Православие для многих. Отрывки из дневника и другие записи - Александр Ельчанинов

Ст. 14. Расспроси друга, может быть, не говорил он того; и если сказал, то пусть не повторит того.

Ст. 16. Не всякому слову верь.

Ст. 17. Иной погрешит словом, но не от души; и кто не погрешал языком своим?

Особенно важно последнее – кто не погрешил словом? Как часто мы говорим злые, обидные, лживые слова в раздражении, малодушии, легкомыслии, слабости или одержимые другим грехом – кто считает себя свободным от этих грехов.

Как любить врагов? Мы неуязвимы для зла, когда мы в панцире Духа, когда зло людей до нас дойти не может, когда мы с жалостью и любовью смотрим на причиняющих нам зло. Это так же, как не страшно быть на морозе с запасом тепла внутри, например, после пробега на лыжах.

Не надо смешивать это состояние беззлобия с самодовольной забронированностью от мира.

Анализ покаяния – боль от греха, отвращение от него, признание его, исповедание, решимость и желание избавления, таинственное преображение человека, сопровождаемое слезами, потрясением всего организма, очищением всех этажей души, чувство облегчения, радости, мира.

Нет ничего случайного на свете. Тот, кто верит в случай, – не верит в Бога.

Чисто моралистическое отношение ко злу в себе, стремление к самосовершенствованию есть поверхностное и совершенно бесплодное занятие. Если мы без Бога увидим всю бездну зла в себе, положение наше покажется нам безвыходным. Если же мы понадеемся помимо Бога достигнуть полной праведности, то это нас уведет в другой тупик – самообожения.

Выход возможен и в том и в другом случае – в признании Божьей руки над нами.

Путь ко Христу для всех нас – отвержение своего человеческого естества, смирение – Ему должно расти, а мне умаляться (Ин. 3, 30), радоваться, слыша голос Жениха. Идя ко Христу, нельзя миновать подвига Предтечи.

Если мы примем решение во всем всегда следовать голову совести, так как это голос Божий в нас, то эта решимость разовьет в нас утерянный орган богообщения.

Понятно, почему протестующими, беззаконниками, врагами Божества являются Каин и его потомство, Хам и все духовные «хамиты». «Закон Божий» – это не их закон, он чужд и даже отвратителен им. Напротив, кроткие по духу «сыны Авеля» видят в законе божественном нечто свое родное, чему они добровольно и охотно покоряются, так как они «сыны Божии»; как мы, например, охотно подчиняемся традициям нашей семьи, школы, обычаям нашего народа.

Каин и Авель (Исав и Иаков) – родоначальники двух типов людей: кроткие, пассивные и непредприимчивые «авелиты» и воинственные, активные, изобретательные «каиниты»; в частности – славяне и западные европейцы.

«Эллинизм» у святых отцов: у святого Григория Богослова «я достиг аттического совершенства» (письмо 128); непрерывно цитирует Гомера, Пиндара, стоиков, Платона, вспоминает об Афинах.

Сократ по душевному своему складу православен; одна из существенных черт Православия – озаренные благодатью сердца в глиняных сосудах (2 Кор. 4, 7). То же пленяет и у Сократа.

Сегодня, объясняя мистику Сократа, я наткнулся на такой образ. Как он заставлял «рождать» своих собеседников собственную мысль. Своими вопросами он создавал страшно разреженную атмосферу вокруг своего собеседника, он уничтожал все ответы и решения, взятые готовыми, со стороны, наконец, собеседник чувствовал себя как мышь под колоколом воздушного насоса, он идейно задыхался и с напряжением и натугой рождал в эту пустоту свою мысль.

В эвристическом методе Сократа поразительны смирение и кротость. Вместо того чтобы сразить оппонента одним резким ударом – терпение матери, ведущей ребенка, подымающей его много раз и опять направляющей.

Всякое богословствование, познавание учения Церкви имеет смысл, даже больше – возможно, только от полноты любящего и верующего сердца. Тогда оно плодотворно, осмысленно, жизнеспособно и тогда оно – естественное следствие живущей во Христе души.

После грехопадения человек утерял и способность познания Бога, как вообще утерял себя, и только пришествие Спасителя в мир дало человеку возможность восстановить свою способность Богопознания.

Есть два вида нечувствия: первое – натурального плотского человека, сытого, благополучного, второе – нечувствие человека грешного, падшего.

