Точно как на небесах - Джулия Куин

– Знаю, но мне нужно было просунуть в нее ступню.

Подпрыгивая на здоровой ноге, он продвинулся еще на пару шагов.

– Чем это должно было кончиться?

Гонория вздохнула. Какой смысл притворяться, когда все представления о приличиях уже нарушены?

– Понятия не имею, – уныло ответила она. – Наверное, я ждала, что появится прекрасный принц и позаботится обо мне. Например, поможет дойти до дома, так, как сейчас я помогаю тебе.

Он искоса взглянул на нее:

– А зовут прекрасного принца…

Нет, он определенно сошел с ума, если полагает, что она назовет ему имя.

– Гонория… – с нажимом произнес Маркус.

– Его имя тебя совершенно не касается.

Он рассмеялся:

– По-твоему, мне нельзя доверить столь важные сведения?

– Я просто не желаю…

– Гонория, я пострадал по твоей вине.

Запрещенный прием. Зато действенный.

– Ладно, – сдалась она. – Если ты настаиваешь, пожалуйста. Это Грегори Бриджертон.

Маркус остановился и удивленно посмотрел на нее:

– Грег…

– Самый младший, – перебила она. – Я имею в виду, самый младший из сыновей. Тот, который не женат.

– Я понял, о ком ты говоришь.

– Прекрасно. Чем он плох?

Она склонила голову набок и выжидательно посмотрела на него.

Он ненадолго задумался.

– Ничем.

– Ты… Подожди минуточку, – растерялась она. – Ничем?

Ничем?

Он покачал головой и попытался сменить положение. Здоровая нога начала уставать.

– Во всяком случае, пока мне ничего не приходит на ум.

В самом деле, Грегори Бриджертон был далеко не худшим из возможных кандидатов в мужья.

– Неужели? – недоверчиво поинтересовалась она. – Ты не находишь в нем ничего плохого?

Маркус изобразил напряженную работу мысли. Очевидно, в этой истории ему отведена роль злодея. Или по крайней мере старого брюзги. Придется соответствовать.

– По-моему, вышеупомянутый джентльмен слишком молод, – сообщил он и указал на упавшее дерево, находившееся примерно в пяти ярдах от них. – Пойдем туда, хорошо? Мне нужно посидеть.

Они кое-как дохромали до цели. Гонория осторожно выскользнула из-под руки Маркуса, посадила его на бревно и только потом сказала:

– Он вовсе не так уж молод.

Маркус опустил глаза. Надо же, с виду нога как нога, а болит так, словно ее заковали в кандалы и вместе с ними запихнули в сапог.

– Но он еще учится в университете.

– Он старше меня, – упорствовала она.

Маркус взглянул на нее:

– Мистер Бриджертон в последнее время не пинал собак?

– Насколько мне известно, нет.

– Ну, так и быть. – Он в несвойственной ему экспрессивной манере махнул рукой. – Даю тебе свое благословение.

Она прищурилась:

– Разве я обязана получить твое благословение?

Боже, как с ней трудно!

– Не обязана. Однако оно никак не повредит тебе, правда?

– Да, – задумчиво произнесла она, – но…

Ему пришлось поторопить ее:

– Но что?

– Я не знаю, – отчеканила она, глядя ему в глаза.

Он подавил улыбку.

– Почему ты относишься ко мне с таким подозрением?

– О, я не знаю, – повторила она, на сей раз саркастически. – Вероятно, потому что ты весь прошлый сезон наблюдал за мной.

– Ничего подобного. Она фыркнула.

– Нет, наблюдал.

– Возможно, я пару раз посмотрел на твоих кавалеров… – Черт возьми, не надо было этого говорить. – Но на том дело и кончилось.

– Значит, ты все-таки следил за мной, – победоносно заявила она.

– Разумеется, нет, – солгал он. – Но не мог же я упустить тебя.

Она вытаращила глаза:

– Что ты имеешь в виду?

Будь оно все проклято! Чем дальше, тем хуже.

– Ровным счетом ничего. Ты была в Лондоне. Я был в Лондоне.

Не дождавшись реакции, он добавил:

– Мало ли дам, на которых я смотрел? Просто, кроме тебя, я никого не знаю.

Она застыла в полной неподвижности, вперив в него пристальный немигающий взгляд. Этот взгляд не предвещал ничего хорошего. Он свидетельствовал о том, что она слишком напряженно думает. Или слишком много видит. Маркус терпеть не мог, когда она вот так смотрела на него. Даже в детстве обычно веселая и озорная Гонория порой замирала, подняв на него свои необыкновенные лавандовые глаза, и он понимал то, чего не понимали ее родные, – она обладала способностью заглядывать в души людей.

По крайней мере иногда.

По крайней мере в его душу.

Он попытался отогнать от себя воспоминания. Ему не хотелось думать о ее родных, о тех временах, когда он сидел с ними за одним столом и был частью их мира. И о ней самой ему тоже не хотелось думать. Не хотелось смотреть в ее лицо и глаза. Как раз сейчас на всех лугах и полянах распускались дикие гиацинты. Каждый год в это время он вспоминал о ней, рассматривая даже не сами лепестки, а их лиловатое основание, в точности совпадавшее по цвету с глазами Гонории.

У него защемило в груди, стало трудно дышать. Он действительно не хотел обо всем этом думать.

Господи, почему она молчит? Именно теперь, когда ее болтовня пришлась бы как нельзя более кстати.

И тут раздался ее тихий голос:

– Я могла бы представить тебя.

– Что? – не понял Маркус.

– Я могла бы представить тебя, – повторила она, – нескольким юным леди. Ты же сказал, что никого не знаешь.

Боже милостивый, мало ему хлопот с лондонскими дамами! Разумеется, он был представлен каждой из них. Но разве «быть представленным» и «знать» это одно и то же?

– Я буду счастлива познакомить тебя с ними, – доброжелательно сказала она.

Доброжелательно? Или с жалостью?

– Не стоит, – резко ответил он.

– Нет, конечно, у тебя достаточно знакомых…

– Мне просто не нравится…

– Ты находишь нас глупыми…

– Я не люблю пустые разговоры…

– Даже мне наскучили бы…

– Дело в том, – объявил он, желая покончить с этим беспорядочным диалогом, – что я ненавижу Лондон.

Он произнес это куда громче, чем собирался, и почувствовал себя глупцом. Глупцом, которому в скором времени придется разрезать свои лучшие сапоги.

– Ничего не выйдет, – сказал он.

Она явно озадачилась.

– Так мы никогда не доберемся до Фензмора. – Он видел, как ей хотелось сказать «я тебя предупреждала», и поспешил добавить: – Тебе нужно вернуться в Брикстен. Он гораздо ближе, и ты знаешь дорогу. – Маркус вспомнил, с кем разговаривает. – Ты ведь знаешь дорогу?

Надо отдать ей должное, она не обиделась.

– Мне нужно идти по тропинке до маленького пруда, потом подняться на холм, а там уже совсем близко.

Он кивнул:

– Пусть за мной приедут. Только не из Брикстена. Напиши в Фензмор. Адресуй записку Джимми.

– Джимми?

– Это мой старший конюх. Просто сообщи ему, что я на брикстенской тропинке в трех милях от дома. Он поймет, что надо делать.