Смерть в темпе «аллегро» - Константин Валерьевич Ивлев

– Куда собирался не знаете?

– Не могу сказать, не знаю.

– Возвращался?

– Не знаю, у слуг надо спросить, – ответил он и крикнул «Эй, сюда!». Прибежал камердинер, следом за ним в дверях появилась горничная.

– Митька вчера возвращался домой? – спросил князь. Слуги покачали головами.

– А утром? Вообще возвращался, как ушел? – позволил себе вопрос Филимонов. Снова в ответ качание головами. Васильевский жестом показал, что те могут идти.

– Ссорился с кем-нибудь в последнее время?

– С его-то характером? С половиной Петербурга сегодня поссорится, а завтра вечный мир, шампанское вместе пьют, – покачал головой князь. – Характер такой, не получалось на него долго сердиться.

– Насколько близкими приятелями они были с Алексеем Званцевым?

– Это странно, но довольно близкими. Характеры противоположные, но сдружились. Черт его знает на какой почве. Лешка-то он был тихий, скромный… Не то, что Митька.

– Можем осмотреть его вещи? – подытожил Уваров.

– Смотрите, – махнул рукой отец. – Наверх по лестнице, направо.

Втроем следственная комиссия поднялась в комнату покойного, но каких-то особенных улик не нашла: наполовину пустой ящик шампанского прямо около кровати (той же марки, что и на поляне), фотографические открытки самого непристойного содержания общим количеством более сорока. В довольно большом книжном шкафу лежали и, что странно, не пылились Милль, Менгер, «Сатирикон» Петрония и многое другое.

К чести покойного надо заметить, что собрание нецензурных сочинений в рукописных сборниках и нескольких томах эмигрантской печати лежали не просто так: на рабочем столе лежала тетрадь, где быстрым угловатым почерком было выведено «Дм. Пав. Васильевский. Опыт изучения русской неподцензурной литературы XVIII–XIX вв.».

Найти хоть что-то полезное для дела в комнате не удалось: ни дневников, ни заметок. Осмотр одежды показал, что покойный Дмитрий Павлович любил дорогие вещи – и только. Визитных карточек, писем также найти не удалось.

Когда сыщики вместе с профессором спустились вниз, его сиятельство встретил их с бокалом коньяка в руке.

– Я уже говорил вам, что помогу. Все, что требуется и что в моих силах – я сделаю… – рявкнул Васильевский-отец и залпом опрокинул всю рюмку. – Но если не найдете виновного, в порошок сотру. И вас, господин статский советник, и вас… – он мельком глянул на мундир Уварова, – господин надворный советник, и вас…

Он на секунду осекся. Филимонов и Уваров были при полном параде, в мундире и с орденами – а тут перед ним стоял какой-то субъект в сером штатском костюме-тройке, с цилиндром и тростью в руке.

– Вы кто такой? – недовольно бросил он.

– Я консультант по этому делу, – отозвался тенор, – профессор Каменев.

– И вас сотру, господин профессор, – заявил Васильевский. – Ищите, вашу ж…

Он повернулся к столу с коньяком, снова налил себе почти полный стакан. Когда следственная группа уже была в дверях, князь выдавил из себя не то крик, не то лай. Последнее, что они слышали – как звучно треснуло толстое богемское стекло коньячного бокала, столкнувшись с массивной дверью, и как оно, политое французским «Курвуазье», разлетелось по ковру тысячами осколков.

Глава 7

Напряженное молчание следовало за всеми троими, пока они не вышли из дверей особняка. Китайский дракон теперь показывал им на прощание язык: следственная группа стояла у дороги и ждала извозчика.

«Мне…» – начал Уваров, но за долю секунду до него первым начал говорить статский советник. Владимир Алексеевич замолчал – и потому, что заговорило начальство, и просто в силу воспитания.

– Вот нам очередной стимул работать быстрее и раскрыть это дело. У Павла Андреевича связи при дворе, – посмотрел на спутников Филимонов и начал медленно, но верно бледнеть. – Такие связи, что мы с тобой, Володь, будем расследовать кражу оленей в тундре. Таким будет наше следующее дело. А тебе, Николай, придется учить пению северные народности.

Тенор еще плотнее завернулся в осеннее пальто, которое он, впрочем, не снимал и летом. Мысль о поездке на Север давала следующую цепочку рассуждений: там холодно, следовательно простуда, следовательно нет голоса – а, значит, лучше повеситься заранее.

– Антон Карлович, это, конечно, безумие… Но в мире много безумия – взять хотя бы наше законодательство по финансовой части… – как обычно начал с китайских церемоний Уваров.

– Володь, давай короче. У тебя есть мысль?

– Есть. Его сиятельство мог убить этих двоих?

От неожиданности у Филимонова вырвалось негромкое «так…» на несвойственной даже ему контроктаве. Чего здесь было больше – ужаса или удивления – никто не знает. Причиной ужаса было то, что если ошибиться с подозреваемым и посадить князя, то расследование кражи оленей окажется не просто новым делом их жизни – такие дела им понадобится еще заслужить.

Что до удивления, то его причина была другой: «как я сам не догадался?» Горячий и неуравновешенный Васильевский элементарно мог повздорить с Дмитрием Павловичем. Как произошло убийство? Элементарно: в шесть утра Васильевский приехал к статскому советнику в поисках Митьки, получил ответ, что в списках задержанных Дмитрий Павлович отсутствует. После этого князь едет домой, там тоже не находит отпрыска и…

– Вот здесь проблема, – прервал свой поток мыслей Филимонов. – Как ему было знать, где искать Дмитрия? Алиби себе делал, думаешь?

– Мог. Вам сказал, что ничего не знает, что давайте ищите – а сам поехал и обоих укокошил. А теперь муки совести – вот и пьет коньяк, заглушает как может.

– Интересная картина. Знаешь, Володь…

Тенор, который, казалось, вообще не слышал диалога, прервал статского советника: «Антон Карлович, а вы хорошо Васильевского знаете?» Филимонов бросил в ответ, что встречались несколько раз. Уваров сегодня видел его впервые.

– Знаете, я тоже его вижу сегодня впервые. И мне кажется, что он тут не при чем.

– Интересное заявление, – дуэтом проговорили сыщики. Продолжил фразу Уваров: Это почему же? Время убийства не совпадает или что другое?

– Нет, видите ли… Причина иная. То, что я видел и слышал позволяет заключить, что его сиятельство имеет голову горячую и нрав бешеный.

– А, знаешь: ты прав в чем-то, – спросил Филимонов. – Хоть это и один из типичных портретов убийцы… Что ни день, как раз с такими сталкиваемся. Но в самом деле: ему просто недостает хладнокровия, умения держать себя в руках – а именно этого в нашем убийстве, как мне кажется, хоть отбавляй. Вот представь себе на минуту, что его сиятельство захотел бы нас сейчас убить. Как бы он это проделал? Неужели бы вынашивал две недели план, потом неделю готовился? Нет, конечно нет: его стиль – это схватить кочергу и избить до полусмерти, изрубить на куски топором или взять