Московские загадки - Нина Молева

Современники были единодушны: большая роль принадлежала в этом хозяйке дома, одной из первых русских поэтесс. В своем «Опыте исторического словаря» Н.И. Новиков писал о ней: «Хераскова Елизавета Васильевна – любительница наук, одаренная острым и проницательным разумом и великими способностями к стихотворству. Слог ее чист, текуч, приятен и заключает в себе особливые красоты». Не случайно посвящал ее творчеству свои строки А.П. Сумароков.

Гости Херасковых сходились в их доме раз в неделю для чтения своих произведений. Многие из них показывались потом в литературно-сатирическом журнале «Вечера», который издавался хозяевами. «Дом их, – вспоминает один из современников, – всегда был открыт для всякого, кто имел стремление к просвещению и литературе, и все молодые люди, преданные этим высоким интересам, составляли как бы семейство их».

С отъездом Херасковых в 1770 году в Петербург – императрица предпочла положить конец влиянию писателя на литературную жизнь Москвы, дав ему назначение в столицу, – история дома как будто завершилась. Между тем спустя сто с небольшим лет она снова коснется некогда превосходно отделанного, всегда переполненного гостями особняка. В восьмидесятых годах XIX века здесь располагается известная типография В.В. Давыдова и редакция журнала «Зритель», в котором сотрудничали трое братьев Чеховых – Антон, Александр и Николай. Будет занимать дом и Общество любителей художеств, устраивавшее так называемые «периодические выставки» для посетителей и «пятницы», где ставилась натура, для художников. Бывали на «пятницах» Н.Н. Ге, В.Д. Поленов, братья Владимир и Константин Маковские, часто заходил П.М. Третьяков.

Тверская, дом № 14.

В херасковском доме и сегодня проглядывают черты XVIII столетия. Их гораздо труднее угадать в доме с мезонином: надстройка 1930-х годов превратила всю южную сторону Пушкинской площади в единую по высоте фасадную стену, а недавно пробитый именно в этом особняке выход из метро и вовсе стер черты прошлого. Также на наших глазах исчезли все следы былого особняка Бекетовых, проект которого, со скругленным, выходящим на Тверскую углом, принадлежал самому В.И. Баженову (Тверская, 16). Херасков мог вспоминать в этих местах о первой поре своей московской жизни, для И.И. Дмитриева она неизменно оставалась действительно родным уголком.

У своего дяди по матери, П.А. Бекетова, поэт останавливался все свои молодые годы. Из многочисленных выраставших в бекетовской семье двоюродных братьев ему был особенно близок просветитель и книгоиздатель Платон, вместе с которым поэт учился в пансионе в Казани, П.П. Бекетову обязаны превосходным изданием своих сочинений М.М. Херасков, А.Н. Радищев, И.Ф. Богданович, В.А. Жуковский. Он первым серьезно занялся русской иконографией и немало сделал для «Общества истории и древностей российских», первым и многолетним председателем которого состоял.

Близким свойственникам И.И. Дмитриева принадлежал и соседний с бекетовским дом на Тверской, сильно изменивший с годами свой первоначальный облик (Тверская, 14). По сравнению с баженовской постройкой возведенный М.Ф. Казаковым дворец отличался редким великолепием. От Козицких, давших свое имя соседнему переулку, он перешел в составе приданого к князьям Белосельским-Белозерским. С 1824 до 1829 года в доме процветал салон знаменитой «царицы муз и красоты», княгини Зинаиды Волконской, урожденной княжны Белосельской-Белозерской. Здесь охотно бывали, читали свои произведения, слушали музыку и превосходное пение хозяйки А.С. Пушкин, Адам Мицкевич, А.А. Дельвиг, П.А. Вяземский, Д.В. Веневитинов, С.П. Шевырев, М.П. Погодин, братья И.В. и П.В Киреевские, С.А. Соболевский. Первое появление в салоне А.С. Пушкина хозяйка приветствовала исполнением его элегии «Погасло дневное светило», бесконечно тронув своим вниманием поэта. Пушкин ответил З.А. Волконской строками, посланными ей вместе с поэмой «Цыгане»:

Рукою нежной держишь тыВолшебный скипетр вдохновений,И над задумчивым челом,Двойным увенчанным венком,И вьется, и пылает гений.

