Сашка - Владимир Зюкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После поисков не тяжёлой работы он составил договор с совхозом на охрану картофельного поля, что простиралось возле кладбища. Он засунул в рюкзак полушубок, дырявые валенки, в тряпицу завернул краюху хлеба, соль и потопал со двора. «К Полине направился, пусть идёт, всё равно толку нет» – подумала Агафья Кирилловна. А дед, соорудив у родника шалаш, стал подкапывать картофель и печь его на костре. Соли взял он с собой достаточно, ручей был под боком. Ночью он подкидывал в огонь ветки, показывая ворам, что сторож не спит.
– Уже неделя, как старик ушёл к дочке…– поделилась Агафья Кирилловна с соседкой.
– Ты что, он же стережёт картофельное поле у кладбища, там и шалаш его, – прояснила ситуацию соседка.
Агафья Кирилловна удивилась. И подумала: «Надо хлебца ему отнести и маслица». Приготовив узелок, она позвала внуков.
– Отнесите, хлопчики, дедушке покушать, шалаш его у кладбища, найдёте?
– Найдём! – хором ответили внуки.
До кладбища было километра четыре.
– Пойдём на станцию, оттуда на товарняке покатим, там идёт линия в сторону совхоза, – предложил Вовка.
– Пошли! – согласился Сашка, загоревшись желанием прокатиться.
Но на ветке в сторону кладбища стоял лишь один вагон, и тот без паровоза.
– Придётся топать по шпалам, – вздохнул Вовка. – Этот путь мимо кладбища идёт.
– Откуда ты знаешь? – спросил Сашка.
– Мы катались здесь с ребятами, – важно ответил Вовка. – На ходу запрыгивали на ступеньку. Пошли…
– Вова, а вагон стоит на уклоне…
– И что?
– Стоит, потому что на тормозе.
– Понял… Пошли, знаю, где тормоз.
Они забрались на площадку открытого тамбура.
– Вот он. Сейчас покручу, – прошептал Вовка.
– Крути! – воскликнул Сашка. – Может, поедет…
К их радости, вагон стронулся с места и начал медленно ползти, постукивая на стыках. Уклон увеличивался, и вагон стал набирать скорость; вот из виду скрылись здание вокзала и поле станционных путей. А вагон катился и катился. Быстрым аллюром проехали кладбище. Но вот путь выровнялся, замелькали медленней шпалы, реже застучали колёса. Вовка вспомнил про тормоз, но вдруг послышался свист догоняющего паровоза. Вовка, держась за поручни, крикнул:
– Санька, паровоз догоняет, прыгаем!
Они скатились в траву, что росла у насыпи.
– Спрячь голову, – закричал Вовка. – Могут заметить!
Сашка вжался в землю. Когда мимо их, грохоча, проезжал паровоз, он втиснулся в землю, чтоб не заметили машинисты, которые, как он думал, будут бить долго и больно. Но паровоз прогрохотал мимо. Дети, испуганно оглядываясь, подались к картофельному полю. В узле звенели стекляшки, одна сторона его была мокрой и пахла растительным маслом.
– Давай развяжем, посмотрим, что там, – предложил Сашка.
– Нечего глядеть, всё и так понятно, – ответил, махнув рукой, Вовка.
Семён Рязанцев с радостью встретил внучат, усадил их на траву, накормил печёной картошкой, побранил за то, что разбили банку с подсолнечным маслом, и проводил их, попросив старухе передать:
– Скажите, пусть не ждёт, дома не появлюсь, пока не придёт прощенье просить; умру, а не приду.
Показав внукам, как ближе им дойти до дома, он взял в руки старую винтовку, всю облезлую, к которой, как сказали ему, патронов нет. Он пытался тогда возразить, что и не нужно тащить её в поле, но ему велено было принять оружие, как положено по сторожевому уставу. Вытащив затвор, он начал чистить тряпкой его, напевая старинную солдатскую песню, которую он пел в гражданскую войну: «Винтовочка, винтовочка, подруженька моя, на первой остановочке тебя почищу я». Но вскоре, бросив затвор, он стал чесать голову и спину. Однако зуд не прекращался. Тогда он снял с себя рубаху, и стал ловить ползающих по ней вшей. Собрался было потрясти рубаху, но, подумав, оделся. «Размножайтесь, бесовы дети, – зашептал. – Я вас не трону, потому что сгодитесь для дела большого». Сморщившись в улыбке, он продолжил чесать себя.
