тем и не позволял себе больше положенной вежливости, словно не шептали они безумных признаний, не целовали ошалевшие губы, не ссорились, не мирились, не искали ответы в невольных мыслях и отражении глаз. Будто что-то провело между ними черту, если не убив чувства Бена, то вынудив их опасаться.
Впрочем, была ли граница такой уж незримой? Такой неизвестной? Или же Рид наконец-то открыл глаза и принял всю неприглядную правду?
Это случилось несколько дней назад. Вернувшись то ли из Куинси, то ли из Рокфорда и устав смотреть на туман, Джил присоединилась к Бену на кухне, где готовился ужин. Отныне она жила по строгому расписанию – еда, сон, новости, односторонние диалоги Бена с вялым вкраплением её неуместных и отчего-то скабрезных реплик, и поездки… поездки… поездки. Рид не пропускал ни одного пункта и знал, что если не будет рядом, то подопечная тут же перестанет есть, спать и, возможно, даже дышать. Постнаркотическая депрессия делала своё дело. И хотя оба знали – это пройдёт, легче не становилось. Только хуже.
В последние дни Джил отказывалась выходить из квартиры, пропускала эфиры и предпочитала прятаться дома, чем неизменно доводила Бена до бешенства. Он ругался, спорил и хлопал дверями, а потом долго отсиживался в своём углу рядом с книжными полками. И пока Рид в обратном порядке считал список текущего созыва Конгресса, Джиллиан отупевши смотрела в окно. Так что, когда она испытала внезапный порыв помочь с овощами, Бен тщательно скрыл свой оптимизм.
Меланхолично нарезая морковь, Джил вновь и вновь возвращалась к своим вялым мыслям. Однозначно было бы проще, уйди Бен тогда сразу. Потому что стыд, который накрывал каждый раз, стоило Джиллиан вспомнить о своём поведении в ванной, был просто невыносим. Страшно подумать, что было бы, поддайся Рид на убогую провокацию. И хотя куртизанка из Джил вышла хуже, чем даже жена, она не сомневалась, что Бен хотел. Видела взгляд, ощущала рукой совершенно очевидное возбуждение, чувствовала, как он дёрнулся к ней и тут же немедленно замер. Видимо, именно потому он теперь каждый раз отстранялся и отводил взгляд, стоило их прикосновениям задержаться чуть дольше положенного. Похоже, Бен действительно не хотел иметь с ней ничего общего. Но было же… Было!
Фыркнув от досады на собственное поведение, Джил раздражённо дёрнула ножом и тут же зашипела от боли в порезанном пальце.
– Дерьмо! – тихо выругалась она, ошарашенно глядя на рану.
– Всё в порядке.
Бен быстро вытер руки о полотенце и протянул ладонь в молчаливой просьбе немедленно показать ему нанесённый ущерб. Право слово, реши Джил самоубиться, то выбрала бы что-нибудь поинтереснее четвертования. Хотя, о чём она. Позор с бритвой, о котором, слава богу, не знал никто, кроме неё, всё ещё стоял перед глазами. Позавчера она пыталась порезать вены безопасным Gillette, а потом долго в беззвучной истерике хохотала над собственным ничтожеством.
Тем временем Рид легко пробежался по ране, подушечкой стёр каплю крови и чуть задержал в руках ладонь, совершенно машинально выписывая большим пальцем привычные круги и полумесяцы. Но затем он поднял взгляд, и Джиллиан застыла. С каким-то несвойственным волнением она ждала, что вот сейчас! Прямо в это мгновение, которое раньше он никогда бы не упустил, Бен поцелует или скажет очередное ехидство, обнимет, пошутит, сделает хоть что-то! Но вместо всех взметнувшихся в сознании фантазий он лишь ободряюще улыбнулся, а Джил лишилась последних кусков сердца. Да горите же в аду все её принципы!
– Твои мышцы ещё не восстановились. Видишь дрожание? Это парез. Надеюсь, остаточный, а не… – Бен хотел добавить что-то ещё, но передумал и отвёл взгляд. – Схожу за пластырем.
Джил поджала губы.
– Я сама, – немного грубо ответила она и выдернула пальцы из осторожной хватки. Мельком взглянув на чадящую сковороду, она фальшиво улыбнулась. – Мясо пригорит.
Бен промолчал и лишь проводил её опять тем самым взглядом.
В ванной Джиллиан принялась раздражённо хлопать дверцами в поисках злополучного пластыря. Она отодвигала банки с пеной и нераспечатанными гелями для душа, шуршала невесть как очутившимися праздничными упаковками и перебирала картонки с саше. С нарастающим негодованием Джил пыталась понять, куда могла запропаститься целая упаковка чёртового пластыря. А потом, за очередной коробкой с салфетками, по стеклянной полочке нарочито медленно прокатилась белая капсула. Она липко стукнулась о нижнюю стенку шкафчика, на
