Не та девушка (СИ) - Васина Илана

Сделать это на деле непросто, если не невозможно. Силищи у него немерено — будто я в медвежий капкан угодила.

К тому же опасаюсь, что от резких движений рассыплю все собранные травы. Если растеряю их сейчас, мне придется проходить то же пекло по второму кругу.

А еще боюсь, что платье, которое и так неприлично показывает щиколотки, задерется до самых колен… или даже выше. Тогда останется только сгореть от стыда. Или уйти в монастырь, если, конечно, после такого позора туда примут.

И все же… Не могу позволить с собой обращаться, как с бессловесной вещью! В ответ на мои дергания и бесконечные «отпусти!» он лишь сильнее сжимает в объятиях и строго приказывает:

— Не дергайся и донесу тебя в комфорте. Или… — в его глазах вспыхивают недобрые огоньки. Жесткие, колючие, от которых хочется съежиться и замолкнуть. Становится окончательно страшно от его «или», но заткнуть себя не даю. Наоборот бросаю вызов. Подзадориваю:

— Что «или»? Убьешь? Бросишь в лесу на растерзание диким зверям? Договаривай, раз начал!

— Я так понял, старших уважать тебя в детстве не научили, — цедит он с легкой досадой в голосе. Хмурится недовольно.

— Старших? Изволь не забывать! Ты мой слуга. И как старшая по иерархии, приказываю тебе сейчас же меня опустить! — на первой же фразе мой голос дает петуха, поэтому приказ выглядит как-то неубедительно. Одновременно изгибаюсь под немыслимым углом. Почти выскальзываю из его цепких объятий, умудрившись не вывалить наружу содержимое корзины.

— Что же… Раз по-хорошему не хочешь… — он подбрасывает меня, полностью дезориентированную, в воздух и совершив моим телом какой-то невозможный кульбит, опускает себе животом на плечо.

Добавляет бесстрастно:

— К твоему сведению. Старший тот, кто сильнее, мудрее и опытнее. Как минимум в текущей ситуации.

Если говорить о моей текущей ситуации, то она плачевна, даже более чем. Головой вниз беспомощно болтаюсь за его широкой спиной. В то время, как нижняя часть тела, попой кверху уложена у него прямо перед глазами. Хоть до дыр засмотрит, а поделать ничего не могу!

Мне так стыдно, что хочется завыть в голос. Барабаню кулаком по его спине, — второй рукой цепляюсь за свою корзину — но об его железные мышцы впору только камни дробить.

Непробиваемый, литой каркас. Мое запястье жалобно ноет уже после второго удара по спине, а ему моя молотьба, — наверно, что ласковые поглаживания.

Я ругаюсь, умоляю, кричу, пытаюсь пяткой лягнуть его по лбу, но толку ноль. Он лишь крепче вжимает в мускулистое тело мои бедра и продолжает идти, не обращая на громкие возмущения никакого внимания. Хотя в конце концов все-таки реагирует. Приказывает:

— Замолчи.

— Ага! Сейчас, — и набрав побольше воздуха в грудь, кричу изо всех сил.

Громко кричать трудно из-за дикой тряски и тяжелой пульсации в голове. Хродгейр как будто специально переходит на бег, поэтому мой вопль звучит рвано, отражая каждую толчок его ног.

Когда в горле противно першит от криков и кашля, требую:

— Отпусти. Мне нужно уединиться в кустики.

— Я мог бы сделать вид, что тебе верю. Потом дать тебе фору. Потом в два счета догнать. Но на эти забавы больше нет времени.

— Пеняй на себя. Я не смогу долго терпеть.

— На твои крики итак уже сбежалось все зверье в округе. Малейшая задержка — и мы не успеем убраться из леса до наступления темноты.

Словно в подтверждение его словам неподалеку раздается зловещее завывание, в которое дружным хором вливаются другие протяжные голоса. Их много и доносятся они отовсюду. В один миг из предполагаемой опасности хищники становятся непосредственной частью этого места. Угрозой номер один.

От мыслей об их зубастых челюстях и кровожадных инстинктах по коже бегут мурашки. Мне казалось, я была на грани истерики от страха похищения, но на самом деле то были цветочки. Вот сейчас — да. Дикий, животный ужас. Дрожащим от волнения голосом уточняю:

— Мы же успеем до темноты выйти из леса?