42
Август – время сбора урожая, но начались дожди. Пройдёт ливень, превратит почву в грязь, и лишь посмеет выглянуть солнце, как вновь наползают на него воздушные глыбы.
– Ты что, внучок, сидишь у окна? – спросила Агафья Кирилловна Сашку. – Не нравится такая погода?
– У меня кошки на душе от неё скребут, – серьёзно ответил малыш.
Агафья Кирилловна рассмеялась, ставя на кухонный стол тарелки.
– Расскажи, какая душа у тебя, а, Саня?
– Душа, как душа, – обиделся внук.
Из комнаты вышла Анна, заглянула в котёл, в котором бабка грела воду.
– Каково тяте, – сказала она, с укором взглянув на мать. – Шла бы, извинилась, разве так трудно?
– Ну, конечно! – вспылила бабка, – полечу, поклонюсь: приходи кровушку мою допивать. Не дождётся!
– Баба, баба! – крикнул Сашка, тыча пальцем в окно. – Деда идёт! Устал бедненький, с палочкой, дождь, а он в шубе.
Семён переступил порог, потряс бородёнкой и произнёс: «Здрасьте.»
– Здорово, чего не являлся? – без злости спросила Агафья Кирилловна.
– Сторожить надоело, а то бы до зимы не пришёл.
– Батюшки! – воскликнула, хлопнув в ладоши, Агафья Кирилловна. – Ты же целый месяц не мылся, кожа, видать, грязью на два пальца покрылась!
– Я специально не мылся, чтоб принести тебе кое-что.
Он бойко сбросил с себя полушубок, следом – грязный пиджак, грязную рубаху и принялся усердно вытряхивать тряпьё. На пол посыпались вши. Бабка заметалась по кухне, а Семён приговаривал:
– Вот тебе, сука, да чтобы они кровь твою высосали!
Тряс он одежду до тех пор, пока не закончился у него запас ругательств. Анна кинулась сметать веником насекомых на железный лист, прибитый у печи. А Сашка забрался на стол и испуганно таращил глазёнки на деда.
– Баба! – вдруг крикнул он. – Вошка залезла тебе на ногу!
Агафья Кирилловна, сбросив вошь, принялась уговаривать старика:
– Угомонись, Семён, не будь дитём малым, и так кучу наколотил.
Она посадила деда на лавку и заперла на защёлку дверь.
– Не закрывай, – сказал, косясь на жену, Семён. – Не удержишь, всё равно уйду.
– Потом, уйдёшь, – спокойным голосом возразила Агафья Кирилловна. – Отдохни чуток.
Пот катился каплями по щекам деда и терялся в бороде.
– Подай, старуха, полотенце! – захрипел он. – От жары сгорю, открой дверь, уморить хочешь? А то в окно выпрыгну!
– На пол пересядь, – подсказала Агафья Кирилловна. – Внизу прохладней.
Дед, послушавшись, сел на пол и поглядывал, как Анна раскалённым утюгом давит вшей.
– Всех не передавишь, – ехидно протянул он. – Вон ещё одна ползёт, да и не всех я повыбил. Ой, тошно мне…– Он застонал и вытянулся на полу.
Сашке показалось, что дед не дышит, и вспомнил, как он говорил: «умру, а не возвращусь!»
– Баба! – закричал он. – Дед помер!
Агафья Кирилловна выскочила из комнаты; вдвоём с дочкой они перенесли Семёна на кровать.
– Ничего не случилось, пошли, Анна, – сказала Агафья Кирилловна. – Отоспится, ещё злее будет.
Семён, щурясь, поглядывал на них.
– Чем старее, тем глупей становится человек, и не втолкуешь такому, что хорошо, а