Первый не знает духовной области, второй выпал из нее. Первый не дорос, второй – потерял.

Как радостно бывает видеть явные плоды действия на душу веры, любви ко Христу. Вот сегодня – признание N о том, что после его горя и обращения за помощью в Церковь, он чувствует себя совершенно преображенным: то, что было привычно скучно, почти мертво, наполнилось живым реальным содержанием, весь мир зазвучал по-иному. Да, только опыт, единственно собственный опыт может привести к этому чувству жизненности и правды Церкви и учения Христова. И как ни горько сказать – страдания обычный путь к этому.

Для людей нашего строя жизни смерть является неожиданностью, нелепостью, она никак не гармонирует и не вяжется со всем предшествующим. А так как смерть – явление высшего божественного порядка, то значит весь строй нашей жизни не вяжется с строем божественным.

Смерть всегда зло и ужас, будет ли это смерть старца или ребенка, грешника или праведника. Смерть всегда победа дьявола, временная, но все же победа. Тело наше, созданное для бессмертия, подчиняется злому закону смерти, отделяется от души, распадается, разлагается, обращается в ничто.

Грехом смерть вошла в мир – она входит в нас с детских наших лет, она бороздит морщинами греха лицо, заставляет погасать живой огонь глаз, делает расслабленным тело. Но Христос – победитель смерти и ада, и в деле Христовом самое главное – это победа смерти воскресением: Если Христос не воскрес, то наша вера тщетна (ср.: 1 Кор. 15, 14).

Истерия есть разложение личности, и оно освобождает огромные, пагубные своей разрушительной силой количества энергии, как в распадающемся атоме.

Наша любовь к Богу уже есть для нас лично, в нашем опыте – Его утверждение. Наша любовь к Богу есть Сам Бог в нас; и субъективно ощутив эту любовь в себе, мы уже этим самым признали Бога.

Этот опыт любви – единственный путь, верный и самоочевидный. До этого движения сердца человек глух и слеп ко всему, даже к чуду. После же ощущения Бога в себе ему не нужны и чудеса – чудо уже совершилось в нем самом.

В шествии Христа, встречаемого восторженными толпами, таилось трагическое недоразумение – Христос шел на вольные страдания, а толпа приветствовала начало Его земного Царствия. Люди поражены были чудесами, они насытились хлебами, они жаждали власти над собой и авторитета.

Христос мог бы теперь все сделать в пределах «мира сего», но люди, неся Ему поклонение и почести, не принесли главного – прошедших через покаяние, обращенных, преображенных душ.

Как же мы встречаем Христа? Не ждем ли мы от Него хлеба, чудес в материальном плане и не остаемся ли в прежней, плотской, суетной жизни? Но мы имеем больше, чем те, мы имеем Голгофу, Крест и Воскресение Спасителя, и это нас обязывает к иной Его встрече.

Принесем же и положим к Его стопам наши сокрушенные о своем грехе сердца, жажду очищения и участия в «жизни будущего века».

Неоконченное письмо к N.

…Если в нас есть хотя бы слабое влечение к духовному, то как бы мы ни были погружены в рассеянную и многозаботливую жизнь, с трепетом и надеждой мы ждем наступления великих дней покаяния и каждый раз надеемся ступить на эту таинственную лестницу, возводящую наши сердца к небу.

Вот наступают великие и печальные дни поста, и мы после исповеди и Причастия, очистившись душой, пережив умиление, слезы, почувствовав в себе новые силы, принимаем решение начать новый образ жизни. Но обычно в самый же день Святого Причастия мы срываемся на пустяке, торопимся исправить ошибку, делаем новые промахи все в большем количестве и, наконец, махнув рукой, погружаемся в безболезненную привычную греховность на весь год. Но вот снова близок пост, и при одной мысли о нем начинает снова оживать наш «внутренний человек», возрождается надежда, и мы снова ждем спасительных и благодатных дней поста с волнением и упованием на окончательное и прочное восстановление нашей вялой и грешной души. Но между этими намерениями и истинным покаянием лежит трудно проходимое пространство множества препятствий. Не буду говорить о препятствиях внешних – обремененности делами, заботами, о тысячах внешних причин – эти препятствия, как бы ни были велики, преодолеваются, если есть в нас какое-нибудь внутреннее горение, жажда очищения и добра к этому воля.