— Не факт.

— Тогда… Что с нами будет?

— Надеюсь, ты готова встретиться с предками.

Те спокойствие и серьезность, с которыми он упоминает скорую смерть, окончательно убеждают меня в его искренности. И потом… Хотел бы он воспользоваться моей беспомощностью, давно мог бы это сделать. Мне вдруг становится стыдно, что я ему мешала. Обуреваемая запоздалыми сожалениями, заявляю:

— Ну тогда я все-таки потерплю еще немного… Отпусти меня, ты устал. Я могу бежать за тобой, хочешь?

— Без обид. Скороход из тебя неважный. Если хочешь помочь, сделай милость, поменяй свое положение и больше не дергайся.

Оказывается, ему намного удобнее, когда я обхватываю его туловище со спины, цепляюсь руками за плечи и ногами за живот. Поза, конечно, тоже не слишком целомудренная, но выжить сейчас важнее, чем соблюсти приличия!

Я стараюсь прирасти к его спине, пока за нами охотится зверье, и с тревогой наблюдаю, как темнота охватывает все большую часть леса, и потихоньку догоняет и нас.

Внезапно прямо за нашими спинами раздается вой, прерываемый хриплыми рыками, и полукровка ускоряется, хотя казалось: куда уж быстрее! Цепляюсь за него изо всех сил, боюсь сорваться и упасть хищникам прямо в зубы. Мы больше не бежим, а стрелой несемся меж деревьев.

Оборачиваюсь. За стволами мелькают расплывчатые четвероногие фигуры. То ли волки, то ли стая диких, оголодавших псов, что еще хуже. Деревенские говорят, те обожают человечину.

Глава 22

Когда мне кажется, что мы спасены, когда в просветах между деревьями уже виднеются размытые очертания замка, за нашими спинами вдруг раздается свирепое «хррр». Обернувшись, с ужасом наблюдаю, как на нас несется страшная фигура с широко разинутой пастью.

Даже если бы я и хотела предупредить своего спутника об опасности, то успела бы лишь открыть рот и в ужасе распахнуть глаза.

К счастью, Хродгейру с его звериным чутьем мои подсказки не требуются. Он разворачивается прямо на бегу и за долю секунды отклоняется с траекторий летящего тела. Встречает прыгнувшего хищника резким, едва заметным движением рук. Извлекает противный хруст, и зверь тяжелым мешком валится наземь.

От резких рывков я слетаю с его спины. Полукровка едва успевает спрятать меня за себя, как на него снова летит огромная пасть. На сей раз мужчина отбрасывает его в соседнее дерево с такой мощью, что хищник, впечатавшись туда головой, замертво валится наземь. Затем еще один прыгнувший на нас зверь. И еще. И еще…

Перед глазами все так быстро мелькает, что я теряю нить происходящего в наступающем полумраке. Серая шерсть сливается с темной материей. Резкие выпады человеческих мышц растворяются в волчьих прыжках. Через минуту около нас лежит уже несколько бездыханных туш, но с каждой секундой живых прибывает все больше.

Полукровка раскидывает нападающих, не забывая отходить в сторону замка. Наше отступление к лесной опушке усеивается трупами животных. Теряю счет убитым, хотя по самым примерным ощущениям, их не меньше дюжины.

Вдруг все меняется. Теперь звери не нападают. Только группируются, как фигуры на шахматной доске, будто подчиняясь распоряжениям невидимого игрока.

— Ну вот. Додумались, наконец-то, — бормочет полукровка.

— Ч-что?

— Они готовятся нападать одновременно. Видишь, как заходят и сбоку, и спереди. До альфы дошло, что одновременно от нескольких особей нам не отбиться.

На глаза наворачиваются слезы бессилия.

Значит, это конец?

Значит, Ксимену надо было все-таки слушать?

Внезапно мужчина издает вой, ужасно похожий на волчий, шокирует и меня, и всю стаю как будто. Звери вмиг замирают, позабыв об атаке. Вострят уши и растерянно принюхиваются. Ничего не объясняя, Хродгейр резко хватает меня за руку горячими пальцами и буквально выдергивает в несколько огромных прыжков на открытую поляну перед замком.

Здесь нападения зверей можно не опасаться. Повинуясь какому-то негласному кодексу, лесные твари считают поляну чужой территорией и никогда не атакуют людей за пределами леса.