И был в истории этого казаковского дворца вечер 26 декабря 1826 года, когда Москва прощалась с первой уезжавшей в Сибирь «русской женщиной» – М.Н. Волконской. И юная Мария Николаевна, «утаенная», по мнению многих современников, любовь Пушкина, слушала и не могла наслушаться музыки и стихов, которых ей должно было хватить на все бесконечно долгие и безнадежные годы жизни в Сибири. «Пушкин, наш великий поэт, тоже был здесь, – вспоминала она. – Во время добровольного изгнания нас, жен сосланных в Сибирь, он был полон самого искреннего восхищения, он хотел мне передать свое „Послание узникам“ для вручения им, но я уехала в ту же ночь, и он передал его Александрине Муравьевой». Гнездо поэтов, наши московские литературные мостки…

Дворец «Златовласой Плениры»

Так называл Гаврила Романович Державин очаровательную племянницу всемогущего Потемкина-Таврического Вареньку Энгельгардт, так отзывался о ее московском доме в начале Никитского бульвара, близ Арбатской площади (№ 8). Все, кто сколько-нибудь знал юную красавицу, блиставшую при дворе Екатерины Великой, ни минуты не сомневался, что Варвара Васильевна никому не даст распорядиться своей судьбой. Даже дядюшке, не обходившему вниманием своих племянниц, не родственным, зато приносившим вполне ощутимые материальные результаты. Варенька была любимицей – современники откровенно говорили, что «сиятельнейший» терял от нее голову, – и неизбежное расставание с ней в виде замужества, на котором настаивала императрица для соблюдения необходимых приличий, давалось Григорию Александровичу куда как не легко.

Женихи племянниц могли рассчитывать на богатейшее приданое, почему отбою от них не было. Но для Варвары Васильевны Потемкин наметил в жертву именно князя Волконского из ближайшего окружения императрицы – они вместе ее сопровождали во время Таврической поездки во вновь присоединенный Крым. Блестящий придворный был окончательно разорен, даже не мог рассчитывать ни на какое наследство и потому просто не решился бы отказаться от такого подарка судьбы. Но «сиятельнейший» просчитался. Волконский вспылил, наговорил дядюшке неслыханных дерзостей и наотрез отказался от позорного, по его выражению, предложения.

Варвара Васильевна Энгельгардт (Голицына).

Это его характер Лев Толстой воссоздаст в образе сурового старика-князя Болконского.

Матримониальные планы расстроились. Потемкин уехал воевать в Молдавию, а Варенька кинулась в ноги императрице испросить благословение на брак с ее избранником – вовсе не представительным, может быть, даже в чем-то смешным князем Сергеем Федоровичем Голицыным. Невеста не собиралась оставаться в Петербурге. Князь Голицын тем более предпочитал Москву, где начал строительство великолепного дворца. В жизни он имел две слабости – любительский театр и псовую охоту.

Сергей Федорович Голицын.

«Дивитесъ, сударик, что вчера ввечеру невесела была. Что за диво! Сами изволите знать, каков несносен для меня холод – никогда б с лежанки не сходила. А на софах отовсюду сквозные ветры. Да и то сказать, кабы такую шубку, как ваша, что из черных лисиц, тогда и холод не страшен, и веселиться можно, а то одна докука.

Никак изволили, душка моя, погневаться, што весело с графом толковали. Так ведь и вам – все приметили – за столом ваша соседушка куда как по мыслям пришлась. Оно верно, надобно иногда и старость утешать. Дама в летах преклонных, сказывают, весьма на выдумки способна бывает, а вы, батюшко, до новинок, известно, великий охотник.

Соскучилась, сердечушко мое, до тебе непомерно. Другой день глаз не кажешь и вестей не шлешь. Что за дела такие, чтоб и парой словечек не порадовал. Напиши, утешь, душа моя, о здравии, да пришли с руки тот перстенек с алмазом – ништо, што велик, зато по тебе дорогая память.

Котеночка, что изволили прислать, держу в постели. Больно утешен да ласков. Всё скуки меньше. На бале не была – куафёр не потрафил, да и туалеты не показались. Нy и бог с ними! Жду вас нынче ввечеру и спать нипочем не пойду, пока к крыльцу не подъедете. Тот-то будет веселье!»

«Небольшого роста, он был сложения плотного, чрезвычайно полнокровный; один глаз был косой, и он имел обыкновение его прищуривать, что придавало ему вид несколько насмешливый; улыбка выражала всегда добродушие. Кажется, кроме военной истории и стратегических книг, другого чтения не было; в хозяйственные дела не мешался. Играл в шахматы и всегда побеждал; осень и начало зимы было для него лучшее время: по целым он дням гонялся за зайцами. Склонности его были молодецкие. Смолоду был отчаянный игрок и часто проигрывался до последней копейки; выиграв несколько сот тысяч, он победил свою страсть и перестал играть; страсть к женщинам превратилась в постоянную любовь к одной. Благородство души неимоверное, оно не дозволяло зависти ее коснуться, несправедливость царя не изменила его чувства к России, и он сердечно радовался вестям из Италии и горевал о Цюрихе…